Как ощущают на себе продовольственные санкции производители сельхозтоваров, в интервью «Ведомостям» рассказал гендиректор группы «Русагро» Максим Басов
Нынешний год стал для производителей свинины в России годом сверхприбылей: сразу два крупнейших агрохолдинга объявили о начале выплаты дивидендов, среди которых «Русагро» — компания семьи сенатора Вадима Мошковича. Впрочем, накопленных «Русагро» денег хватает не только на то, чтобы воздать должное инвесторам, но и на реализацию агрессивной инвестиционной политики. Мы встретились с гендиректором компании Максимом Басовым, чтобы он рассказал о масштабных планах компании по завоеванию мировых рынков и о том, почему «Русагро» не боится санкций, девальвации и экономических встрясок.
— После резкого ухудшения финансовых показателей «Русагро» в 2013 г. компания по первому полугодию 2014 г. показала взрывной рост, выручка увеличилась в 13 раз. В связи с чем? И долго ли это продлится?
— Наша организация становится эффективнее, мы делаем немалые инвестиции. Они дают нам прирост производства. Этот тренд поменять невозможно, компания продолжит увеличивать производство, продолжит повышать эффективность своих предприятий во всех отраслях. Вторая причина — краткосрочные события, которые каждый год так или иначе влияют на наши результаты. В этом году они безусловно для нас положительные в трех аспектах. В прошлом году в это же время все три аспекта были отрицательные.
— Какие это аспекты?
— Цены практически на все наши товары, кроме соусов и маргаринов, в рублях привязаны к мировой цене. Поэтому девальвация положительна для нас и наши прибыли начинают расти. Второй фактор: в прошлом году был очень удачный урожай, и себестоимость во многих наших отраслях низкая из-за того, что зерно было дешевым. Этот фактор менее значим, потому что мы и производим зерно, и потребляем. Тем не менее он важен, когда мы анализируем конкретный бизнес, например сахарный или мясной. И третий фактор: освобождение некоторых рыночных ниш от наших конкурентов. Товары, которые перестали или перестанут приходить в Россию, в том числе из-за санкций, будут заменены другими, произведенными в России или завезенными из других стран, а это таит прекрасные возможности для новых рыночных игроков.
— Говоря об освобождении рыночных ниш вы имеете в виду эмбарго?
— В том числе. На нашу компанию санкции повлияли положительно, но опосредованно. У нас сахар, например, экспортирует компания, которая не попадает под санкции, поэтому здесь ничего не изменилось. Бизнес по производству масла тоже никак не затронут санкциями. Что касается сельского хозяйства, маргарина и майонеза, то здесь тоже никакого эффекта санкции не дали. Единственное, где мы чувствуем некоторые изменения, — это на рынке свинины. На нем события начали происходить уже в I квартале, и главным из них было не введение санкций, а появление африканской свиной чумы (АЧС) в Европе. Как только АЧС появилась, наши ветеринарные органы запретили ввоз свинины из Европы. Из Европы шло много свинины, но что еще более важно, из Европы шло очень много шпика — это жир, который используется производителями колбас, его на мировом рынке практически невозможно заменить. Поэтому рынок был разбалансирован, и цена на свинину резко поднялась, на 90 руб за 1 кг. А когда с введением санкций и Канада с США перестали возить в Россию, это наложилось на дефицит свинины на международном рынке, связанный с болезнью PED.
— И кто у нас остается из поставщиков?
— Латинская Америка. В принципе, Бразилия в состоянии закрыть дефицит.
— По какой цене?
— Они стали поднимать цены. Спорно, из-за этого или из-за других причин, но в общем мировой рынок сейчас разбалансирован и цена на свинину выше 120 руб./кг. Мы, как и другие крупные производители, пытаемся рост цен сдерживать, но в конце концов есть рынок — и только цена может контролировать спрос и предложение. Я думаю, что цена больше расти не будет, но теперь главным фактором неопределенности является курс рубля.
— Сколько стоила для нас свинина из Бразилии до того, как мы объявили об эмбарго, и сколько она стоит сейчас?
— Разница небольшая: цена на свинину поднялась от 5 до 10%. Сейчас, если бы свинина завозилась внутри квоты по себестоимости, цена этой свинины на российском рынке, по нашим расчетам, была бы в районе 80 руб./кг без НДС. Но так как рынок разбалансирован и в Бразилии не все производства не используют рактопамин, то сейчас цена примерно 105 руб./кг.
— Разница в 20 руб. — это чистая маржа импортеров?
— Абсолютно точно, это маржа импортеров.
— Какая ситуация в других секторах?
— Сейчас из-за санкций многие рынки разбалансированы, и многие под шумок пытаются достичь своих краткосрочных целей. Рост цен на продукты не обоснован экономически. В этой ситуации все — и ритейлеры, и производители — пытаются за счет потребителя заработать больше денег. Но это рыночная ситуация, с этим ничего не поделать. Но по ряду товарных категорий Россия очень зависима от импорта — это молоко, овощи и фрукты. Нет проблем с импортом — вези говядину из Уругвая, Аргентины. С овощами то же самое. Сейчас закрыли Польшу — пожалуйста, везите из Ирана, Азербайджана, Египта. Так [ритейлеры] сейчас и делают. Эти санкции приведут к изменениям на рынке, которые переживут сами санкции. Я считаю, что европейцы гораздо больше потеряют, чем мы: потребитель утратит связь с товаром, что очень важно. Если санкции продлятся долго и потребитель переключится на российские бренды, сети уже не захотят брать иностранцев.
— То есть заменить можно абсолютно всё?
— Нечем заменить сыры. Чтобы создать такие сыры, какие создают французы и итальянцы, нужна другая культура производства, небольшие фермы, которые будут работать десятилетиями. И если санкции не отзовут, элитных сыров российский потребитель лишится. Но это и некоторые виды фруктов, на мой взгляд, единственная серьезная потеря.
— По сути, эмбарго поддерживает белорусскую перерабатывающую промышленность?
— Это правда. Так же было, когда ввели высокие акцизы на спиртное, нас стала заваливать казахская алкогольная отрасль. Есть некоторая несбалансированность наших политических решений. Но лучше пусть зарабатывают союзники, чем враги.
— Сегодня союзники, а завтра — враги…
— Станут врагами — перестанут зарабатывать. Белоруссия — это не страна с гигантскими возможностями по инвестициям. Санкции могут быть сняты, и если инвесторы вложат большие деньги в производство продуктов питания в Белоруссии, то останутся с носом. Я не ожидаю бешеного роста.
— А чем заменить сырье типа шпика, которого у нас нет?
— Колбасное производство начало падать, потребитель переключается, как и во всем мире, на фасованное мясо. Но наши кудесники-технологи по колбасе самые лучшие в мире, они найдут выход — и курица есть, и соя. Как накормить людей дешевым продуктом, чтобы они думали, что это мясо? Вот что такое российская колбасная отрасль. Рынок перестроится. Появятся более полезные колбасы, из натурального сырья. Они будут не красные, а серые и будут иметь другой вкус. Потом появятся колбасы, в которых будет меньше свинины. Рынок будет меняться, потребитель будет меняться. Надо быть готовым. Бизнес — это ответ на вызов. И чем больше вызовов, тем больше может быть стоимость. Это работает как решето: слабые будут вываливаться. Плюс международные изменения стали для нас дополнительным побудительным элементом, скорее, психологическим.
— То есть санкции не так уж и влияют на рынок?
— Девальвация гораздо важнее санкций, потому что это надолго. Россия заявила о своем праве на суверенную политику, чего не делала уже двадцать лет. Америка с этим не согласна. Как в покере — Россия должна ответить за свои амбиции. Посмотрим, как это будет происходить, это будет длительный процесс.
— Рубль и дальше будет падать?
— Точно не будет усиливаться. Это на десятилетия. Насколько он упадет, никто не знает. Но если государство [перейдет] от слов к делу и если мы в этом году пройдем комиссию Минсельхоза (по одобрению субсидирования кредитов. — «Ведомости»), то через три года только наша компания прибавит 200 000 т свинины. А ведь еще и другие прибавят. Мы закроем потребности, через несколько лет у импорта не будет возможности зайти. И это реальные возможности, которые подарили обстоятельства.
— Вы говорите, что сдерживаете цены как производитель. Каким образом? И зачем?
— Во всех областях были созданы комиссии при губернаторе — в том числе в Белгородской области, крупнейшем производителе свинины, — которые следят за ростом цен. Там мы совместно обсуждаем меры, направленные на недопущение роста цен.
— Допустим, обнаружили, что у всех цена 100 руб./кг, а у кого-то 110 руб./кг. Что дальше происходит — звонит губернатор и говорит срочно снизить цены? Или приходит ФАС?
— Нет. Как правило, компания сама снижает цену или не допускает дальнейшего роста. Никто же не хочет разбалансировки рынка. Я считаю, что министерство и правительство действуют очень грамотно, что дает рынку самому определить правильную цену. Любое другое административное решение просто приведет к дефициту, а дефицит, в свою очередь, точно ни к чему хорошему не приведет.
— Долго еще придется сдерживать цены?
— Думаю, через пару месяцев комиссии исчезнут, все стабилизируется, придет в норму и рынки уже сами будут эффективно делать ценообразование. Но рынок очень сезонный. Летом потребление повышается, а осенью чуть падает: когда дети идут в школу, люди не тратят деньги на свинину, а покупают пеналы и форму. Но к декабрю, к Новому году, опять будет пик. Поэтому я думаю, что ситуация стабилизируется к началу следующего года — в январе-феврале.
— И все придет в норму?
— Импорт свинины в Россию падает. Он и сейчас не такой большой — примерно 0,5 млн т, это от 20 до 30%. Но сейчас может начать сокращаться потребление — в связи с переходом на курицу или вообще со снижением потребления мяса, поэтому на рынке существует некоторая паника. Мы все заинтересованы, чтобы ее не было, потому что она ни к чему хорошему не приведет.
— Паника на каком уровне?
— На уровне переработчиков. Потому что не хватает информации. Рынок не консолидирован. Крупнейшая компания — «Мираторг» — производит чуть меньше 450 000 т, это примерно 15% рынка, даже меньше. Если вы посмотрите на другие страны мира, вы увидите, что там крупнейшая тройка контролирует 70-80% рынка. Поэтому в наших общих интересах, чтобы на рынке было достаточно информации и не происходило никаких ненужных изменений. Но также мы хотим, чтобы свинина оставалась мясом выбора наших потребителей. Если цена увеличится слишком сильно, то тогда все будут переходить на курицу. Нам это тоже не нужно.
— А вы на сколько подняли цены для переработчиков?
— У нас очень интересная аукционная система: мы сами не поднимаем цены. У нас каждый день, каждый год, каждую неделю в продаже определенное количество свиней. Не продать их мы не можем, потому что им негде жить. Компании, которые должны быть у нас сертифицированы, подают заявки. Потом система отсекает невыгодные заявки, и мы продаем свиней тому, кто предложил нам лучшие условия. Цена определяется практически автоматически, поэтому мы не знаем, какой она будет.
— И насколько цена выросла за последний месяц?
— В первом полугодии мы продали 80 000 т свинины по 87 руб./кг. А сейчас примерно 123 руб./кг с НДС. В прошлом году во II квартале была самая низкая за всю историю цена — 59 руб./кг, мы тогда были в убытках. А в этом году она выросла на 40%.
— Почему до сих пор нет бойни?
— Не успели. Мы планируем в конце этого года ее запускать в пуск и наладку, и уже в I квартале следующего года она запустится полностью. Она рассчитана на более чем 2 млн голов с возможностью увеличения до 4 млн. И стратегия, которая принята советом директоров, говорит нам, что мы полностью уйдем с рынка живых свиней, даже с рынка полутуш. Через несколько лет мы планируем продавать только крупный кусок и потребительские полуфабрикаты.
— Они дают большую рентабельность?
— Да, но это нужно и по стратегическим причинам, таким как уменьшение биологических и рыночных рисков. Сейчас идет 30%-ный рост в год, в связи с развитием сетей и современных боен люди переключаются с колбасы на этот продукт. Люди уходят от говядины в пользу хорошо сделанной свинины.
— В растениеводстве собираетесь осваивать переработку?
— Для нас растениеводство — это бизнес, который связан только с производством сельхозкультур. Переработкой у нас занимаются другие бизнес-направления. Что можно перерабатывать? Выращивать и перерабатывать картошку. Это интересный вид бизнеса, но мы не планируем в ближайшие годы в него идти. Можно перерабатывать зерно в сахара, а их при помощи биотехнологий — в пищевые или другие кислоты. Это направление мы сейчас изучаем.
— Еще какие-то направления?
— Сейчас мы запустили спреды, это новая тема. Сливочное масло не очень полезно из-за холестерина, и весь мир давно ушел от него. Маргарины тоже не очень полезные из-за трансизомеров. А спред делают из сочетания растительного и животного жиров. В Европе и во всех «богатых» странах именно этот продукт доминирует на рынке твердого жира.
— Я не представляю, сколько вам надо будет вложить в пиар, чтобы заставить потребителей в это поверить.
— Да, потребитель абсолютно необразован. Россия — единственный рынок, где сегодня доминирует сливочное масло. На всех других рынках — США, Европы, даже Украины — не так. Но когда мы людям на фокус-группах рассказываем о хорошем, здоровом продукте, люди отказываются покупать этот продукт. Они говорят: «Мы что, больные? Зачем мы будем покупать продукт, который направлен на улучшение здоровья?» У людей существует некоторая ментальная девиация — я сейчас говорю о массовом сегменте. Это было для нас откровением, и мы сейчас разрабатываем стратегию.
— А что у вас будет с маргарином? Этот рынок сейчас очень сильно стагнирует, даже падает.
— В России рынок в целом падает, но у нас производство растет больше чем на 10% в год. Во-первых, наша дистрибуция в России была не такой большой. А во-вторых, Средняя Азия увеличивает закупки: население Средней Азии растет, она не очень богатая, в ней нет культа сливочного масла. В Средней Азии нет своих производителей, тем более что у нас себестоимость довольно низкая и нам удалось создать сильный бренд «Щедрое лето», который в Узбекистане № 1. Мы сейчас улучшаем его потребительские свойства, делаем его более здоровым, и мы планируем двигаться дальше, идти в Северный Китай, двигаться в Афганистан. Это гигантский рынок для наших маргаринов, где нам противостоят турки, но мы будем биться.
— В Афганистане будет большой объем?
— Это пока наша цель. Самое главное — найти правильных дистрибуторов.
— Они там есть?
— Конечно, люди же там живут.
— Когда вы хотите выйти на эти рынки?
— Уже начали. Если мы выйдем в Северный Китай, то все, что мы делали до этого, покажется лепетом — такой это огромный рынок. Но там нет культуры потребления маргарина. Мы сейчас заходим с двух сторон: в Северо-Восточный Китай, где живут монголы и ханцы, и в Северо-Западный Китай — там уйгуры, это близкие к узбекам люди. В Тибете едят твердое масло яков, оно очень похоже на маргарин, и Тибет когда-то очень сильно влиял на кулинарные пристрастия монголов, мы хотим возродить эту культуру потребления.
— То есть у вас на Дальнем Востоке будут мощности по производству масла?
— У нас там уже есть мощности, мы также планируем заходить или из Самары, или из Екатеринбурга. 9 сентября я выступал на правительственной российско-китайской комиссии и просил, чтобы под наши крупные проекты нам дали хорошие условия для импорта из России в Китай. В Китае 30%-ная пошлина на импорт маргарина, но есть исключения для нескольких стран, для которых пошлина 5%. Если России тоже дадут 5%, я думаю, мы с удовольствием будем кормить весь Северный Китай своим маргарином. Китайцы сейчас выявили заинтересованность.
Мария Кунле
Анфиса Воронина
Ведомости, 18.09.2014.
