Воронеж. 16.02.2022. ABIREG.RU – Аналитика – С каждым годом всё острее становится вопрос о давлении на бизнес, а масса уголовных дел в отношении предпринимателей уже перестает удивлять. «Абирег» пообщался со старшим партнером воронежской адвокатской конторы «Шишмонин, Резвых, Понамарев и партнеры» Алексеем Шишмониным, чья деятельность сосредоточена на защите клиентов в сфере экономических преступлений. Он рассказал о тонкостях построения линии защиты на фоне желания органов скорее получить признательные показания, о том, как обезопасить себя и свою компанию от уголовного преследования и в чем измеряется успех адвоката, учитывая ничтожно малый процент оправдательных приговоров в стране. Также Алексей Шишмонин рассказал о ходе громких уголовных дел своих доверителей Руслана Кочетова и Андрея Хаустова.
– До того как начать карьеру адвоката, вы работали следователем. Расскажите об этом опыте. И почему решили покинуть СК?
– Изначально я пошел на юридический факультет ВГУ с мечтой работать следователем прокуратуры. Когда выпускался, я уже стажировался. Потом через непродолжительное время после получения диплома я устроился в Следственный комитет, уже обособленный от прокуратуры. Следственная работа интересная и достаточно полезная вчерашнему студенту для получения опыта. Но нужно понимать, что это совсем не похоже на работу следователей в фильмах. Помимо колоссальной нагрузки, которая связана с большим количеством процессуальных проверок, уголовных дел, есть еще и требования соответствующих надзорных органов, каким образом и что нужно делать. Эти требования не всегда целесообразны и даже здравой логике никакой не поддаются. Помимо этого, масса статистики и отчетности. Чтобы там расти как профессионалу, то есть изучать законодательство, следить за изменениями, читать практику, нужно почти всё время отдавать этой работе. Если ее сильно не любить, а просто сидеть там до пенсии, профессионального роста никакого не будет. Я получил большой опыт, практические знания, но всё равно принял решение уйти.
– Сколько вы там проработали?
– Недолго, два года.
– Работа оплачивалась достойно?
– Когда я устроился в СК в 2011 году, если я не ошибаюсь, моя зарплата была 18,2 тыс. рублей. Но тут даже вопрос не столько в зарплате, которая была не очень высокая на начальном этапе, сколько в объеме дополнительной работы помимо расследования уголовных дел. Уйти домой в восемь вечера – норма, работать в выходной день – норма, уйти в отпуск на неделю позже – тоже норма, потому что невозможно бросить расследование дел. Я, кстати, уволился в момент существенного повышения зарплаты – до 30 тыс. рублей.
– В общем, мотивация у вас была не финансовая.
– Да, мотивация была совершенно не финансовая. Какая на данный момент зарплата у следователей, я точно не знаю. Но был уже ряд повышений, и, во всяком случае, сейчас зарплата в СК достойная. Нельзя сказать, что они там работают совсем уж за бесплатно.
– Ваши коллеги – тоже выходцы из следственных органов. Как вы вообще пришли к созданию конторы?
– Изначально я просто ушел из СК и сдал экзамен на адвоката, потому что планировал работать в этой сфере. Какое-то время я работал в консультации Ленинского района, потом уже было принято решение создать свою контору.
– Когда вы ее создали?
– Контора «Шишмонин, Резвых, Понамарев партнеры» была создана в апреле 2018 года. До этого еще была контора «Дегтярев, Шишмонин и партнеры».
– А в чем существенная разница в функционале работы с партнерами или одному?
– Конечно, можно создать адвокатский кабинет и осуществлять профессиональную деятельность одному. Но часто одному справиться с большим объемом работы очень сложно. В любом случае легче работать, когда в команде много адвокатов. Изначально, когда создавалась контора «Дегтярев, Шишмонин и партнеры», Дегтярев занимался гражданским правом, я – уголовным. Обязанности и дела распределялись согласно такой логике. В этой конторе также работал Дмитрий Резвых. А с Максимом Понамаревым мы ранее работали в СК. В итоге мы решили создать свою контору, специализирующуюся исключительно на уголовном праве.
– Почему сосредоточились именно на сфере экономических преступлений?
– Во-первых, мне данная категория больше всего интересна, а специалистом во всех областях быть невозможно. Во-вторых, так получилось, что доверители, которые к нам обращались за юридической помощью, как раз привлекались по экономическим преступлениям. Таким образом, у нас стала нарабатываться практика и клиентская база по данной категории. Мы решили остановиться и заниматься только уголовным правом, а именно экономическими составами.
– Как вообще формируется ваша клиентская база? Как вы находите клиентов, есть ли у вас постоянные, которых вы сопровождаете по каким-нибудь налоговым проверкам?
– Как правило, почти у всех адвокатов основной приток клиентов происходит благодаря сарафанному радио. Наши клиенты, которые остались довольны, в дальнейшем рекомендуют нас, и за счет этого идет приток новых доверителей. По поводу постоянных клиентов... Да, есть некоторые компании и физлица, с которыми мы работаем уже несколько лет. Они обращаются периодически, в случае если со стороны правоохранительных или налоговых органов появляется интерес к их деятельности.
– Постоянные клиенты – это хорошо, стабильный источник дохода. Если я правильно понимаю вашу модель, условно, кого-то задерживают – у вас новый клиент. Но вдруг месяц тихий и никого не будет... Как у вас этот поток идет?
– Люди обращаются не всегда, когда их задерживают. Часто это превентивная работа, когда мы понимаем, что уже ведутся процессуальные проверки. Бывает, что в течение месяца никто не обращается, а бывает – несколько обращений в день. Но в любом случае работы хватает, потому что есть объемные дела, которые тянутся по несколько лет. В последнее время редко так бывает, что в течение месяца вообще никто не обращается за юридической помощью.
– Какой у вас годовой оборот? И насколько в год растет ваш доход?
– Оборот не скажу точный, но в процентном соотношении прирастаем примерно на 15%.
– Некоторые юрфирмы на рынке наблюдали финансовый подъем на фоне пандемии. Возможно, это коснулось непосредственно защиты в арбитражных процессах. А как у вас?
– По нашей специализации мы не ощутили вообще никаких изменений. Конечно, у нас был приток клиентов в этот период, но аномального роста не было. Если, например, суды не работали в тот период времени, то правоохранительные структуры работали. У некоторых оперативных служб были в планах какие-то проверки, направление материалов на возбуждение в следственные органы.
– А сколько у вас вообще партнеров в компании?
– У нас сейчас шесть партнеров. Три старших партнера – я, Дмитрий Резвых и Максим Понамарев. И в течение нескольких лет добавилось еще трое.
– Хватает вам?
– Мы не преследуем цель разрастись до определенного количества сотрудников. Мы очень тщательно стараемся отбирать адвокатов и ищем новых людей пропорционально возрастающей нагрузке. Мы не хотим привлечь определенное количество адвокатов, которые будут у нас просто числиться, а мы будем фактически платить взносы за них. Главный наш принцип – вовлечение всех адвокатов конторы в дела. Мы стараемся все вместе формировать позицию по сложным делам и помогать друг другу. Каждый из нас знает, какие дела у кого есть, кто сейчас по какому делу осуществляет защиту.
– Вообще на кадровом рынке как сейчас обстоят дела?
– Если сравнить время, когда я учился, и выпускников сейчас, то у них есть гораздо больше возможностей получить практические знания. Раньше студентов или выпускников брали на стажировку в органы или в небольшие юридические фирмы, где они выполняли чисто механическую работу и получали минимальную зарплату, если вообще получали. Сейчас же юридические фирмы охотно набирают студентов и дают возможность учиться и работать по интересным проектам. Поэтому скажу, что качество знаний выпускников сейчас выше за счет реального практического опыта.
– Насколько в Воронеже конкурентен рынок адвокатских услуг? Даже если взять вашу категорию по экономическим составам?
– Ежегодно приток членов местной Адвокатской палаты всё больше и больше, но при этом растет и спрос на услуги юристов и адвокатов. Мне сложно сказать по поводу конкуренции, потому что мы ни у кого клиентов не уводим. Здесь доверитель выбирает, кто будет осуществлять его защиту: либо мы, либо другой адвокат, либо несколько адвокатов. И вообще не вижу смысла конкурировать, потому что почти все мы фактически находимся в одной коллегии адвокатов, хотя и работаем в разных филиалах. В случае если возникает необходимость осуществлять защиту вместе с другим адвокатом, мы с радостью совместными усилиями стараемся помочь нашему доверителю. Мы больше стремимся к повышению качества нашей работы и защиты. Даже при первичной консультации мы стараемся максимально вникнуть в суть проблемы и озвучить варианты выхода из сложившейся ситуации.
– Бывают ли при совместной работе с другими адвокатами расхождения позиций относительно построения линии защиты?
– Бывает такое.
– Как в этой ситуации быть?
– При определении линии защиты мы сразу говорим клиенту, видим ли мы в его действиях вменяемый состав, правильно ли следственными органами квалифицировано деяние. В любом случае глобальную линию мы согласовываем с клиентом, какие-то кардинальные решения, признавать вину или нет, это всё решать ему. Мы не можем, даже если видим какие-то существенные нарушения, уговаривать человека не признавать вину весь период следствия – потом он получит еще больший срок. В случае если при осуществлении защиты с коллегой расходятся мнения, мы вносим свою позицию, мотивируем ее. Конечно, всё равно мы стараемся прийти к единому решению, потому что невозможно построить линию защиты, если я буду говорить одно, другой адвокат – другое. В таком случае клиент будет постоянно в сомнениях.
– Может, приведете пример, когда такая ситуация негативно повлияла на клиента?
– У меня ситуаций, где совершенно не получилось найти понимание с другим адвокатом, никогда не было.
– У вас на сайте – интересный слоган: «То, что ты это сделал, еще не значит, что ты виноват». Я бы хотела понять, что он значит. У меня сложилось впечатление – мол, мы вам попробуем помочь, даже если вы это сделали.
– Нет, идея там совершенно другая закладывалась. Не имеется в виду, что вы совершили преступление, но <...> мы вас «отмажем». В любом случае следователь должен установить, имелось ли событие преступления, виновно ли данное лицо в совершении данного преступления. Даже если на первый взгляд у правоохранителей имеется мнение о том, что данное действие образует состав преступления, не всегда это так. Приведу пример из практики. Организация, выполнявшая муниципальный заказ, по согласованию с заказчиком отошла от сметы и установила другое оборудование. Оно работает уже три года, и через длительное время УБЭП проводит проверку и оценивает действия руководителя как мошенничество, направленное на хищение суммы, равнозначной цене оборудования. Мы же даем совершенно другую оценку этому действию и защищаем человека, стараемся доказать то, что здесь не было попытки хищения или мошенничества. Поскольку все действия были согласованы с заказчиком, которого всё устроило.
– Как опыт работы следователей помогает вам в работе адвокатом?
– Проработав какое-то время в СК, понимаешь, как работает данная структура, и легче вырабатывать и осуществлять линию защиты. Мы знаем наперед, как будут действовать следственные органы. Когда человека задержали, есть несколько часов на построение первоначальной линии защиты, потому что в любом случае следователь или оперативный сотрудник будут настаивать на признании вины, потому что для них – это царица доказательств. Они будут говорить о том, что нужно писать явку с повинной, признавать вину, иначе не будет смягчающих обстоятельств, будет СИЗО. Мы понимаем, как они работают и для чего всё это говорится, поэтому нам легче построить линию защиты.
– А возможный конфликт интересов не усматривается в этом случае? Наверняка у вас остались работать в СК друзья или хорошие знакомые.
– Даже если следователь, который расследует уголовное дело в отношении нашего доверителя, – наш хороший знакомый, мы не можем пойти против интересов наших доверителей в интересах приятельских отношений. У следователя своя работа, у нас – своя. Даже если следователь – наш знакомый, мы всё равно будем обжаловать какие-то действия, это нормально. Мы же не начинаем обижаться: мы же знакомы, а наших клиентов помещают в СИЗО. Случаев конфликта интересов, когда приятельские отношения с бывшими коллегами пошли против интересов доверителей, не было и не будет.
– Интересно узнать ваше отношение к так называемым адвокатам-«решалам».
– Я бы не выделял именно адвокатов. Подобные уголовные дела возбуждались в отношении людей не только из нашей отрасли. Это и действующие и бывшие сотрудники правоохранительных органов. Доходит до такого, что люди, не имеющие юридического образования, пытаются что-то решить. Сложно ответить, чем они руководствуются, подвергая себя такому большому риску. Но, видимо, в этом случае спрос рождает предложение. Есть люди, которые, попадая в поле зрения силовиков, ищут не адвоката, кропотливо работающего, выстраивающего линию защиты, собирающего доказательства, формирующего показания, а волшебника, который в момент решит проблему. Но, как правило, находится сказочник. Такие ситуации возникали, возникают и, возможно, будут возникать.
– С чем, по вашему мнению, был связан всплеск подобных уголовных дел?
– Мне кажется, нужно адресовать этот вопрос оперативным службам, которые занимались выявлением. Скорее всего, это вообще связано с политикой государства по борьбе с коррупцией. У нас были ожесточения статей УК, которые предусматривают ответственность за взятку.
– Встречались ли вы с коррупцией в судах в вашей практике?
– Чтобы сделать однозначный вывод, нужно стать либо очевидцем, либо участником этого события. Но в целом число уголовных дел в отношении работников судов растет. Лично я не встречался. При нашей профессиональной деятельности в суде есть государственный обвинитель и мы, адвокаты. Здесь спор между государством и нами. Вряд ли государственный обвинитель может каким-то образом пытаться заинтересовать судью такими методами. Нам не приходилось сталкиваться.
– Если не с коррупцией, может, с какой-то явной несправедливостью? Понятно, что нельзя оценивать действия суда, но, может, реально были спорные моменты.
– Здесь можно привести пример дела Руслана Кочетова. Изначально он был задержан и заключен под стражу. По версии следствия, он обоснованно подозревался в мошеннических действиях в составе группы лиц, направленных на хищение путем формирования фиктивной кредиторской задолженности Воронежской горэлектросети. Изначально мы говорили о том, что в момент ее формирования он даже не работал в компании. Тем не менее следствие считало, что он обоснованно подозревается и что необходимо избрать столь суровую меру пресечения. В течение 10 суток после ареста ему было предъявлено обвинение. По итогу через полгода была изменена мера пресечения, еще через полгода дело о мошенничестве было прекращено. Здесь возникает вопрос: зачем было так спешить, притом что были явные основания полагать, что он не имеет к этому отношения? При этом уголовное преследование не закончено: теперь он обвиняется в злоупотреблении полномочиями. Там уже совершенно другая ситуация. Сначала он обвинялся в том, что сформировал фиктивную кредиторскую задолженность. Теперь он обвиняется в том, что он не выплатил ее, будучи директором.
– По Кочетову какие прогнозы? В феврале 2019-го его задержали, уже 2022 год.
– Дело уже больше года рассматривается в Центральном суде, сейчас стадия судебного следствия продолжается. Сложно давать прогнозы. Его позиция, как и позиция защиты, – вину не признавать.
– Кстати, по Кочетову интересный феномен. Часто фигуранты дел стараются с журналистами не общаться, а он всегда был довольно открыт, и вы сами давали много комментариев в СМИ. По вашему мнению, интерес СМИ на любом этапе уголовного преследования – это добро или зло?
– Я считаю, что СМИ должны стремиться к объективности, а не первыми напечатать непроверенную информацию, полученную непонятно из каких источников. Гласность есть, от этого никуда не деться. Будет человек давать комментарии или не будет, все всё равно напишут. Там помимо публикаций СМИ, которые оперировали только фактами, полученными из достоверных источников, было много публикаций сомнительного характера о том, что Руслан Кочетов пытается оставить город без света и так далее.
– Одно из последних громких уголовных дел было возбуждено в отношении главы городских кладбищ Андрея Хаустова. Насколько нам известно, вы представляете его интересы. На какой стадии сейчас находится расследование?
– По официальной версии СК, он обвиняется в покушении на получение взятки в крупном размере за незаконные действия, связанные с выделением мест на кладбище. В этом случае следственные органы заявляют, что он собирался получить взятку через посредника, который был задержан при получении денег. Сам Хаустов деньги так и не получил. И задержали его не при получении. Сейчас он сотрудничает со следствием, все его действия направлены на то, чтобы установить объективную истину. Но однозначно я не согласен с квалификацией и с позицией следствия, что мой подзащитный осуществлял незаконные действия по выделению земельного участка.
– По вменяемой ему статье он вину не признает?
– На этот вопрос пока не готов ответить.
– А посредник какой процессуальный статус имеет?
– Здесь вопрос. Мы достоверно не можем знать, какую оценку следствие дает посреднику. В статье есть примечание, согласно которому посредник освобождается от уголовной ответственности и наказания в случае добровольного сообщения до получения и передачи средств. Это должно способствовать расследованию. Верховный суд однозначно высказался, что нельзя считать добровольным сообщением информацию, которую лицо сообщило уже после фактического задержания. Каким образом в этом случае будут квалифицироваться действия посредника, мы пока не знаем. Мое мнение – нельзя расценивать как добровольное сообщение.
– У вас много клиентов из предпринимательской среды. По вашему мнению, такое явление, как давление на бизнес со стороны силовиков, имеет место? Или просто ведется обычная работа по выявлению преступлений.
– Нельзя однозначно сказать, что со стороны силовиков есть какое-то беспредельное давление. Зачастую компании попадают в поле зрения правоохранителей или налоговой из-за неосмотрительности при выборе контрагентов, например сотрудничают с фирмами-однодневками. Бывают случаи, что люди сами выбирают путь недобросовестного ведения бизнеса – назначают номинальных директоров, не ведут документооборот, сдают нулевую отчетность и так далее. Фактически могут браться за выполнение заказов, но во время проведения проверки не могут подтвердить, что они были в состоянии выполнить эти работы.
– То есть давление сильно преувеличено?
– Все предполагают, что у правоохранительных органов есть планы и статистика, которым нужно следовать. Если этот вопрос постоянно выносится на уровень бизнес-омбудсменов и даже на более высокий уровень (генеральный прокурор высказывается, что нужно увеличить надзор за давлением на бизнес), значит, это имеет место. То, что раньше не всегда доходило до споров в арбитражном суде, сейчас может послужить основанием для возбуждения уголовного дела. Такие ситуации происходят всё чаще. Какие-то глобальные причины этому есть, и это проблема федеральная, а не только региональная. Нам остается только проанализировать нашу адвокатскую практику. За последние годы реально увеличивается число обращений. Бывают и абсурдные ситуации – я уже приводил пример с заменой оборудования. В таких случаях мы однозначно рекомендуем клиентам не признавать вину. А где-то клиент может быть реально не прав, так как самонадеянно повел себя в том или ином случае.
– Может, дадите пару советов бизнесу, как обезопасить свою деятельность.
– Осмотрительнее стоит относиться к контрагентам. Нужно проверить, имеется ли штат сотрудников, встретиться с директором, изучить, каким образом уплачиваются налоги, имеется ли на балансе какое-то имущество, имеются ли средства, имеется ли склад в случае, если организация занимается поставками, имеется ли своя техника. Это большая организация или это формальное юридическое лицо с одним номинальным директором. Ну и разумеется, самим таким образом не строить модель бизнеса.
– Зачастую предприниматели становятся фигурантами дел о мошенничестве в сфере субсидий.
– Есть нормативно-правовые акты, которые описывают критерии для возможности получить субсидию. Ни в коем случае нельзя полагать, что в случае нецелевого расходования средств достаточно будет подправить документы – и всё обойдется. В любом случае необходимо отчитаться о расходах. В лучшем случае придется вернуть субсидию, в худшем – будет возбуждено уголовное дело о мошенничестве за попытку хищения бюджетных средств. Главное, внимательно изучить, какой пакет документов необходимо предоставить.
– Вы сопровождаете компании во время налоговых проверок. Какие основные моменты нужно предусмотреть, чтобы не попасть под санкции ФНС?
– В этом случае тоже нужно проявлять осмотрительность, опять же при работе с документами и контрагентами. Если начинаются проверочные мероприятия, то лучше обратиться к адвокату, юристу, чтобы тот дал оценку, чем может закончиться налоговая проверка. Если усматривается фальсификация документов, предоставляющая налоговую выгоду, то могут иметься основания для возбуждения уголовного дела. Главная цель – взыскать задолженность. Уголовное дело мотивирует ее выплатить, поскольку сложно работать с заблокированными счетами и изъятой техникой.
– Расскажите о самом интересном деле в вашей практике, результатом которого вы гордитесь, и о неудачном, по вашему мнению.
– Любой адвокат сможет гордиться оправдательным приговором. Ввиду высокого качества предварительного расследования их процентное соотношение, мне кажется, менее 1%. Поэтому мало у кого есть возможность гордиться полной победой. Конечно, в практике были прекращенные дела, также наш доверитель оставался свидетелем на весь период следствия, хотя изначально его планировали привлечь в качестве подозреваемого. Выделить что-то одно сложно. Но если говорить о самом знаковом и интересном для меня – это дело Руслана Кочетова, которое идет уже третий год.
– Неудачный опыт в судах негативно отражается на репутации адвоката?
– Смотря какие критерии использовать для оценки успеха или провала в этой связи. Если расценивать любой обвинительный приговор как неудачу, то у всех будут провальные дела. Если считать, что получилось добиться максимально положительного результата для клиента – уже другой вопрос. Мы осуществляли защиту по делу Александра Сазонова (бывший чиновник управы Ленинского района, осужден за получение взятки – прим. ред.). СМИ писали, что он получил слишком мягкое наказание по вменяемой статье (штраф 3 млн рублей – прим. ред.). Я считал, что ч. 5 была не доказана, настаивал на ч. 3. То есть вину частично он признавал, но был вопрос в размере наказания. И он устроил моего подзащитного. Поэтому главная цель – добиться максимально положительного исхода для своего клиента. Иногда минимальное наказание – это тоже положительный результат.
