Экономист Сергей Хестанов – о том, почему Минфин наращивает покупки валюты на внутреннем рынке и стоит ли сейчас расходовать Фонд национального благосостояния.
Минфин анонсировал планы по рекордным объемам покупки валюты для пополнения резервов в феврале 2018 года – почти 300 млрд рублей. Такая сумма неслучайна, ведь бюджет получил дополнительные доходы: фактически среднегодовая цена нефти оказалась на $13 выше заложенной в бюджет – $40 за баррель. Как всегда в таких случаях, обострилась дискуссия, что рациональнее – копить резервы в Фонде национального благосостояния или наращивать госрасходы. Оба подхода имеют свои плюсы и минусы.
Есть такая народная мудрость: «С большой дубиной в темном лесу куда веселее, чем без нее». Идея создания специального фонда для накопления резервов в период хорошей конъюнктуры сырьевых (прежде всего – нефтяных) цен была впервые реализована в 2004 году. Тогда власти создали стабилизационный фонд, который пополнялся прежде всего за счет дополнительных доходов бюджета, полученных благодаря росту цен на нефть. За три года, с 2004-го по 2008-й, стабфонд вырос с $5,9 млрд до $156,8 млрд. Позднее его разделили на два фонда: Резервный и Фонд национального благосостояния (ФНБ).
Во время острой фазы кризисов 2008 и 2014 годов именно интенсивное использование Резервного фонда позволило смягчить остроту кризисных явлений и, самое главное, избежать коллапса финансовой системы и банкротств крупных системообразующих компаний. Оба этих кризиса потребовали почти полного использования Резервного фонда, и с 1 января он был ликвидирован, а его остаток отправился в Фонд национального благосостояния.
Зависимость российской экономики от нефтяных цен постепенно снижается, но остается достаточно высокой: формально около трети доходов федерального бюджета – поступления от экспорта. Но это – формально. Если учитывать те отрасли, которые обслуживают нефтяников и газовиков (транспорт, связь, энергетика), и те, которые зависят от уровня экспорта (внешняя и розничная торговля), то вклад будет много выше – до 50-60%.
Зависимость от нефтяных цен сформировалась давно – с середины 1970-х годов – и определяется структурой российской экономики. Планомерная работа по ее изменению ведется, но дело это непростое и очень небыстрое. Опыт стран, которые это осуществили, говорит о том, что разумный срок составляет не менее 15 лет. И все это время Россия сохранит зависимость от нефтяных цен. А это значит, сохранится и потребность в наличии золотовалютных резервов.
С практической точки зрения это говорит о том, что во времена крупных покупок Минфина рубль может падать к доллару США. При этом у Центробанка есть собственные золотовалютные резервы, и их не стоит смешивать с Фондом национального благосостояния, которым управляет Минфин.
Примечательно, что в статистике ЦБ по международным резервам России учитываются и собственные резервы ЦБ, и валютная часть Фонда национального благосостояния. Это выглядит немного запутанным, но так уж исторически сложилось.
Призывы «вложить резервы в российскую экономику», то есть потратить их на инфраструктурные проекты внутри России, звучат с 2004 года, с момента появления стабфонда. Вряд ли их стоит рассматривать всерьез, поскольку это приведет к росту денежной массы без увеличения массы товаров. А это значит, что сразу взлетят потребительские цены. Кроме того, это вызовет обвальное падение курса национальной валюты, а также рост инфляции и безработицы на фоне обнищания населения. Все это хорошо знакомо россиянам по временам начала 1990-х годов. Вряд ли сейчас стоит повторять тот – отнюдь не позитивный – опыт и тратить деньги из ФНБ.
Автор – доцент кафедры фондовых рынков и финансового инжиниринга факультета финансов и банковского дела РАНХиГС.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Сергей Хестанов
Известия, 08:00, 13.02.2018
