Воронеж. 12.12.2016. ABIREG.RU – Светская хроника – Добротные классические постановки, мизерные зарплаты артистов и периодически вспыхивающие скандалы в труппе, зал с уникальной акустикой и плачевное состояние здания. Воронежский государственный театр оперы и балета, кажется, соткан из сплошных противоречий и массы проблем, которым нет конца. Тем не менее, оперный живет, ставит премьеры, срывает овации зрителей и мечтает о долгожданной реконструкции. Об этом и многом другом в интервью «Абирегу» рассказал художественный руководитель ВТОБа Андрей Огиевский.
– Андрей Кириллович, в Воронежском оперном театре Вы совсем недавно. Чего-то уже удалось добиться?
– Когда я приехал, Воронежский оперный был абсолютным аутсайдером среди всех оперных театров страны. Естественно, задача пробиться в топ не стояла и не стоит. У меня другая цель – вывести театр на добротный средний уровень. Я приехал с единственной целью: вдохнуть жизнь не только в искусство, в творчество, но и в менеджмент. Мне приходилось этим заниматься довольно много в Москве, хотя у меня нет управленческого образования. Для того чтобы сделать что-то хорошо, иногда надо прибегать к каким-то непопулярным мерам. Здесь перед Москвой и москвичами, с одной стороны, пиетет, а, с другой – абсолютное недоверие и враждебный настрой. В первые три месяца я столкнулся в Воронеже с двумя мифами: «где москвичи – там воровство» и «все скупили москвичи». Зачем это москвичам?
– В последнее время реклама театральных постановок попросту пробуксовывает. Вроде бы ставятся знаковые спектакли, но людей приходит мало. Как Вы считаете – почему?
– Знаете, можно полчаса говорить, что в Воронеже не любят оперу или билеты плохо продаются. Я так не считаю. Билеты сами не продаются, их надо продавать. В ближайшее время мы детально разработаем стратегию продвижения спектаклей, чтобы воронежские ценители всегда знали о том, когда и что именно они смогут увидеть на сцене регионального оперного театра. Мы запустили процесс обновления и выпуска новых постановок. Спасибо администрации области, которая в нас поверила и профинансировала два серьезных спектакля. Будет обновляться инструментальный парк в оркестре. Оркестрантам шьют концертные костюмы. Сейчас очень важно начать работу в области рекламы, промоушна и паблисити. Паблисити – это реклама идей и людей. Для примера – мне пришлось вложить собственные средства в рекламу «Дон Жуана», ведь денег на это у театра не было. Я несу ответственность за этот продукт. Значит, жизнь такая – нужно вложить собственные деньги, чтобы эта вкусная конфета была еще и в привлекательной обертке.
– Вы сказали о финансировании. Это деньги всего на два спектакля?
– Да. На «Дон Жуана» дали 9 млн рублей, но было подорожание, и мы сами вложили еще миллион. Никакого подбора, всё новое – впервые за долгое время. Зритель отреагировал овацией. На первом спектакле не стихали аплодисменты, пока занавес не закрыли.
– Насколько дорого содержание театра обходится областному бюджету?
– Содержание оперы в любом регионе – удовольствие дорогое. Примерный бюджет Екатеринбургского театра – около 1 млрд рублей в год. Примерно столько же денег областное правительство тратит на всю сферу культуры за год. В январе мы будем подавать заявку на президентский грант, поскольку планируем выпустить вторую премьеру. Два новых масштабных спектакля за год – это нормально для театра. Кроме того, в 2016 году выходили сказки и детские постановки. Поэтому 25 декабря, надеюсь, мы встретим премьерой и можно будет считать, что театр заявит о своих претензиях.
– А что это за грант?
– Многие ведущие театры страны с 2002 года получают гранты. Либо президентские, либо Правительства РФ. Даются они исключительно на зарплату сотрудников. Не на постановки, а исключительно на зарплату, чтобы артисты не уезжали. Например,
была у нас замечательная альтистка, которую я хотел сделать концертмейстером. У нее зарплата 15 тысяч, при повышении она бы получала 18 тысяч рублей. Ей предложили 30 тысяч в каком-то третьесортном питерском оркестре. Она уехала, потому что она знает, что там за 10 будет снимать квартиру, а 20 у нее останется. И еще она будет ходить по подработкам, потому что Санкт-Петербург – это вторая культурная столица, там жизнь бурлит и там всегда можно заработать побочно. Сейчас она в полном порядке.
Другой пример. У нас в балете есть молодой перспективный парень. Зарплата – 15 тысяч рублей. Ему в Астрахани (не в Москве!) предложили 50 тысяч! Этот оперный театр
получил премию «Онегин» в номинации «Театр», потому что они выпустили три масштабнейшие постановки. Так вот, этот парень у нас получает 15 тысяч, будучи солистом, а там ему в кордебалете предложили 50 тысяч рублей. И вот он мучается, потому что жениться собрался, а вроде ехать танцевать в массовке – это убивать себя как танцора и творческую личность. Но тут 15, а там – 50... Это самая больная и глубокая проблема.
Сейчас очень высока конкуренция среди музыкальных театров, а их у нас в стране – 40. Выигрывает в битве за работника в этом случае не тот, у кого лучше творческий потенциал, а тот, у кого лучше финансирование. Это закон. Реконструкция – безусловно, вопрос болезненный и назревший, но финансирование – это тоже задача выживаемости театра, коллектива. Без помощи федерального центра тут не обойтись, иначе мы будем неконкурентоспособны.
– Спор о сносе или реконструкции здания театра идет уже несколько лет. Есть какие-то подвижки в этом направлении?
– Я обеими руками за то, что сносить здание нельзя. Здесь зал с великолепной акустикой, кресла из карельской березы, которые не купить ни за какие деньги. Например, был случай, когда в большом зале Московской консерватории положили не тот паркет. Был дубовый, его заменили на другой – и акустика изменилась! Так и здесь. Надо бережно относиться к тому, что сохранилось и ремонтировать туалеты, лестницы, лифт сделать. Что за оперный театр без лифта! Сейчас уже будет понятно, во что обойдется реконструкция. По неофициальным подсчетам речь идет о сумме в 1-1,5 млрд рублей. Это весь бюджет воронежской культуры на год. Поэтому здесь никак не обойтись без помощи федерального центра. Лично я верю, что это возможно. Театру удалось выйти из информационного вакуума, в котором он пребывал пять лет. Сейчас прошел балетный фестиваль, затем мы выпустили прекрасную оперу «Дон Жуан». Впервые артист театра оперы и балета получил национальную премию. На днях Игорь Горностаев был удостоен премии «Онегин» в номинации «Мастер сцены». Он прославил не только театр – всю воронежскую культуру и Воронежскую область. Безусловно, Игорь сейчас является творческим лицом театра.
– В городе поговаривают о ремонте гримерок. Это правда?
– Да-да. Но как ремонтируется? Затыкаются дыры и щели в окнах, чтобы народ не простужался и не вымерзали подоконники. Счищается старая краска с грибком. Год назад, когда я заступил на должность, прошел по всем помещениям, спустился в верхний, а потом и в нижний подвал и пришел к выводу, что в наихудшем состоянии находятся кабинеты и гримерки. Это к вопросу о том, стоит ли делать ремонт в кабинете художественного руководителя или нет. Я считаю, что неприлично начинать с себя. Гримерки, действительно, восстанавливаются, но это легкий косметический ремонт, чтобы людям просто не было грустно на работу приходить. С вопросом реконструкции это никак не связано.
– То есть денег на него не выделял никто?
– Деньги перечислил департамент культуры областного правительства, правда, совсем небольшую сумму. По сравнению с тем, что планируется выделить на реконструкцию, это ничто. Если у тебя в гримерке грибок, трудно выходить с хорошим настроением на сцену. Артисты – люди очень эмоциональные, на них все это отражается. Потому было абсолютно правильным решением начать с мест обитания творческих работников театра.
– В коллективе существует некий конфликт. Хотелось бы уточнить у Вас, в чем его суть и есть ли простой способ его решения?
– Провинциальное общество консервативно и к Москве и москвичам относится очень настороженно. Сейчас и я привык, и ко мне привыкли. С одной стороны, приучаю людей работать по-московски – высокими темпами, с комплексным охватом проблемы, без линейного мышления. Почти со всеми, кто со мной пытался в прошлом году конфликтовать, наладились нормальные отношения. Наши артисты – люди эмоциональные, нередко они заблуждаются и проецируют недовольство на москвича, который нарушил их покой. Сейчас с ними у меня нормальные, даже хорошие, отношения. Трое из них участвовали в последней премьере. Ведь театр – это большая игрушка. Есть артисты, которые из роли не выходят. Им надо поскандалить, швырнуть ноты, уйти и так далее. В Москве такое не принято. Если ты хоть раз так себя поведешь, останешься без работы. Есть даже шутка такая: театр в Москве один – бухгалтерии разные. Сегодня он поет в Большом как приглашенный, завтра – у себя в Новой опере, где служит, а еще через день – в театре Станиславского. Все это «броуновское движение» перетекания исполнителей из проекта в проект не дает возможности артистам скандалить.
– Не секрет, что театр ощущает нехватку теноров. Из-за этого сложно ставить некоторые спектакли.
– Это правда. Проблема практически на «генетическом уровне». Например, 15 лет назад не было хороших сопрано, но потом они начали появляться. Сейчас их рынок перенасыщен, встречаются очень хорошие исполнительницы, а мы взять не можем – мест нет. В данный момент похожая ситуация с тенорами, которых не хватает по всей стране. Решать проблему можно через приглашенных артистов, ведь зритель должен слышать хорошее пение. К сожалению, есть исполнители, которыми зритель остается попросту недоволен. Другая проблема – размер гонораров исполнителей. Например, веду переговоры с артистом из Санкт-Петербурга, а он заявляет: «Приеду. Гонорар – 250 тысяч рублей. Ну, ладно, так и быть, 200». Говорю: «Все понятно, до свидания». Артисты с такими запросами тут не нужны. Мы будем приглашать исполнителей, но за деньги, адекватные для Воронежа.
Все договоренности по приглашенным артистам строятся на моих личных контактах, знакомствах.
Нередко бывает, что во время переговоров артист спрашивает: «А сколько заплатите? Не обидите?». На что я отвечаю: «Не обидим, приезжайте». Люди верят и едут к нам.
– После ухода тенора Уриэля Граната из Воронежского оперного театра Вы пытались его вернуть. По некоторым данным, ему предлагали работать на полставки за 6 тыс. рублей в месяц, это правда?
– Это не так. Мы предложили ему индивидуальный контракт. В нем была прописана сумма гонорара за спектакль, которая в несколько раз превышала 6 тыс. рублей. Договорились встретиться и обсудить условия работы. К сожалению, на встречу он не пришел. Уриэль исполнял партии в двух спектаклях: Канио в «Паяцах» и Манрико в «Трубадуре». Ему поставили условие сбросить вес, потому что играть роли героев-любовников в такой физической форме невозможно. Самое интересное, что когда недавно с Уриелем мы совершенно случайно встретились в одном вагоне поезда из Москвы в Воронеж, то мы очень плодотворно, и я бы сказал, по-дружески пообщались и договорились в ближайшее время встретиться и обсудить возможность его дальнейшего сотрудничества с театром.
– Каков максимальный уровень гонорара для приглашенных артистов в Воронежском театре оперы и балета?
– Предел гонорара – это порог совести, наверное. Самая большая сумма, которую театр платил приглашенному артисту – 50 тыс. рублей. При этом исполнитель приезжает на несколько дней, проводит четыре-пять репетиций, готовится к постановке. Бывали случаи, что артисты из Москвы выступали у нас бесплатно. Например, не дают исполнителю какую-то ключевую роль в спектакле, а у нас он может эту партию исполнить. И человек соглашается, чтобы просто попеть для себя, получить удовольствие.
– Вы приглашаете теноров только из столицы?
– Пока мы приглашали исполнителей из Москвы и Санкт-Петербурга. В январе к нам приедет тенор Мариинского театра Николай Емцов. Он споет партию кузнеца Вакулы в опере «Ночь перед Рождеством» Римского-Корсакова. 22 октября на нашей сцене выступил другой известный артист – Дмитрий Галихин. Он исполнил партию Германа в «Пиковой даме» 22 октября. Зал был полон, к кассам толпились очереди.
– Скажите, каков вообще уровень зарплат у артистов театра?
– В нашем театре нет людей, довольных своей зарплатой. Если бы Вы узнали зарплату Огиевского, смеялись бы. Средняя зарплата художественного руководителя оперного театра – 300-600 тысяч рублей в месяц. У меня она гораздо меньше 100 тыс. рублей.
– Ходят слухи, что в театре при вас ужесточилась дисциплина.
– Театр нужно сохранять любой ценой, а меры иногда бывают непопулярные. Люди не со всем соглашаются, когда мы укрепляем дисциплину. Сделали электронную систему учета рабочего времени. Вы знаете, сейчас как-то артисты подтянулись, стали соблюдать дисциплину труда.
– А людям действительно приходили штрафы за то, что они опаздывали на работу?
– Никаких штрафов не было. Людям было сделано внушение, что на работу надо ходить. Понимаете, у одного, условно говоря, зарплата 15 тысяч рублей. Он пришел на работу 25 раз, у другого тоже зарплата 15 тысяч, но он трудился два дня. И второй имеет полное право смеяться над первым, ведь почти не работая, он получил те же деньги! Система электронного учета рабочего времени призвана эту несправедливость устранить.
– Не так давно появилась информация, что здание театра обследовали за 600 тысяч рублей. Что было выявлено? Каков вывод: сносить или можно реконструировать?
– Нет. Можно реконструировать. Я боялся, что здание признают аварийным и нас закроют. Комиссия подтвердила, что нужна масштабная реконструкция. Сцена и зал уникальны, потому снос недопустим. Самое главное – отреставрировать здание, поменять всю его «начинку», привести ее в соответствие не с XIX веком, как у нас сейчас, а с XXI, сохранив при этом великолепную акустику зала.
