Сегодня, 23 ноября, губернатор Белгородской области Вячеслав Гладков провел ежегодную большую пресс‑конференцию. Журналисты спросили его о планах на второй срок, «тюльпанных» миллионах, а также об уголовных делах против бывших замов. «Абирег» собрал ключевые вопросы и ответы главы региона в один большой материал.
– Вячеслав Владимирович, собираетесь ли вы баллотироваться на второй губернаторский срок в 2026 году? Приняли ли вы для себя решение, останетесь ли руководить Белгородской областью?
– Решение по второму сроку любого губернатора принимает один человек – президент России Владимир Путин. Выборы у нас в сентябре 2026 года, обычно такие решения принимаются в начале года: какое решение примет президент, такую команду даст, и мы его исполним. Лично моя позиция за пять лет не менялась: максимальная эффективность руководителя муниципального или регионального уровня – два срока. Первый – анализ и принятие решений, второй – реализация.
– Если вопрос с вашим выдвижением будет решен, и вы пойдете на второй срок, чем еще сможете удивить белгородцев?
– Мы гордимся новыми школами и объектами, но стены сами по себе не равны качеству образования. Главные задачи – содержание программ, работа учителей и всей системы. За пять лет самое важное – доверие людей. Мы продолжим строить школы и детские сады, делать их более функциональными, как со стадионами, где логично совмещать, например, поле и ледовую площадку.
Направление остается прежним: образование, здравоохранение, комфортная среда в городе и селе, плюс безопасность. Сегодня мы приграничный регион с одной из самых сложных обстановок, после окончания СВО хочется сделать Белгородскую область самым безопасным регионом страны – на это работает проект «Безопасный город». Параллельно развиваем проектное управление и цифровизацию: «Школа 21», ИТ‑хабы, идеи цифровой школы и университета, чтобы выстроить полную линейку современных образовательных треков.
– Как область готовится к возможным ударам по энергетике и блэкаутам? Почему нельзя обеспечить генераторами все дома?
– С 2022 года все больницы перевели на полную резервную генерацию, хотя по закону резерв нужен только для реанимаций и операционных. Сейчас переводим на резерв все ключевые системы: здравоохранение, водоснабжение, водоотведение, скважины, котельные. У нас около 550 школ, соцобъекты, администрации, многоэтажные дома.
Обеспечить генераторами каждый частный дом и каждую многоэтажку физически невозможно: только в приграничье около 100 тысяч индивидуальных домов, столько генераторов в стране не производится. Поэтому решение – ставим генераторы на все котельные по всей области от Шебекино до Ровеньков и готовим пункты временного размещения и обогрева. Зиму предсказать невозможно, поэтому лучше «переготовиться»: закупаем мобильные генераторы, отрабатываем разные сценарии с МЧС, самообороной и главами. Работа огромная, она не снимет все риски, но серьезно снизит последствия возможных ударов.
– 66 млн рублей на тюльпаны в Белгороде: не лучше ли было направить эти деньги на генераторы или укрытия? И связана ли ваша семья с тюльпановыми подрядами?
– Это расходы города Белгорода, и сама тема обсуждается с 2021 года: сначала спорили об «однолетниках и многолетниках», потом о фестивалях, теперь о тюльпанах. Считаю такие дискуссии о целесообразности затрат нормальными. По фактической сумме, по информации профильных коллег, речь примерно о 40 млн рублей. Теоретически можно было бы этого не делать, как можно было бы не строить и такие школы, но оценку в итоге дают люди. Весной в Белгород приезжают сотни тысяч человек из разных регионов и даже из‑за рубежа; для многих это возможность на фоне войны почувствовать нормальную жизнь.
С тюльпановым бизнесом моя семья никак не связана. Понимаю, откуда берутся слухи: мало информации о частной жизни, вакуум заполняется домыслами. Но в регионе хорошо работают правоохранительные органы – если бы была хоть малейшая реальная причастность, реакция последовала бы очень быстро. При этом траты на благоустройство несопоставимы с объемами средств, которые мы направляем на генераторы и мобильные котельные, и не могут решить эту задачу в одиночку.
– Жителям советуете покупать генераторы. Люди жалуются, что не везде продают топливо в канистры и не всегда есть нужный бензин. Хватит ли в регионе топлива, если будет блэкаут?
– Ситуацию с топливом мы максимально контролируем. Регион в ручном режиме помогает компаниям, которые занимаются розничной продажей дизтоплива и бензина; без этой поддержки розница в наших условиях просто не выжила бы. Иногда были локальные сложности в приграничье, но в целом баланс топлива по области оставался положительным, даже когда в других регионах возникали перебои.
Мы постоянно на связи с Минэнерго, получили из Росрезерва дополнительные машины для доставки топлива и мобильные емкости, в том числе под воду, понимая, что генераторы нужно обеспечивать логистикой. Гарантировать, как именно развернется ситуация нельзя, но к различным сценариям готовимся: тренируем управленцев, выстраиваем взаимодействие всех силовых структур, проводим регулярные учения – уровень готовности оцениваем как высокий.
– Почему за пять лет во многих муниципалитетах сменились главы? Это политика на «чистку кадров»?
– Любая руководящая должность – временная история. Люди выгорают, устают, кто‑то объективно не справляется с новым уровнем нагрузки, кто‑то уходит на пенсию, по кому‑то есть претензии по качеству работы. В приграничных районах, вроде Шебекино, три года люди работали в экстремальных условиях, и считать, что они обязаны тянуть это бесконечно, было бы несправедливо.
Плюс есть фактор правоохранительных органов: где‑то выявляются нарушения, и это тоже приводит к кадровым решениям. Для меня ключевой критерий – «было-стало»: в Губкине, Короче, ряде других территорий мы видим новые проекты, чистоту, живую среду. Белгород как крупнейший город самый проблемный, но и там идет обновление: транспорт, остановки, давние инфраструктурные узлы. При этом мы не только стараемся сохранить традиционную чистоту Белгородчины, но и добавляем новые форматы – набережные, парки, общественные пространства. Замечания всегда будут, но это нормальный живой процесс.
– Как вы относитесь к делам в отношении Рустема Зайнуллина и Владимира Базарова? Неужели все происходило за вашей спиной?
– Когда пришел в регион, никого сразу не увольнял, максимально доверял людям, которые до этого делали Белгородскую область сильной. Решения о расставаниях принимались либо мной по понятным причинам, либо силовыми структурами – тогда уже я видел суть претензий. Поэтому задержания прежних чиновников для меня были не менее болезненны, чем история с Зайнуллиным и Базаровым, которых знаю давно.
По Базарову у меня очень мало информации, по Зайнуллину – чуть больше, но главное: он не занимался строительством фортификаций, не заключал договоров, не подписывал акты и не принимал работы, его роль была в кураторстве муниципалитетов. Вмешиваться в следствие я не имею права, кроме предоставления документов; мы заново описали все взводные опорные пункты, зафиксировали эксплуатацию и передали в судебные органы. Как только мы по другим историям получали достоверную информацию о нарушениях, сразу принимали кадровые решения и так будем делать дальше.
Нужно понимать, что многие наши решения формально выходят за стандартные рамки закона: бетонные укрытия, дополнительная генерация, система оповещения – это избыточность, но без этого мы бы не пережили зиму и имели бы в разы больше погибших. При этом любые попытки использовать войну и оборонные стройки в корыстных целях должны жестко пресекаться правоохранительными органами.
– Как правительство области помогает нашим бойцам на СВО гуманитарными грузами? Куда обращаться тем, кто нуждается в такой помощи?
– По памяти, отправили порядка 1200 гуманитарных конвоев, суммарно более 6 тысяч тонн грузов. Оценивать «много или мало» сложно: гуманитаркой занимаются все регионы, у нас при этом дополнительно восстановление жилья, транспорта, обеспечение бронемашинами сел и работа большой группировки вооруженных людей, что требует миллиардов рублей.
Обращаться нужно по месту жительства, в первую очередь к главам округов. Если на местном уровне решить не удается, дальше включаются мои советники и профильные заместители. Закрыть все запросы мы не в силах, но по зимним нуждам – стройматериалы, пленка, доска, утеплители – стараемся помогать максимально.
– Будет ли решаться вопрос компенсации второго утраченного жилья в прифронтовых селах?
– Средства на новое жилье поступают из федерального бюджета, и действующие правила не предусматривают компенсацию за второе жилье. Эта норма уже действует и точно будет применяться ко всем решениям, которые будут приниматься с 1 января 2026 года.
Семьи из Колотиловки, Графовки и других сел справедливо задают вопросы: бывают случаи, когда сначала уничтожен небольшой наследственный дом, за который люди получают компенсацию и покупают квартиру, а затем прилет разрушает их основной дом, и второй объект уже не подлежит оплате. Люди говорят: «Если бы знали правила, мы бы отказались от первого дома», и это понятная логика.
По уже случившимся историям мы ищем варианты помощи, понимая, что люди не были заранее информированы и не могли выбирать. Но в целом позиция федерального уровня, в том числе правоохранительных органов, такова: оплачивать из бюджета второе жилье не будут.
– Какие ваши первые действия после окончания СВО?
– Объем работ будет колоссальным. В приоритете – разминирование почти 300 километров приграничья и максимально быстрое возвращение в оборот сельхозземель, которые сегодня выведены. Отдельный блок – судьба отселенных сел: жилье и инфраструктура там разрушены, люди уже получили новые дома, но старые для многих остаются родовыми гнездами. Власти придется решать вопросы дорог, коммуналки, соцобъектов, если люди туда вернутся.
Хочется полностью перевернуть картинку: из одного из самых тяжелых регионов по обстановке мы должны стать самым безопасным. Для всех – и детей, и взрослых. Три опоры будущей работы – безопасность, развитие и сохранение памяти о пережитом. Для этого уже сейчас выстраиваем систему – от проекта «Безопасный город» до укрепления инфраструктуры и работы всех служб, чтобы люди жили без постоянного напряжения за свою жизнь и жизнь детей.
– Какие экономические результаты за пять лет вы считаете ключевыми?
– Вопреки войне у нас растет валовой региональный продукт: с чуть более 950 млрд рублей в 2020 году до более чем 1,5 трлн рублей сейчас. Растут инвестиции: по этому году почти 220 млрд, без нынешних условий могли бы выйти на 300–350 млрд. Жалко упущенные возможности, но не все зависит от региона.
При этом, несмотря на отток части населения, растет малый и средний бизнес. В 2021 году было около 58 тысяч субъектов МСП, сейчас – более 62 тысяч, занятых стало больше примерно со 220 до более 260 тысяч человек. Валовая выручка МСП выросла с примерно 860–870 млрд до свыше 1,2 трлн рублей.
Если бы можно было вернуться назад, еще больше сосредоточился бы на МСП: мы уже вкладывали по 2–3 млрд рублей в год в поддержку, эффект видно сейчас. МСП – самая устойчивая опора экономики по занятости и услугам. При этом задача – менять структуру экономики: больше переделов и добавленной стоимости здесь, чтобы мы не только добывали руду и плавили металл, но и производили конечные изделия, глубже перерабатывали сельхозпродукцию.
Новые инвесторы в нынешних условиях идут тяжело – кто‑то просто боится везти грузы в приграничный регион. Но наши предприятия развиваются, территории опережающего развития работают, налоговые льготы дают эффект. Есть проблемы в стройке из‑за ставок и приграничного фактора, но строительство жилья для переселенцев фактически выступает инвестицией в отрасль и помогает удерживать объемы.
– Планируется ли присвоение статусов вроде «города воинской славы» Шебекино, Грайворону, Белгороду, Валуйкам? И как вы относитесь к установке мемориалов без учета мнения жителей?
– По памятникам полностью согласен: места памяти быть должны, но нельзя превращать города только в пространства скорби, решения нужно принимать вместе с жителями.
Статусы – вопрос времени. Белгород и Старый Оскол получили звание городов воинской славы примерно через 70 лет после войны. Сейчас приоритет другой: зафиксировать подвиг людей, защитить их, восстановить жилье и инфраструктуру. Памятники и официальные статусы – уже после войны. Если бы я сейчас занялся только этим, это было бы неправильно: выбор между памятником и котельной для меня очевиден в пользу котельной и генераторов.
Память никуда не денется, материалы собираются. Уверен, что Шебекино и другие города получат свою оценку и статусы на региональном и федеральном уровне, инициативы уже звучат в Госдуме и Совете Федерации. Но сегодня главное – спасать регион и людей, памятники подождут.
– Зачем доля «Агро‑Белогорья» передана в доверительное управление Корпорации развития и чем это выгодно региону?
– «Агро‑Белогорье» – один из ключевых аграрных активов области. На фоне конфликтов между основным владельцем и «Русагро» мы опасались негативных последствий для региональной экономики. Правительство области в рамках закона фактически выступило третейской стороной, и передача акций в доверительное управление Корпорации развития стала частью этого решения.
Сейчас пакет находится у Корпорации развития, мы будем предлагать продлить эту схему. Уже удалось заключить соглашение о социально‑экономическом партнерстве с «Русагро», и в целом такой формат оказался для региона выгодным: он дает предсказуемость и безопасность для одной из системообразующих компаний агросектора.
