Воронеж. 14.06.2013. ABIREG.RU – Светская хроника – Не в рамках Платоновского фестиваля, а сам по себе Евгений Гришковец порадовал наш город визитом 13 июня, объявив со сцены переполненному залу оперного театра, что давненько, на самом деле, он не приезжал в сей славный град с гастролью. И что этот град, хоть и в числе самых последних, все-таки попал в «премьерный» показ спектакля-сообщения, ставшего, как показало это «сообщение», ностальгией – прежде всего по ушедшей молодости.
Гимн промокашке
Поток сознания, хоть и структурированный, лился со сцены более двух часов без перерыва. Но – это было весело, потому что автор часто говорил простые и понятные вещи, например: «Гусиными перьями писатели почему-то писали лучше, чем шариковыми ручками…» Хотя и утомительно – и для зрителей, ловивших каждое слово с напряжением ввиду не самой лучшей слышимости, и для артиста, который все время вытирал пот со лба и даже вынужден был частично разоблачиться. В смысле одежды. В прямом смысле он откровенно разоблачался все 145 минут: рассказывал подробности своей собственной жизни в Кемерово и даже отношений с женой и детьми, которые непосредственно связанны с бумажными, как сейчас говорят, носителями. Разного качества, формата и назначения.
Чего стоит один только «гимн промокашке»! Той самой, которая навсегда врезалась в память 35- и более -летним согражданам. Гришковец так вкусно рассказал про шарики, которые жевал из нее чуть ли не каждый школьник, чтобы плюнуть в приятеля через трубочку, что заставил ощутить во рту промокашковый привкус. И так захотелось в кого-нибудь плюнуть! Вот она – заразительная сила ностальгии по молодости!
И ведь нашел же он сей «атавизм» цивилизации, и принес в папочке-уголке, и извлек оттуда, надев предварительно белые перчатки, и так живописал весь ее промокашечный функционал, что сидящие рядом «мОлодежь и пОдростки» ощутили себя глубоко обиженными по причине абсолютного незнания о столь важной вещи. Как будто мимо них прошло в жизни что-то очень-очень важное и бесценное. Именно этот талант как раз и превращает поток сознания в спектакль.
Из декораций на сцене были пять закрытых дверей, торшер, письменный стол с беспорядком на нем и рядом с ним. На нем беспорядок создавали печатная машинка германского производства 34-го года прошлого века, свисающий ватманский лист с чертежом, картонная коробка и еще какие-то мелочи. Рядом с ним, на полу, - сваленные в груду книги с «отлежащей» красной Большой Советской Энциклопедией, два тубуса для бумаги и маленький пластмассовый глобус… Выход артиста дополнил пейзаж поставленными поодаль галошами и взгроможденным на стол большим светлым ноутбуком.
«К чистому листу бумаги надо подходить как минимум с идеей…»
Это выведенное из его собственного опыта утверждение Евгения Гришковца и сегодня, на мой взгляд, весьма актуально. Даже если чистый лист – открытый в Word документ. Особенно если над ним «работает» блогер… Да вот хоть бы для «Абирега», к примеру, пост пишет… Пардон, отвлеклась.
А вспомнил наш актер, как, будучи в четырехлетнем возрасте, «накалякал» на мамином чертеже шариковой ручкой и как упомянутый чертеж стал предметом маминых глубоких страданий и упреков в адрес папы: «Я ж только попить вышла, а ты за ребенком не доглядел! – Что ж мне теперь, еще трое суток сидеть?!» С тех пор Идея у автора спектакля-сообщения по отношению к чистому листу – это «как минимум». Тем более что для самого спектакля идея с идеей – прямо-таки максимум, потому что запоминается, потому что весело и сочувственно.
«И тысячу лет назад на Руси были …удаки»
Это утверждение автора возникло после его экскурса в «бумажную» историю и аккурат перед открытием дверей, которого зритель ждал достаточно долго, памятуя о чеховском «ружье».
Непосредственно история: когда еще на Руси писали на бересте, одна девушка нацарапала аккуратно, без ошибок, несколько писем возлюбленному. А он взял да и порвал эту самую бересту. Да хорошо, что вдоль волокон, не повредив строчки, которые прочитали историки в наше время. А девушка так ласково ему писала, ни одного грубого словечка за то, что не пришел, и сама прощение просила за то, чего, возможно, и не было: «…а если обидела тебя чем-то невзначай…» А он, вишь, не только порвал, да еще два лоскута в узел связал. И, по рассказу Гришковца, бросил под ноги да еще и пнул, небось. «И тысячу лет назад на Руси были…» - резюмировал автор спектакля к удовольствию присутствовавших в зале дам.
И к их же пущему удовольствию, в сравнении с выдержанным «в формате бересты» текстом отметил, что сейчас в Интернете каких только гадких слов не прочитаешь! На бумаге-то их как-то неловко писать было, теперь же виртуальное пространство все выдерживает: и гадости, и помои, и мат…
Но главное – актер открыл-таки две крайние слева и справа двери, чтобы продемонстрировать зрителю… березовую рощу – источник древнерусской бумаги. И уже после этого символа Руси Евгений Гришковец показывал нам появляющиеся за дверными полотнами в соответствии с его воспоминаниями то библиотеку, то почтовый ящик на стене дома, то поквартирные ящики для писем и газет в подъезде, то бухгалтерский архив, то….
«Может быть у того, кто не боится темноты, нет воображения?»
…темноту. За всеми пятью дверями одномоментно! Это стало иллюстрацией на тему страхов. То есть автор признался, что боится «много чего», в том числе и темноты. А если и есть люди, которые ее не боятся… Ну, не объяснять же мне, в конце концов, высокоинтеллектуальному читателю «Абирега» значение созданного автором образа!
Да, чуть не забыла: картонная коробка в декорации на столе тоже сыграла свою роль в спектакле: автор рекомендовал всем хранить в такой коробке старые письма, случайно выпавшие из книги счастливые автобусные билетики, поздравительные открытки и телеграммы (оставшиеся с тех пор, когда их еще посылали) от друзей и родственников, роддомовские бирки, удивительным образом уцелевшие под натиском жизни записочки любимым… Свою такую разнособытийную жизнь.
И уже в самом конце, после аплодисментов вставших со своих мест зрителей, Евгений Гришковец посоветовал сохранить на память бумажные билетики на этот спектакль-сообщение, в котором мы все вместе попрощались с бумажной эпохой, сопровождавшей счастливые события молодости подавляющей части зрителей в зале, на чей век выпала историческая смена этой эпохи.