Белгород. 27.09.2018. ABIREG.RU – Аналитика – Единый день голосования 9 сентября в Белгородской области принес КПРФ несколько важных побед. Впервые партия получила депутатов по одномандатным округам в Белгороде, впервые отдельно взятый муниципалитет (поселок Разумное) окрасился в красные цвета. «Абирег» выяснил у коммуниста № 1 региона Станислава Панова размах амбиций коммунистов в Белгородской области и его роль в расколе белгородского отделения – и так и не смог понять, насколько всерьез господин Панов хотел стать губернатором, баллотируясь на этот пост.
– КПРФ победила на трех одномандатных округах на выборах в горсовет Белгорода. На некоторых других отрыв был минимальным. Это самые успешные выборы в Белгороде за последнее время?
– По одномандатным округам у нас никогда не было депутатов. Только в многомандатных земских собраниях. Но вряд ли самые успешные, потому что раньше в партии результаты были повыше. Со временем они немного упали по разным причинам, но сейчас определенный взлет.
– С чем он связан?
– С политикой нашего правительства страны. Со всеобщим ухудшением жизни населения. Нельзя со счетов сбрасывать и последний законопроект о повышении пенсионного возраста. Он, конечно, сыграл роль, но не решающую.
– Можете назвать три последних примера активной деятельности КПРФ в Белгородской области?
– Во-первых, депутатский корпус активно ведет работу. Понятно, что сложно переголосовать тремя голосами в областной Думе из 50 человек, но мы же ведем работу кулуарно: общаемся и с правительством области, и с депутатами, объясняем позицию. Не всегда она поддерживается, но диалог какой-то есть. Во-вторых, мы активно начали проводить пикеты на улицах городов, поселков. Стараемся, чтобы почаще наша организация и ее члены выходили на улицу.
– Ну это же всегда было?
– Может, в меньшей степени. Но да, конечно, мы же ничего нового не придумали. Больше численность на митингах стала, особенно по пенсионной реформе. У Дома офицеров мы собрали тысячу подписей. Это было рекордное количество. Сейчас получили разрешение не в самом хорошем месте, в котором мы хотели (речь о митинге 22 сентября; интервью происходило 21 сентября – прим. ред.). Власти пытаются задержать подачу разрешений, переправляют на другие места. Время затягивается, мы не можем должным образом оповестить людей, чтобы пришли на митинг. В этот раз не стали переписываться долго, согласились.
– Вам дали улицу Широкую. Объясните, зачем вы соглашаетесь на место, которое максимально далеко от центра города?
– Вопрос в том, проводить или не проводить.
– А формат акции, как в центральном парке, когда вышли без согласований, вы не рассматриваете?
– Запрещено там, где это запрещено. Есть гайд-парки или же другие места по согласованию с администрацией. Нам все время пишут отписки, что там проводятся мероприятия, какие-то ремонты, все занято... И отправляют нас на выселки.
Дважды мы получили такой результат, что [в итоге] мы уже соглашаемся провести где-либо, но не успеваем оповестить людей. Поэтому приняли решение согласиться с этим местом. Будем думать, как с этим бороться. По тем случаям направлены жалобы в прокуратуру. Эти запреты были надуманными.
– Вы допускаете возможность проведения несогласованных акций?
– На сегодняшний день не допускаем. Мы ведем политику законопослушной деятельности, а не какой-нибудь шайки. Нам нужно провести именно митинг и донести наши мысли, идеи, пожелания до людей. А не просто получать результат, что нас позабирают в полицию.
Понимаете, у нас разные цели. Им нужно пошуметь, привлечь внимание. А мы хотим прийти к тому, чтобы добиться того, чего мы хотим – а именно отмены законопроекта.
– Дело разве не в том, что условный Карпов, который сознательно идет на несогласованную акцию, не боится сесть на 15 суток, а вы – боитесь?
– При чем тут боишься – не боишься? Цели разные. У нас нет цели сесть [в тюрьму] и на этом пропиариться – у нас цель добиться результата.
– Окей, вы будете соглашаться на Широкую и дальше. И к чему это приведет?
– Я же уже сказал, что мы написали жалобы.
– И вы полагаете, что это изменит ситуацию?
– Я полагаю, что да.
– Давайте вернемся к горсовету. 16-й округ. Александр Зеберт («Единая Россия») – 665 голосов, Наталья Винакова (КПРФ) – 661. 24-й округ. Валентин Чуев («Единая Россия») – 607 голосов, Сергей Порошин (КПРФ) – 593. 26-й округ. Марина Лазарева («Единая Россия») – 555 голосов, Андрей Костюков (КПРФ) – 540. Чего не хватило, чтобы набрать на 5-10 голосов больше?
– Как чего? (Смеется.) Людского желания! Мы же видим – явка никакая.
– То есть вы не видите своей недоработки?
– Естественно [видим]. Но в нашей агитационной работе много сложных моментов, связанных с тем, что мы не партия власти. Наши агитационные материалы все время срывают. Ребята идут клеят, назад идут – уже нет материалов. Или наклеены сверху единоросовские.
Как минимум в одном случае мы поймали ребят, которые сказали, что делали сознательно. У них были на руках листовки от «Единой России».
Но у нас силенок маловато. Все равно у нас не так много людей молодых – этим же должны молодые в основном заниматься. Мы приходим в магазины, где наклеены единоросовские материалы – нам отказывают в размещении. Мы пытаемся разобраться, объяснить, что они нарушают закон, но это мало действует.
Мы договаривались с компанией, которая держит основное количество табличек у подъездов – нам пришел откровенный отказ. Они легко прикрываются тем, что мест нет. Но наглядно видно, что места есть. Ввиду того, что это частник, он что хочет, то и делает. В этом отношении наше законодательство имеет пробелы. Но партии власти не интересно [менять] это.
– Что кроме агитации повлияло?
– Я ставил задачу изначально ножками-ножками к людям ходить. Кандидаты должны были ходить.
– Ходили?
– Конечно. Даже были случаи такие, что чуть ли не до драк доходило. Подсылались к нам провокаторы, молодые, крепкие ребята, которые пугали. В том числе нашему молодому кандидату угрожали расправой семьи.
– Смотрите, 661 голос – это два многоквартирных дома. То есть в теории очень немного. Явка (низкая), как известно, играет всегда на партию власти...
– Не явка играет на партию власти, а партия власти добирает эту явку за счет вбросов.
– В Белгороде были вбросы?
– Мы не зафиксировали.
– Тогда зачем вы об этом говорите?
– (Смеется.) Ну мы же видим тенденцию. Я сразу заявил, что, где мы видим явку более 60%, – села, районы, – там однозначно вброс!
– Села – понятно. Я же про город говорю. И спрашиваю, почему Винакова набрала на пять голосов меньше, чем Зеберт? Вы видите свою недоработку в этом? А вы оправдываетесь, что вас мало, у вас срывают агитацию и так далее.
– Я за каждым кандидатом же не слежу. Вообще-то моя должность – вся область.
– Но Белгород – областной центр.
– Поэтому я к нему с вниманием подхожу. Но здесь есть первый секретарь Белгорода.
– Который отчитывается перед вами. Вам должно быть дико обидно за эти четыре голоса.
– Конечно. Но мы же и победили тоже с таким же перевесом. И тоже дико обидно тому кандидату (улыбается).
– Я из этих трех людей – Винакова, Костюков, Порошин – никого не знаю. Хотя бы раз за свою жизнь должен был услышать – а я занимаюсь журналистикой и слышу каждый день об очень многих.
– Вы имейте в виду, что у нас появляется молодежь. Не молодые, а недавно вступившие, амбициозные, которые хотят показать себя, работу. И мы даем им эту возможность. Это же все-таки тренировка.
– А зачем людям голосовать за кандидатов, которые находятся на тренировке?
– А как вы будете нарабатывать опыт, если не участвовать в выборах?
– Участвовать, но не относиться к этому, как к тренировке.
– И где мы наберем уже опытных депутатов, которых можно выставить по всем округам?
– Но хотя бы раз я должен был услышать о каждом из них?
– Не один, а семь касаний должно быть. Хотя бы три.
– Но не было ни одного. Вам не кажется, что вы и секретарь города несете за это ответственность?
– Конечно, мы несем. Есть у нас проблема в финансировании. Мы же все-таки не у власти.
– Но вы получаете государственные деньги.
– Очень мало. И наше присутствие в Государственной Думе уменьшилось в два раза. А аппарат во всей стране расширился. Сейчас нехватка средств. Попробуйте что-то проведите – напечатайте листовки. Олигархов у нас нет. Мы даем возможность рабочему классу идти, баллотироваться.
– Господин Муравленко не олигарх?
– Он вообще-то и не коммунист.
– Давно?
– В смысле? Он никогда не был коммунистом. Он был депутатом Госдумы от КПРФ.
– А это не равно?
– Нет, конечно. Коммунист имеет партийный билет и членство в партии. Муравленко не имеет. Он помогал нам, был депутатом областной Думы. Сейчас уже нет.
– Вы явно должны быть довольны результатом выборов в Разумном. Расскажите о планах в поселке.
– Мы в состоянии избрать главу поселения, председателя собрания. И, конечно же, депутатов в муниципальный совет района. Глава администрации – пока о нем вопрос не стоит, выборы будут зимой. Здесь нужны глубокие знания, этот человек должен работать с вышестоящим руководством района, области. Финансирование идет оттуда. Здесь, конечно, мы еще раз подойдем к этому вопросу после того, как у нас будет сформирован Совет.
Будут выдвинуты люди. Для нас не главное получить какие-то должности. Нам главное, чтобы тот человек, от которого зависит, как будет жить население, был нормальным.
– Вы так говорите, как будто уже сейчас не видите коммунистом главу администрации. Это ложное ощущение?
– Да, ложное. Потому что мы к этому вопросу будем возвращаться только в декабре. Я допускаю возможные варианты. Исхожу из блага населения. У нас есть свои кандидаты, которых мы будем предлагать.
– Где еще хорошие позиции у партии?
– В Ровеньках хорошие позиции, в Шебекино отличные. Там мы по партийным спискам получили большинство, победили. Вывод такой, что политика власти оказалась провальной. У нас 10 мандатов там из 29, это блокирующий пакет. Мы будем претендовать на должности и в Совете, и на комитеты, и на председателя, и на заместителя. Важны профессиональные качества людей. У нас много молодых, которые должны подучиться, остепениться.
– Что произошло в городском комитете КПРФ?
– (Долгая пауза.) Сейчас уже сложнее сказать. Я не знаю, стоит ли это вообще выносить на общественность. Я такой человек, что не стараюсь оправдаться, очернить кого-то в СМИ. Даже противников своих очернить. Поэтому я просто молчал.
Та сторона пыталась подключить к вопросу общественность, очернить меня, других. Наверное, все-таки это ближе было к борьбе за власть. Руководство Белгорода считало, что при приходе меня на высший пост в области им будет сложнее работать. У них было видение своих кандидатов на эту должность.
Ну и когда они уже поняли, что так, как они хотят, не получится, они решили покинуть партию.
– Кого они видели на вашем месте?
– Думаю, что Сидорова.
– Были предпосылки к этому или это только их наивные желания?
– Не наивные. Они вели его, готовили долго. Ярослав проявлял себя. У любого человека есть свои характерные черты. Было решено, что я больше подхожу на должность. Честно вам говорю, я ни в чем не виню ту команду, которая была.
– В сети есть мнение, что вы стали главным человеком партии в Белгородской области, чтобы ее слить. Чтобы произошел раскол, чтобы не имела серьезных позиций. Как вы относитесь к такому мнению?
– Вы результаты работы видите. Я люблю работу, люблю партию, люблю наших коммунистов, люблю эти идеи. Я не карьерист, в партию пришел не ради карьеры, а помогать людям. Просто пришел к Кочанову (бывший лидер КПРФ в Старом Осколе – прим. ред.), потому что занимался пусть и не крупным, но бизнесом. И уже Виктор Игнатьевич меня начал «толкать». Поэтому карьеризм в этой сфере не особо важен...
– Речь не о карьеризме, а о том, что вы такой «подставной казачок».
– Ну какой же я подставной казачок, если вы результаты старооскольской организации знаете. Мы там победили на выборах губернатора. Это же моя работа, она не была направлена на слитие партии. А самое главное, что у меня есть возможность говорить правду, с чем я не согласен.
– Кроме пенсионной реформы, с чем вы еще не согласны в Белгороде?
– Опять же, я возвращаюсь к тому, что мы все сейчас живем в определенном законодательном поле. В случае нарушения нас привлекут к ответственности. Все главы районов, городов в этом поле. Они должны действовать в определенных рамках. Другое дело, что некоторые руководители могут привнести свое что-то, улучшив жизнь. А некоторые не хотят. Так же и здесь... (Пауза.)
– Вы помните вопрос? Я спросил – что бы вы исправили в Белгороде? Если бы сейчас, например, стали мэром.
– Я в городе всего полгода. Много болевых точек, мне сложно сказать. Я вижу, что город становится красивым, ремонтируются дороги. Но знаю, что в городе растут долги. В Старом Осколе мы всегда были против займов, за исключением, когда эти займы были на перекредитование. Но не увеличивая долговую нагрузку!
Посмотрим, что будет со здравоохранением. Обещают неплохие результаты. Но посмотрим. Мы держим руку на пульсе, чтобы здравоохранение не перешло полностью в частные руки.
– Давайте про Старый Оскол, тут вам полегче будет. Какой у вас взгляд на ситуацию с Гнедых?
– У меня были довольно-таки нормальные отношения с ним. Всегда были открыты двери для меня. По многим вопросам, по обращениям граждан принимались решения. Но то, что город у нас приходил в упадок, это факт. Я не раз обращался к губернатору, что надо помочь Старому Осколу.
Правоохранительными органами выложено достаточно много нарушений, с которыми мы как партия мириться не можем. Это касается любого человека, даже нашего однопартийца: он не должен нарушать закон. Были очень серьезные претензии.
Во-вторых, мы партия оппозиции, а Александр Викторович избирался от «Единой России». Мы не имеем права, даже морального, поддерживать оппонента.
– Иными словами, вы считаете, что в его ситуации все произошло легитимно и то, что он назвал это «заказом»...
– Вы знаете, ко мне не было никаких обращений.
– Вы видели видео, как Гнедых говорит, что это заказ с Соборной площади?
– Конечно, видел. Я тоже могу сейчас выйти на площадь и сказать. Может, у него больше информации. Ко мне никто не обращался, чтобы выстроить поведение против Александра Викторовича или за. Я здесь немножко в стороне.
– Вы считаете, что то, что произошло – это скорее хорошо или плохо?
– Когда мы говорим, что хорошо, то надо рассуждать о результатах того, к чему это привело. На сегодняшний день я вижу, что в Старый Оскол пошло финансирование. Хотя я считаю, что в этом заслуга моя очень высокая. Люди отдали за меня голоса, Евгений Степанович Савченко принял решение, что надо что-то менять в этом городе. Я один из немногих добивался увеличения финансирования для города.
Александра Викторовича как человека мне жаль. Я не понимал, почему он с той должности, на которой был, пришел в Старый Оскол. Даже если не он воровал, то это делалось при нем. И сложно поверить, что увозят по 20-30 млн в месяц и он об этом не знает.
– Он высказал свои претензии к губернатору. Вы выдвигались на этот пост, то есть у вас тоже они должны быть. Можете озвучить главные?
– Большая доля финансирования выделяется определенным личностям, которые богатеют. Выделяются транши в помощь этим крупным комплексам – и не выделяется маленьким фермерским хозяйствам.
И здесь, и в строительстве есть преференции определенным личностям. Я считаю, что, если деньги передавать в одни руки, они будут аккумулироваться в узком кругу и узких мешках. А деньги должны работать на всю экономику.
– Вам ответят, что «личность» строит аквапарки и другую социальную инфраструктуру.
– Да, и это хорошо. Евгений Степанович заставляет людей делиться. Но мне кажется, что это нестабильно. Не будет этого человека – и «рухнет» зоопарк, аквапарк. И что делать потом?
– Вам не кажется, что это вообще главная проблема области – все сосредоточено вокруг одного человека и без него может «рухнуть»?
– Пока это не так, мы только сейчас принимали бюджет. Он рекордный: 84 млрд. Дополнительно три с лишним миллиарда мы распределяли по социальному направлению. Но это все зыбко. И тонкий момент с тем, что все это вокруг губернатора.
– И при этом вы баллотировались на пост губернатора.
– Я баллотировался не потому, что хочу быть губернатором...
– ?!
– ...а потому, что партия борется за власть. Хотим сделать жизнь такой, какой она должна быть.
– А зачем идти в губернаторы, если вы не хотите быть губернатором?
– Нет, я не не хотел быть. Я шел не только потому, что я хотел быть. Можно хотеть и не идти (смеется).
– Можно. Наверное. Но вы шли и не хотели!
– Я шел, потому что мне доверили однопартийцы эту возможность. И, естественно, я бы проводил политику такую, которую приняло большинство.
– И у вас нет опасений, что область бы пошла вниз просто потому, что все очень сильно завязано?
– А куда бы это все делось? Агропромышленные комплексы ушли бы? Их бы собрали и вывезли или что? Я бы проводил такую политику, что с этих отраслей больше бы шло в бюджет, а потом из бюджета – на все социальные нужды. Не так, чтобы частное лицо сколько хотело – выделило и было при лаврах, а чтобы государственная политика была.
– После того, как вы набрали больше голосов, чем Савченко, в Старом Осколе на губернаторских выборах, была ли какая-то реакция с Соборной площади?
– Нет. Совсем.
– А вы ожидали?
– Подумывал, что могут быть какие-то предложения, как это часто бывает в жизни. Но их не было.
– То есть если бы вам тогда позвонили и предложили занять место Сергиенко, вы бы согласились?
– Сложный вопрос. Конечно, я бы советовался с товарищами. Дело в том, что сложно вести собственную политику под началом начальника, который ведет другую политику. Нужно было рассматривать со всех сторон: какую должность бы предложили...
– Главы округа.
– Нет, я думаю, что я бы, наверно, не пошел. Потому что глава округа очень ограничен в своих возможностях. Как говорится, революцию ни в Белгороде, ни в Старом Осколе не сделаешь. Мне все-таки больше импонирует работать в масштабах области. Я очень хорошо отношусь к старооскольцам. Я их люблю. Я их уважаю. И ценю.
– Почему вы и партия не пошли на выборы мэра Белгорода?
– Тот же старооскольский сценарий показал, что выборов как таковых нет. Мы всегда заявляли, что выборы должны быть всенародными.
– Бел.ру пишет про вас: «По словам Станислава Панова, в политике стала появляться конкуренция: люди начали осматриваться по сторонам и думать, как же жить дальше, с кем жить и под чьим управлением». Скажите, разве можно говорить о конкуренции, когда явка по городу – 20%?
– (Смеется.) Смотрите: явка уменьшилась. Люди не пошли на голосование. Это называется протестное голосование. Люди не хотят поддерживать ту политику, которую ведет власть. От молчаливого протеста до громогласного – один шаг. Все эти люди начинают примыкать к нам.
– А почему протестное голосование не выразилось в голосах за вас?
– Ну они же не пошли. Что говорят люди, почему они не голосовали? Потому что считают, что ничего изменить нельзя. Это самое главное.
– Это разве не означает, что они ни «Единую Россию», ни КПРФ не хотят видеть в горсовете?
– На сегодняшний день превалирует простая лень. «Я ничего менять не могу, значит, я не пойду».
– Откуда вы знаете, что люди ленятся?
– Потому что я общаюсь с людьми. Когда мы встречаемся с людьми, в 100 процентах случаев они говорят, что поддержат нас. Людей мало приходит на встречу. Люди закрыты.
Бывали случаи, когда я лично ходил по дворам. Один из немногих, который в Старом Осколе по селам ездил. Во дворе 5-10 человек вышли, общаемся, из окон кто-то пытается добавить что-то, ему предлагаешь спуститься, он говорит: «Я лучше здесь останусь».
– Цитата из сети: «В Старооскольском местном отделении партии происходит продажа депутатских мандатов людям, являющимся представителями местной олигархии и партии «ЕР». Это правда?
– Может, кто-то квитанцию приложит мне? (Смеется.) Это бред полный. О какой продаже может быть речь? В партии все депутаты партийные. Причем как минимум год в партии. Это как раз выдумки тех, кто пытался очернить меня, чтобы я не прошел.
– Перед принятием важных решений, – например, кому идти на выборы губернатора, – вы согласовываете позицию в областной администрации?
– А зачем? Не вижу смысла. И с кем?
– Не знаю, с замгубернатора по кадровой политике.
– В таких вещах нет. Конечно, не согласовываем. У нас есть органы, которые руководят нами – в первую очередь, это ЦК, далее пленум, конференция. Нельзя одному человеку пойти в область, договориться и принять решение.
– Ну и давайте про облдуму. Что сейчас она представляет из себя? Это конструктивный орган или большинство депутатов занимают чужие места?
– Я смотрю на другие регионы: мы в Москве собираемся на пленумах, общаемся... Во многих регионах намного хуже ситуация. У нас орган слаженно работает, на хорошем уровне. Хоть я и оппозиционный человек, но я ценю качества Потрясаева. Я бы не сказал, что у нас плохое собрание в Думе. Конечно, нам хотелось бы, чтобы оппозиционных депутатов было больше – не только КПРФ, но и других. Хотя в принципе лучше бы прийти к двухпартийной системе (улыбается).
– Три самых достойных депутата на данный момент?
– Мне сложно сказать, не знаю. Даже не проводил сравнения (улыбается).
– Можете назвать тех, кто недостоин статуса депутата?
– Нет, нет.
– То есть вы ровно относитесь ко всем?
– (Долгая пауза.) Понимаете, есть депутаты, которые не участвуют в законотворческой деятельности, но они призваны другим целям – например, финансированию. И то, и другое важно.
Какой-то однообразный подход – это неправильно. Даже в Старооскольском совете хуже ситуация. Там действительно есть депутаты, которые просто депутаты с мандатами.
– Назовите их.
– Нет, не буду. Зачем я буду?
– С одной стороны, вы говорите, что вы оппозиционный. С другой – не можете в негативном контексте назвать ни одну фамилию за все интервью.
– Оппозиция и говорить о том, что избранный народом депутат не работает,– разные вещи. Я всегда исхожу из пользы людям. Если человек не участвует в законотворческой деятельности, может, он участвует в социальной помощи людям. Это же тоже хорошо.
