«У нас намного меньше понтов, мы открытые», – заместитель мэра израильского Ришон-ле-Цион о работе и отличии от воронежских чиновников

Воронеж. 11.10.2021. ABIREG.RU – Аналитика – Стать бизнесменом, начать помогать людям на добровольных началах, принять участие в выборах за три месяца до их завершения и стать заместителем мэра. Звучит не совсем правдоподобно. Но заместитель мэра по вопросам безопасности общественного порядка израильского города Ришон-ле-Цион и уроженец Воронежа Максим Бабицкий доказал обратное. Как переехав из Воронежа, стать заместителем мэра в другой стране? Как принять свою национальность? И как бороться с нарушителями в израильском городе?

– Вы являетесь заместителем мэра израильского города Ришон-ле-Цион по вопросам безопасности общественного порядка. Расскажите о вашей деятельности.

– Я отвечаю за безопасность и порядок в городе, то есть за муниципальных инспекторов, за муниципальную полицию. Это то, что имеет отношение к моей конкретной функции заместителя мэра по безопасности. Кроме того, я вхожу в комиссию по планированию городского строительства, также я постоянно принимаю обращения от населения. Большинство людей, которые ко мне обращаются, русскоязычные. Стараюсь им помогать не только по вопросам городским, но и по вопросам бытового уровня, даже самых мелких. В общем, со всеми вопросами, с которыми обращаются ко мне, я стараюсь помогать.

– Вы часто проводите приемы граждан и прямые эфиры. Вы стараетесь помогать людям, выслушать их. Не мешает ли такая отдача и погружение в жизнь другого человека работе заместителя мэра?

– Трудно сказать. Я считаю, что это и есть часть моей работы. Мне очень важно, чтобы мои избиратели не жалели о том, что они мне доверились. У нас происходят выборы раз в пять лет, через два года у нас будут снова выборы. Это будет как раз показатель, оценка моей работы, если придут люди проголосовать за меня.

– Вы сказали, что к вам больше русскоязычные обращаются. Почему?

– Потому что я сам русскоязычный. В принципе, и мои избиратели, тоже, в основном, русскоговорящие. В нашем городе 18,5% русскоязычных, то есть около 50 тыс. человек. Они меня избрали на эту должность, эти люди видят во мне своего представителя в мэрии, в управлении города, поэтому и обращаются они ко мне.

– А сколько русскоязычных работает непосредственно в мэрии вашего города?

– Среди заместителей мэра только я. Есть еще два депутата русскоязычных. А так, конечно, в самом муниципалитете много. Там работает около 10% русскоязычных.

– С какими трудностями, которые касаются вашей сферы деятельности, вам пришлось столкнуться в 2021 году?

– Основная проблема, конечно, это коронавирус. У нас были так же, как и во всем мире, скачки – и первая волна, вторая, третья, сейчас четвертая идет. У нас периодически вводят ожесточения, карантинные меры и прочее. За соблюдением этих всех мер следят муниципальные инспектора и муниципальные полицейские, за которых я отвечаю.

Еще одна проблема, с которой я столкнулся, это очередной виток обострения с нашими палестинскими соседями, они нас обстреливали довольно долго. Ришон-ле-Цион находится далеко от границы, в общем-то, является центром Израиля. Тем не менее, последние годы ракеты стали долетать и до нас. Когда это происходит, то я, мэр и другие руководители собираемся в экстренном порядке, у нас есть специальное бомбоубежище и специальный пульт управления городом. Мы принимаем там решения, отслеживаем ситуацию. К примеру, у нас упала ракета, и, к сожалению, погибла женщина, которая не успела уйти в убежище. Мы сразу с мэром выехали на место.

Первыми в таких ситуациях приезжают обычно наши муниципальные инспектора, службы тыла, полиция, пожарные. Мы тоже выезжаем на место, оцениваем ущерб, смотрим, как помочь. В последний раз, когда бомба упала, она нанесла ущерб восьми частным домам. Еще сгорело около 20 машин, из-за того, что в эти бомбы закладывают специальные шарики, чтобы убивать как можно больше людей вокруг.

Это две самые нестандартные ситуации, о которых два года назад мы не могли бы даже подумать, а сейчас с этим сталкиваемся. На нас запускали много ракет, почти все были сбиты, благодаря железному куполу над городом. Они взрывались прямо над моим домом. Это было немного страшно, потому что включаются сразу сирены. У людей нашего города есть 90 секунд, чтобы спрятаться в бомбоубежище, уйти в укрытие в таких ситуациях. В такие моменты приходится быть всегда начеку и оперативно принимать решения, так как от них зависят жизни многих людей. В общем, это довольно сложно.

– А бомбоубежища по всему городу расположены? Все жители имеют возможность вовремя спрятаться?

– Относительно. Дело в том, что старые постройки раньше строили без бомбоубежища, поэтому в районах создавались общественные укрытия. Они сегодня, конечно, не так актуальны, потому что до них еще надо успеть добежать. Но те дома, которые строили 30 лет назад и позже, оборудованы бомбоубежищами. Сначала в этих домах делали бомбоубежища в самом доме на цокольном этаже. Потом был выпущен указ, обязывающий строить на каждом этаже. В домах, которые строятся сейчас, делается комната безопасности в каждой квартире. Она используется как обычная комната, но при этом, когда начинаются обстрелы, закрываются железные ставни, закрывается железная дверь, и комната превращается в убежище. Такие комнаты защищают от попадания снарядов. Но, к сожалению, не от его прямого попадания в цель.

Когда были последние обстрелы, впервые за всю историю снаряд попал прямым попаданим в такую комнату безопасности. Там погиб маленький ребенок. До этого не было случаем, когда ракета пробивала бетонные стены. Но наши враги все время модернизируют свои ракеты и свои мощи, поэтому так вышло. У них дошло до того, что в Газе уже такое количество оружия, что они начали продавать его уже соседям. Они открыли завод, где сами его производят.

– Вернемся к пандемии. У вас были общественные беспорядки, протесты из-за ограничений коронавирусных?

– Не было такого в нашем городе. На сегодняшний день у нас порядка 85% взрослого населения вакцинировано, примерно 50% уже вакцинировано третьей прививкой, бустерной. Мы начали делать третью прививку, потому что несмотря на то, что люди привиты по два раза, у нас вдруг опять началась четвертая волна и очень сильная. В день умирает по 15-20 человек. Бывало, что и по 50 человек умирало. Для Израиля это довольно-таки много с учетом населения в 9 млн.

Сегодня все идет на спад, потому что опять же идет вакцинация третьей прививкой. При этом еще многие населенные пункты красные. В основном, это арабские населенные пункты, поскольку там совсем не хотят ничего соблюдать. Когда-то во вторую волну приходилось даже блокировать определенные города, запрещали выезжать из них. Сейчас новое правительство к этим мерам не прибегает, у них своя политика. Не знаю, хорошая она или плохая, трудно сказать. Наверное, не очень, если учесть, что была четвертая волна, а ограничений практически нет. Правительство давит на то, чтобы люди вакцинировались.

– А у вас не ввели еще обязательную вакцинацию?

– Нет. Но есть определенные правила. В системе просвещения ввели закон, что учителя, которые не привиты, обязаны приносить справку ПЦР каждые 72 часа. Иначе они не могут приходить на работу. У нас 50% заболевших – это дети. При этом вакцинация разрешена детям только с 12 лет.

– Назовите самые часто встречающиеся нарушения, которые допускают жители города?

– Выброс мусора. У нас разрешается выносить крупный мусор только в определенные дни, раз в неделю. В каждом районе это свое время. Но не всегда люди делают это в соответствие с расписанием, за что их штрафуют. Также у нас очень много собачек, за которыми не всегда убирают. С этим мы тоже боремся. Я сейчас как раз ввожу новые реформы. По этому поводу мы будем использовать ДНК животных, чтобы находить владельцев собачек, которые забыли убрать за собой, и штрафовать их.

Кроме того, у нас около 2 тыс. камер наблюдения, которые используются, в частности, и для безопасности. Сейчас мы как раз ходим внедрить технологию быстрого реагирования, чтобы не было такого, когда сидят 1-2 человека и пытаются посмотреть на 2 тыс. камер. Израиль известен как страна стартапов IT-технологий. При такой технологии, аномальные действия человека, смотрящего на камеру, будут фиксироваться и моментально отображаться на весь экран. Это может быть все что угодно, начиная от драки, заканчивая выбросом мусора или шумом по ночам. Будет проще уже реагировать на происходящее.

– Вы говорите, что у вас в городе принято штрафовать. У вас работает система штрафов, люди их боятся?

– Нет, все равно нарушают, но не все, конечно. При этом нарушающие чаще всего очень сильно обижаются, что получают штрафы. Они у нас не такие маленькие. Штраф за парковку у нас начинается от 2 тыс. рублей до 10 тыс. рублей, за парковку на инвалидном месте – 20 тыс. рублей. Штраф за выброс мусора, к примеру, 15 тыс. рублей. А вот не нужно нарушать, если штраф не хочешь.

– Есть ли глобальные проблемы, которые вы сегодня пытаетесь решить, помимо тех, которые вы уже сегодня перечислили?

– Опять же – это проблема безопасности. У нас город стоит на развязке всех центральных дорог страны, до нас легко добираться. По этой причине у нас много анонимных преступлений, то есть преступлений, совершенных не гражданами нашего города, а гостями. Так получается, что большинство преступлений совершается арабским населением, которого в Ришоне практически нет. Тем не менее, приезжают арабы, приезжают бедуины. Здесь начинается воровство, драки и тому подобное.

Как и во всем мире у нас есть криминал и криминальные группировки. Мы с ними боремся. Например, я добился на установке камер на всех въездах в город. Мы по закону как муниципалитет не имеем права держать базу данных людей. Поэтому мы их установили и передали в пользование нашей полиции, не муниципальной, а классической полиции. Теперь любой уголовник, который въезжает в наш город, или по номеру машины, или по лицу фиксируется у полиции. А она в свою очередь может отслеживать, куда он поехал и что он делает. В ближайшее время я планирую установить такие камеры и на въездах во все микрорайоны, чтобы была цепочка отслеживания.

Большая опасность – это если приезжает руководитель какого-то преступного клана. Но опасность не в том, что он что-то плохое будет делать в городе, а во вражде кланов. Вдруг на него совершат покушение, от которого могут пострадать мирные жители. Поэтому мы делаем все, чтобы такие ребята посещали наш город как можно меньше.

– Наверняка, такие нововведения дорогостоящие. Как происходит их финансирование?

– Деньги достаются нелегко. На подобные проекты мы всегда берем ссуды несмотря на то, что у нас есть наши накопленные деньги (управление безопасности является самостоятельно организацией – прим. ред.), есть и облигации, которые мы финансируем. Тем не менее, ссуды в Израиле очень дешевые, их брать выгоднее. Мы их берем, а потом потихонечку возвращаем.

Годовой бюджет нашей муниципальной компании по безопасности на сегодняшний день составляет около 20 млн долларов (1,4 млрд рублей – прим. ред.). Из чего у нас складывается? Примерно половина денег – это штрафы, которые мы получаем от населения. Вторую половину мы зарабатываем. У нас есть стоянки муниципальные, при этом мы открываем и новые, делаем их больше и больше. Сейчас я хочу ввести еще новшество, которого еще не было у нас. Планирую построить стоянки с крышами, которые будут накапливать солнечную энергию. Соответственно, можно будет продавать электричество, накопленное от солнца, которого у нас много в Израиле. Это тоже будет дополнительный доход в компанию по безопасности.

– Теперь поговорим непосредственно о вас. Вы уже больше 20 лет живете в Ришон-ле-Ционе.

– Да, 26 лет, если точнее.

– Расскажите, как пришла идея переехать в израильский город и почему именно этот город вы выбрали, а не какой-либо другой?

– Я родился и прожил до 24 лет в Воронеже. Это были 90-е, я занимался некрупным бизнесом, у меня все было хорошо. Но в один прекрасный день я понял, что мне надоело доказывать всем, что еврей – это не кличка, а национальность. Надоело воевать из-за этого. В те годы действительно был большой антисемитизм. Мне просто захотелось быть в той стране, где не надо ничего никому доказывать. В той стране, где нужно доказывать, что я человек, а не что я хороший парень, хоть и еврей. И я принял тогда принял решение с мамой, беременной женой и ее младшей сестрой переехать в Израиль, в Тель-Авив.

Почему Ришон? Не знаю. В Израиле я начал работать на пассажирских перевозках, я тогда купил автобус. Как-то привез людей в Ришон-ле-Цион, у меня был рейс в маленький тихий район около моря. Мне очень понравился городок. И поставил цель переехать сюда. Я здесь уже поменял 4-5 квартир, сейчас имею частный дом. Но не уезжаю отсюда уже 24 года.

– Вы упомянули, что вы переехали и работали на пассажироперевозках и никак не были связаны с политикой. Как сложилось так, что вы решили работать в органах власти?

– Я занимался бизнесом практически всю свою жизнь. Потом так получилось, что у меня были друзья-политики, я начал им помогать, просто по-дружески на выборах. Потом в один прекрасный момент мои друзья по определенным причинам ушли из политики, мне предложили возглавить выборы в нашем городе Ришон-ле-Цион, поскольку на тот момент не было никого, кто мог бы их возглавить. Я принял предложение. Так потихонечку я во все это и вошел. Потом я помогал очень много людям. Не я один, конечно, у меня команда, вместе помогали.

До этого я был добровольцем, помогал людям. Со временем понял, что открывать дверь всегда легче изнутри, чем снаружи. Сколько мы могли помочь на добровольных основах? Одному человеку? Пяти, шести? Тут я понял, что только войдя в политику, только войдя в муниципалитет, я смогу помогать людям массово, а не единично. Чтобы была возможность использовать муниципальные ресурсы, а не только свой семейный бюджет. В итоге и решил баллотироваться за три месяца до выборов, которые были 3 года назад. И меня люди поддержали.

– К слову, о выборах. В 2018 у вас подожгли дорогостоящий автомобиль Infiniti. Вы связали поджег с вашим участием на выборах. Случались ли подобные инциденты на протяжении всей вашей деятельности или же угрозы?

– Угроз было полно. Когда хочешь навести порядок, часто затрагиваешь интересы кого-то не очень добропорядочного. Были угрозы, были предупреждения, но не физические. Я до сих пор уверен, что машину подожгли из-за выборов. Я думаю, что моя реакция на тот момент людям не очень понравилась. Второй раз они этого делать не будут, потому что это было, видимо, предупреждение, попытка запугать. Но она совсем не получилась. Наоборот, меня только больше разозлили.

– А у вас сейчас есть машина?

– Конечно.

– Какая?

– Infiniti.

– Такая же?

– Нет, у меня был джип Infiniti, а теперь обычная машина.

– Мои знакомые, которые живут в Израиле, как-то говорили, что там в чиновники не берут людей не их национальности, то есть не евреев. Это правда?

– Нет, абсолютно. Может работать, кто угодно. У нас куча чиновников арабов. Для них даже, кстати говоря, в отличие от евреев, отведена квота специальная, обязаны взять не меньше определенного количества. У нас есть также квота на выходцев из Эфиопии, квота на ЛГБТ-общину.

– Израиль – продвинутая страна.

– Очень продвинутая.

– А как у вас вообще относятся к ЛГБТ-сообществам, если у вас даже квоты для них есть?

– У нас, не знаю, к радости или к сожалению, проходят раз в году парады гордости. Я не скажу, что я их сильно поддерживаю. Но мне абсолютно не мешает ЛГБТ-община. У нас очень много организаций, ЛГБТ-общин, клубов и прочее. Скажу так, их права никто не ущемляет, даже наоборот. Я вам скажу больше, наш бывший министр внутренней безопасности, относится к ЛГБТ-общине и не скрывает вообще. Он открыто заявляет, что у него и дети с другим мужчиной. У меня в компании по безопасности очень много девушек из ЛГБТ-общины, мужчин не так много. У нас нет нарушений их прав. Я считаю, что каждый живет, как он считает нужным. Я всегда говорю, главное, чтобы не лезли ко мне, а там… Пусть что хотят, то и делают.

– Вы часто приезжаете в Воронеж?

– За 26 лет я был в Воронеже, по-моему, 4 раза. Первые 13 лет я не был ни разу.

– В любом случае, может, вы могли бы назвать отличия менталитета воронежских чиновников и менталитета израильских?

– Я практически не знаком с воронежскими чиновниками. Как я вижу, в Израиле общение с чиновниками намного доступнее, чем, скажем, в России. У нас попасть на прием к заму мэра очень легко. К мэру чуть сложнее, потому что у него большая загруженность. Мы спокойно ходим по улицам и общаемся с людьми. Скажем так, у нас намного меньше понтов, мы более открыты.

– У вас в целом деятельность органов власти более открытая, да?

– Именно. У вас, по-моему, раз в год нужно делать декларацию. У нас такого нет, никто деклараций не делает.

– А почему?

– Я не знаю, не принято. У нас все на виду. На любого можно накопать все, что угодно. Я не скрываю, что у меня частный дом, в котором я живу. Почему нет? У меня был бизнес, я заработал эти деньги, я их не своровал. У меня машина Infiniti, а не какой-то старенький Subaru? Да, я люблю хорошие машины, я заработал себе на эту машину, не считаю, что должен это скрывать. Более того, я уверен, что человек, который ничего не смог достичь в своей жизни, прожил 40-50 лет своей жизни, у него нет ни квартиры, ни машины, ничего, должен идти во власть? Не уверен.

Я прозанимался всю жизнь бизнесом, я пришел в политику не для того, чтобы зарабатывать деньги. Я уже их зарабатывал, хотел бы зарабатывать, я продолжал бы быть там, где я был. Если придет человек, которому нечего кушать, он начнет искать, где их заработать в политике, а это уже преступление, за которым следует наказание. В нашей стране нет такого, что политики неприкасаемые, они, наоборот, под большой-большой лупой. У нас периодически сажают, у нас бывшего премьер-министра судят. В Израиле очень сильно идет борьба с нечестными на руку политиками.

– В тему об открытости. При нашем знакомстве, вы сказали не называть вас по отчеству. А как тогда обращаться к чиновникам, да и в целом, другим людям. Просто по имени?

– Именно. Есть обращение «господин». Лично я всегда говорю, что я был Максимом и остался Максимом. А так есть такое обращение – господин Максим. Надо сказать, что я даже общаясь с нашими политиками более высокого уровня, такого как министры, разговариваю на «ты» и без всякого обращения. У нас все это немного проще. Я даже так к премьеру нашему обращался.

– А если житель города придет к мэру, он как к нему будет обращаться?

– Обычно принято говорить «господин мэр». Но я знаю, что наш мэр часто говорит: «Говори просто Раз» (Раз Кинстлих – прим. ред). У нас мэр относительно молодой, ему 43 года, при этом 20 лет он в муниципалитете, мэром только 3 года работает. У нас все более демократично. У нас мэр ходит спокойно по улицам, с сопровождением охраны он точно не ездит.

– Расскажите, как проходит день заместителя мэра?

– По-разному. На самом деле я сова, стараюсь начинать свой день позже, но и заканчиваю я его тоже поздно. Моя приемная работа с 8 утра. У меня сидит руководитель канцелярии и мой личный помощник, они с 8 утра находятся здесь. Я приезжаю в зависимости от встреч, потому что у меня часто бывают встречи на улице, в каких-то районах. В мэрию обычно я приезжаю часам к 11 утра и часов до 9-10 вечера, иногда позже нахожусь на работе. У меня ненормированный день. Я могу и в выходные принять человека.

– Есть какие-то привычки. Допустим, бегаете по утрам, в спортзал ходите?

– Да, в спортзал хожу и играю в футбол.

– Что больше всего любите в работе своей?

– Когда получается помочь кому-то. От этого возникает много положительных эмоций.

– А часто получается помочь?

– Мы делали статистику, за три года, что я заместитель мэра, где-то 1,5 тыс. семей получили помощь. Получается, если убрать выходные, получается принять по паре человек в день.

– Финальный вопрос. На ваш взгляд, за какое качество больше всего вас уважают ваши сотрудники?

– Это, скорее, у них надо спрашивать (смеется – прим. ред.). Наверное, все-таки за преданность, потому что они знают, что я всегда стою за них горой. Я сам по себе очень требовательный человек, но я требую не только от других. Я точно так же требую и от самого себя, и они это знают.