Около года назад бывший пиарщик и политтехнолог Константин Рубахин зарегистрировал некоммерческую организацию «В защиту Хопра», потом переехал в Новохоперский район Воронежской области и стал координировать действия противников медно-никелевого проекта, который ведет УГМК.
До того времени Рубахин ни в каких экологических инициативах замечен не был. Родом он из Белгородской области. Окончил журфак Воронежского госуниверситета. В 2003 году работал на «Первом канале» в аналитической дирекции с Маратом Гельманом. Принимал участие в продвижении партии «Родина». После этого работал в пресс-службе Министерства транспорта России. А потом, до 2011 года, — советником директора авиакомпании «Атлант-союз». О том, что же подвигло его уехать из Москвы, оставить попытки поиска новой работы и броситься в трудоемкое и затратное предприятие по борьбе «за чистоту Прихоперья», он рассказывает в интервью «Эксперту».
— Чем вам не угодила УГМК?
— Мы боремся не против конкретной компании, мы боремся против разработки медно-никелевых месторождений в Центральном Черноземье — месте, которое способно кормить Россию на протяжении тысячи лет. Кроме того, мы боремся против катастрофической ситуации для всего Азовского бассейна. Мы не хотим, чтобы печальный пример Аральского моря повторился с морем Азовским.
— А почему вы решили, что из-за этой никелевой шахты обмелеет Азовское море?
— Потому что депрессионная воронка от двух шахт приведет к понижению уровня грунтовых вод. Из-за этого пострадает река Хопер — обмелеет катастрофически. А Хопер, если мы помним, — это треть Дона. А Дон, в свою очередь, впадает в Азовское море.
— Чем обоснованы ваши столь катастрофические прогнозы?
— Эти расчеты были сделаны на геологическом факультете МГУ, профессор Питьева подсчитала размер депрессионной воронки. Диаметр этой воронки, по ее расчетам, превысит 50 километров за десять лет работы шахты. Воронка затронет Хоперский заповедник, основой которого являются пойменные озера. Эти озера пересохнут.
В Воронежской области и так тяжелая ситуация с засухами, с плохим поливом, что уже понизило уровень грунтовых вод, а если произойдет еще и промышленное их понижение, то на очень большой площади пострадает сельское хозяйство.
Есть также вопросы к качеству проведения геологоразведочных работ. Они уже пробурили скважину, вода из нее течет бесконтрольно. А когда они дойдут до пласта, где находятся напорные рассолы, то это вообще будет ужас, потому что они, во-первых, в верховодке перемешаются, а во-вторых, просто выльются на чернозем.
— Как мы понимаем, сейчас речь идет об исследовании месторождения, какие тут могут быть риски? Сейчас же рассол не течет?
— До него еще не добурили. И вообще, чего им там еще бурить? Там все уже было достаточно изучено в советское время, чтобы уже сейчас можно было представить проект ГОКа. Разведка на никель в Воронежской области ведется с шестидесятых годов прошлого века. Пробурено порядка ста семидесяти скважин. Запасы Еланского месторождения приняты приказом Мингеологии СССР Государственной комиссией по запасам в 1990 году. Категория С2. Оно уже было признано месторождением и стояло на балансе государства. Четырнадцать рудных тел достаточно подробно описаны. Но потом эти протоколы пропали, и месторождение оказалось снова рудопроявлением, а не месторождением, и теперь снова надо проводить разведку.
Чтобы мы были уверены, что эти бурильные работы не приведут к нежелательным последствиям, необходимо провести оценку воздействия на окружающую среду стадии поисково-оценочных работ.
— Зачем?
— Потому что речь идет о 157 скважинах глубиной до полутора километров, строительстве дорог с покрытием, жилья и еще огромного массива работ.
— Как-то это не стыкуется. Зачем бурить, если и так известен результат?
— Вот и мы хотим это понять. Допускаем, что это способ «занять территорию». УГМК уже говорит о запланированных вложениях в разведку трех миллиардов рублей. Тогда как у них согласовано два проекта по Еланке и Елке общей суммой порядка миллиарда семисот миллионов рублей.
— В УГМК говорят, что в категорию земель промышленного использования будет переведено лишь 500 гектаров земли. Для сельского хозяйства района это не критично.
— Мы считаем, что охранная зона в пятьсот метров от ГОКа — это несерьезно. В любом случае негативное воздействие будет распространяться намного дальше. Объем товарооборота в сельском хозяйстве Воронежской области в 2011 году превысил 3 миллиарда долларов, а УГМК за сорок лет работы принесет лишь 10 миллиардов долларов.
— При чем тут Воронежская область? Почему вы не сравниваете ту территорию, которая будет затронута, и возможные убытки от вывода сельскохозяйственных земель из оборота?
— Здесь все написано (Дает брошюру. — «Эксперт»). Читайте.
— Читаем. Здесь написано, что пострадают два бывших колхоза — «Вперед» и «Новая жизнь». Суммарная площадь их хозяйств — 13,7 тысяч гектаров. Написано, что они смогут генерировать 300 миллионов рублей выручки ежегодно, из них 200 миллионов рублей составляла бы чистая прибыль. При этом только что вы сказали, что УГМК принесет 10 миллиардов долларов чистой прибыли за весь период. Если посчитать, получается в среднем 7,5 миллиарда рублей в год. Двести миллионов против семи с половиной миллиардов...
— Это мы не считаем, что пострадает перерабатывающая индустрия на месте. Сахарный завод.
— А что с ним будет?
— Он потеряет сырьевую базу. Как вы оцениваете, на какое время будут растянуты последствия появления шахты? Речь идет о сотнях лет, которые эта земля может кормить людей и давать им работу.
— А почему вы нам этот вопрос задаете?
— Вы же пытаетесь что-то доказать.
— Мы ничего не пытаемся доказать, мы пытаемся разобраться.
— Очевидно же, что вы пытаетесь сейчас затроллить меня. Я знал, куда шел.
— Мы просто пытаемся разобраться, зачем вы так? Мы хотим понять, почему вы игнорируете социально-экономические выгоды.
— Потому что здешние люди — сложившееся сообщество, со сложившимися структурами землепользования, общественными структурами, точно такие же ценные, как выхухоль из Хоперского заповедника, и так же требуют защиты. Был референдум в Красном Чикое, в Забайкальском округе. Там народ доказал, что им шишки важнее собирать, чем уран добывать.
— Почему вы так уверены, что люди на это поведутся? Вот я помню, как мои бабка с дедом были счастливы, когда после войны получили работу на заводе. Завод им давал хороший заработок...
— Мы можем позволить этим людям, чтобы они сами решили? Мы как раз боремся за проведение местного референдума по Новохоперскому району.
— Промышленность дает гораздо больше возможностей заработка для большего числа людей.
— Если они будут счастливы — значит, пусть будет шахта, так что ли?
— А почему нет? Пусть люди сами решат. Надо только показать им все «за» и «против».
— Десятого марта этого года был митинг в Новохоперске, в котором участвовало порядка пяти тысяч человек. При этом в Новохоперске живет около семи тысяч населения. По сути весь город вышел на митинг.
— А кто организовывал этот митинг, кто тратился на аппаратуру, листовки?
— На листовки, плакаты и так далее было немного потрачено. С нами работает дружественная типография. Люди нам печатают наклейки и газеты по себестоимости. Денег тратится немного, лично мной — на поездки и какое-то минимальное самообеспечение — ну, скажем, 15–20 тысяч в месяц. Активисты на местах тоже что-то тратят: картриджи, бензин — я не могу знать всех затрат, но, наверное, если грубо округлить, в сумме может получиться около пятидесяти тысяч рублей в месяц. Можно сказать, что в среде активистов сложился такой коммунизм: часто минуется этап денег: собираются продукты, снаряжение — дают, что у кого есть, берут, что кому нужно.
— А откуда у вас средства на существование и на протестные акции?
— У меня были деньги от продажи моей квартиры в Праге. Правда, они уже все потрачены.
— И вы решили продать квартиру специально для финансирования протестных акций?
— Нет, квартиру я продал немногим ранее. Продал, потому что деньги были нужны и потому что я передумал ехать в Прагу. Эти деньги я потом истратил на свою деятельность. Опять же, это не «финансирование протеста», а текущие траты на себя: поездки, жилье — так получилось, что вся эта активность была связана с борьбой против добычи никеля. Что касается пожертвований, нам просто помогают разные люди. И мои знакомые из разных сфер и городов — из Перми, Москвы, Питера например. И от совершенно незнакомых людей шла помощь. По Прихоперью люди тоже сами собирают средства. Например, рынок. Люди торгуют на рынке в Борисоглебске, Новохоперске, они все против. Соберут по 500 рублей друг с друга — получается уже 50 тысяч. Вот тебе, пожалуйста, средства на митинг.
— Говорят, что вы помощник оппозиционного депутата Ильи Пономарева из «Справедливой России».
— Я с Ильей познакомился в декабре 2011 года, в разгар всех этих протестов. Я действительно стал симпатизировать ему, захотел сделать с ним медийный проект. Мы сделали один интернет-портал. Я его даже как-то приглашал в соседний с Новохоперским район, но по другому поводу. Но сейчас я никаких политических движух, связанных с деятельностью Пономарева, не поддерживаю.
— Так вы являетесь его помощником?
— Фактически да. У меня есть удостоверение. Я его не выкинул. Но если Путин запретит разработки, я могу тут же «сдать мандат».
Когда началась история с никелем, я знал, что нам сейчас расскажут: это просто оппозиция, и наш никель это просто повод. На самом деле никель — это причина. Я очень не хочу никакой активности против Путина или против чего-то еще. Если Путин выйдет весь в белом и скажет: тут ребята что-то напутали без меня, закрывайте, мол — мы за это скажем ему спасибо и большинство людей в Черноземье тоже. Я готов присягнуть Путину прямо сейчас, если он именно так решит эту проблему. Здесь нет никакой политики. Я готов свою оппозиционность продать за свою малую родину.
— А вы сами разве оттуда родом?
— Мой отец и его предки. Я уже родился в Белгородской области, но каждое лето жил здесь, в Алферовке, рядом с Хоперским заповедником.
— Это далеко от месторождения?
— Напрямую — в районе пятнадцати километров от края лицензионного участка.
— Допустим, УГМК представит обществу проект разработки с минимальным уроном природе и с экономической выгодой для общества. Вы отступите?
— Я не планирую сдаваться. Я считаю, что в любом виде добыча нецелесообразна. Мы, так или иначе, их остановим. Мы убеждены, что ни в каком виде разработок быть не должно. Просто ни в каком.
Андрей Виньков
Андрей Горбунов
Дмитрий Сиваков
Эксперт, 27 мая 2013 года, 00:00.
