Воронеж. 20.04.2022. ABIREG.RU – Аналитика – Из-за санкций отечественные предприятия работают по инерции, но, очевидно, скоро этот этап закончится и вопрос влияния санкций станет более острым. Президент Торгово-промышленной палаты Воронежской области Сергей Петровский рассказал «Абирегу», каких действий российский бизнес ожидает от властей, какая модель участия государства в экономике может быть выигрышной и какие проблемы нужно решать в первую очередь.
– Сейчас очень много говорят о мерах поддержки. Постоянно идет какая-то работа, власти пытаются взаимодействовать с предпринимателями. Вы тоже активно в этом участвуете. Расскажите об этом.
– Опыт обращения к властям по поводу мер господдержки у нас очень большой. Два ковидных года мы были рупором предпринимательства самых широких слоев. Мы и до этого в режиме нон-стоп обращались к властям, чтобы улучшить бизнес-климат. На областном уровне здесь мы обращаемся к властям, на федеральном – через Российскую торгово-промышленную палату. Большое количество предложений, конечно, в компетенции федеральных властей. Мы, как территориальная палата, уже подали два пакета предложений по мерам поддержки. Что-то власти услышали, над чем-то уже работают, а по каким-то моментам пока не видим реальной заинтересованности.
Чего хочет бизнес? Первое – чтобы ему не мешали. Второе – чтобы ему чуть-чуть помогали деньгами или чем-то немонетарным. Насчет «не мешали» власти нас услышали и продлили мораторий на проверки. Пока это работает, жалоб от предпринимателей не поступало.
Что касается помощи деньгами. Первый шаг, который сделало государство на фоне санкций, – подняло ключевую ставку, что привело к удорожанию кредитов. Понятно, что для инвестиционных проектов бизнес не будет брать кредиты по таким ставкам. Конечно, кто-то и будет, но чтобы закрыть какие-то смертельные пробоины на короткое время. Сегодня бизнес ждет, что предложат власти по льготному финансированию. И здесь есть два уровня – федеральный и региональный. Мы обращались к нашим местным властям, чтобы они всячески оказали помощь региональным финансовым институтам – Фонду поддержки предпринимательства, Гарантийному фонду. Здесь понимание вроде есть. Также у нас есть Фонд поддержки промышленности, который по большому счету зависит от программ ВЭБа. Областных денег там мало. Там обещают меры поддержки, но цифры, которые уже были озвучены... 3,7 млрд рублей намерены распределить между 54 регионами. Т. е. это в среднем 70 млн рублей на регион. Сумма, конечно, смешная. Любой хороший промышленный проект съест эту сумму за раз. В Воронежской области поддержка сельского хозяйства доходила до 9 млрд рублей в год, а тут на промышленность всей страны выделили почти в три раза меньше. Конечно, сегодня правительство идет на отраслевые меры поддержки – это касается фармацевтики, ИТ и т. д.
Кстати, что касается мер поддержки. Хотелось бы обратиться к Министерству экономического развития как к главному агрегатору. Хорошо было бы, если бы федеральные власти создали сайт-агрегатор, на котором предприниматель мог бы ввести данные о специализации, регионе, обороте и так далее, чтобы ему выдавался список мер, которыми может воспользоваться именно он. Информации очень много, она есть на разных сайтах, но многие жалуются на ее раздробленность.
– Вы также говорили про нефинансовые меры поддержки.
– Да, здесь у нас предложений было много. В первую очередь отмечу, что ТПП обращалась к местным властям по поводу снижения ставки УСН. У нас точечные решения были сделаны, например, для ИТ-компаний. Но мы хотели бы, чтобы это был более широкий круг предпринимательства. Регионов, которые не снизили ставку, десяток, в том числе и Воронежская область. Мы предупреждали, что возможна налоговая миграция, и такой процесс действительно есть. Мы и сейчас обратились с этим, но пока до властей не достучались. Мотив у них простой. Если мы заберем деньги из этой корзины, то у нас не будет денег для социальных и прочих вопросов. Пока мотивируют тем, что это значимый налог для региона и мы не можем пойти на риск его снижения. Также обращаемся к властям с просьбой замораживать тарифы на энергоносители. Те же посылы к тарифам РЖД. Это очень актуально – заморозить тарифы, потому что рост тарифов – удар по бизнесу.
– Какая обратная связь по этому предложению?
– Говорят, что подумают, но тут же слышим, что в любом тарифе есть инвестиционная составляющая, т. е. если мы заморозим, то зимой замерзнем. Это песня старая и вызывает большие сомнения у бизнеса.
Если говорить о взаимоотношениях с поставщиками, то существует древняя проблема авансирования платежей. Бизнес говорит об этом давно. Я слышал, что правительство уже обсудило отмену авансирования и смягчение штрафных санкций, но как скоро мы это увидим на практике, пока понимания нет.
Мы всегда говорили, что с приостановкой налогового давления на бизнес растет неналоговая составляющая. Что это такое? Это разного рода моменты, которые бизнес должен вводить. Вспоминаем. Введение кассовых аппаратов – фактически это не налоговая нагрузка, но нагрузка. Далее: внедрение системы ЕГАИС для алкоголя – нагрузка. Маркировка, сертификация продукции – это всё неналоговая нагрузка, это всё стоит денег. В этом отношении тоже мы предлагали ввести некий мораторий. По маркировке услышали, ее сдвигают. Что касается сертификации продукции, что сегодня особенно актуально. Это довольно затратное удовольствие.
Несколько лет назад была создана Государственная информационная система промышленности (ГИСП), чтобы содействовать импортозамещению. В ней наши производственные предприятия, которые проходят экспертизу в ТПП, подтверждают, что их продукция считается произведенной в РФ, тогда они могут рассчитывать на преференции. Каждый год нужно проводить экспертизу – это дорого и трудоемко. При этом большинство предприятий используют иностранные элементы. Эту долю импорта нужно высчитывать, анализировать, насколько продукция переработана и может считаться российской. Сейчас правительство продлило срок сертификации для тех, кто уже ранее ее прошел, на три года. Мы работаем над тем, чтобы действие ранее выданных сертификатов соответствия на любую промышленную продукцию тоже было продлено на три года.
– Вы сказали, что бизнесу необходим баланс между помощью и невмешательством. При этом сейчас очень активно работают те же антимонопольщики.
– Антимонопольщики, кажется, просыпаются самыми последними. Где была служба, когда металлурги системно поднимали цены в течение длительного срока? ФАС и власти всколыхнулись, когда рост цен у металлургов повлек рост цен везде: от автосалонов до пищевой промышленности, оборудование для которой сильно подорожало. Теперь они хотят показать свою активность. Там, где это оправданно, мы за, но там, где есть чьи-то интересы, не совсем понятно. С тем же сахаром. По большому счету это был результат некого потребительского ажиотажа, ведь не было проблем с сахаром. Были эмоции и невнятные действия властей по этому поводу.
– Как вы считаете, в целом у нас впереди для бизнеса времена свободы? Или нет? К примеру, уже звучали мысли об уходе от рыночной системы.
– Если говорить о выборе системы, это уже вопросы макроэкономики. Мне кажется, мы наелись либеральным отношением государства к экономике. Не нужно возвращаться к социалистической системе, но нужно перейти к более конкретному участию государства в регулировании тех или иных процессов. Стоит серьезно посмотреть на азиатский опыт – и не только коммунистического Китая, но и капиталистического Сингапура, Индии и так далее. Совершенно понятно, что сегодня кризисная ситуация. Бизнес, даже работая 24/7 со всей отдачей, не выдержит, и здесь нужна четкая роль государства.
Какая нужна помощь? Совершенно очевидно, мы уже видим, что предприятия столкнулись с тем, что рвутся старые связи, отношения, рвутся логистические цепочки. Совсем уж непонятны и проблемны финансовые взаимоотношения с иностранными государствами, я имею в виду как валютные операции, так и вопрос проведения транзакций. Здесь государство должно четко поставить ориентиры и дать понимание. В первую очередь нам надо сейчас замещать то, что мы получали из Европы и Америки. Практически каждое производственное предприятие что-то да имело импортное оттуда. Сейчас это проблема. Пока мы ее еще в должной мере не ощутили, потому что есть некие товарные запасы.
В Воронеже пока ничего не остановилось, но эта инерция долго не продлится. Бизнес уже, конечно, реагирует, пытается заместить импорт. В первую очередь ищут российских партнеров, затем ищут на азиатских рынках. Здесь какая роль государства в помощи? Первое – финансовая, но не напрямую деньги давать, а есть такой механизм, как компенсация затрат, связанных с проведением деловых миссий. У нас есть два института – Центр поддержки экспорта и «Мой бизнес». Последний финансирует деловые миссии внутри страны. Центр поддержки экспорта отвечает за зарубежные миссии. Размеры финансовой помощи нужно увеличить, потому что количество этих деловых миссий должно в разы вырасти. Второе – это сертификация. Да, мы можем наладить производство чего-то, но его нужно сертифицировать. Государство должно компенсировать эти затраты. Вообще, нужно государственное видение того, чего мы не производим. Я понимаю, что в авиастроении оно уже есть. Когда начали собирать МС-21, поняли, чего у нас нет.
– Потом Валентина Матвиенко обнаружила, что у нас и гвозди не производятся.
– Действительно, понимание должно быть на уровне гвоздей. Чтобы понимать это, и создавался ГИСП. Там видно, какая элементная база закупается нашими предприятиями из-за рубежа. Сейчас Минпромторгу нужно сделать аналитику и понять, что в Россию мы, например, полностью завозим гидросистемы. Совершенно очевидно, что надо производить самим. Государство должно выступить если не прямым инвестором, то прямым финансистом проектов замещения, т. е. обратиться к бизнесу и сказать: «Товарищи, мы не производим то и то, если вы построите предприятие и начнете производить эти гидроприводы с такой-то линейкой, мы, как государство, готовы вас профинансировать напрямую, минуя коммерческие банки, по ставке 0,5-1%». А может, даже предложить американский путь под -0,5%: берешь миллиард рублей, возвращаешь 950 млн через 15 лет. Отрицательные ставки и есть инвестиционные.
Между тем у бизнеса есть только одно пожелание – гарантии сбыта этой продукции. Чтобы бизнес через какое-то время не оказался в ситуации, когда в Россию вернутся западные поставщики и продукция окажется никому не нужной. Вернемся к металлургам. Не секрет, что основными их потребителями были Европа и США. Сейчас они задают вопрос государству, что им делать. Здесь должны быть четкие государственные программы, куда девать тот металл, который они производят. Пойти он должен на инфраструктурные проекты. К примеру, только в европейской части России нужно минимум десяток мостов – автомобильных, железнодорожных, через наши магистрали, через одну Волгу штук шесть надо. Совершенно ясно, что на долгие годы мы переориентируемся на азиатские рынки. Поскольку с морем не всё понятно, остается одно – железная дорога, потому что автомобильным путем в Индонезию вести очень дорого. А что мы имеем? Мы имеем БАМ, у которого на отдельных участках одна ветка и очереди, пока 10 поездов туда-сюда пройдут. Если говорим о роли государства, то примерно такой она и должна быть, чтобы обеспечить нашим металлургам сбыт.
– Еще год назад между регионами была некая конкуренция, кто больше привлечет иностранных инвесторов. Все дружно рапортовали, когда кто-то из зарубежных инвесторов заинтересовался регионом. Хотя, кажется, упускали отечественных.
– С точки зрения региональной экономики, кто этот инвестор – иностранец, наш, воронежский, или сибиряк, – в принципе, никакой разницы нет. Надо, чтобы инвестор что-то производил, платил налоги, обеспечивал достойную зарплату. Это был чисто вопрос пиара, что, если к нам зашел Siemens, сейчас к нам и остальные побегут. Я думаю, и сейчас это сохранится. Понятно, что европейские инвесторы, наверное, в ближайшее время маловероятны, американцы тоже. Вполне возможно, что азиатские инвесторы начнут замещать их. Для пиар-хода, конечно, и сейчас такую политику продолжат, с инвесторами будет более «ласковое» обхождение. Однако это не значит, что мы не готовы встречать наших российских инвесторов.
– В нынешних реалиях обилие иностранных предприятий стало проблемой, так как многие заявили об уходе или приостановке работы.
– Да, продекларировали такое многие, но многие не назвали сроки, не озвучили судьбу местных активов и так далее. У меня есть информация, что те компании, головные офисы которых сообщили об уходе с рынка, продолжают работать и даже что-то экспортировать. Кстати, проблема нарушения связей с Европой ударит и по европейцам. Бизнес там за голову тоже берется. Я думаю, что санкционный ажиотаж рано или поздно закончится. Сегодня в Европе говорят политики, они диктуют условия экономике. Но голос бизнеса будет постепенно нарастать, и в итоге ситуация переломится и уже предприниматели будут диктовать условия правительствам.
– В какое направление сегодня стоит вкладывать деньги?
– Сегодня у нас ограниченный горизонт видения. На развитие событий может повлиять как внешняя политика государства, так и внутренняя. Думаю, что остро будет вопрос поставлен с импортозамещением. Только большому предприятию с мощной конструкторской и инженерной базой под силу производить какие-то серьезные агрегаты, узлы. А вот гвозди, болты, шурупы можно производить и небольшому предприятию. Я надеюсь, что в самое ближайшее время всё-таки федеральная власть четко озвучит, что нам нужно производить.
– Вы в палате работаете уже 30 лет. Расскажите, как пришли в ТПП и чем занимались.
– Я окончил факультет романо-германской филологии (испанский язык). В палату пришел, когда она называлась Центрально-европейской ТПП, потому что объединяла 11 регионов. Палата работала по трем направлениям – товарная экспертиза, внешнеэкономическая деятельность и переводы. Раньше предприятия через отраслевые министерства отправляли продукцию. ТПП помогала им, искала партнеров. Нужно было знание иностранного языка. Постепенно я в эту кухню втягивался, и палата росла на моих глазах. Я стал руководителем отдела по внешнеэкономической деятельности. Потом я дальше рос, и когда Юрий Федорович [Гончаров] возглавил палату, я практически 20 лет был его заместителем. Поскольку деятельность палаты расширялась, мы расширяли и спектр услуг, которые оказывали бизнесу. Я курировал блок наших услуг. Палата не только оказывала услуги, но постепенно становилась инструментом взаимодействия бизнеса и власти, площадкой для переговоров.
В итоге мы сегодня имеем самого большого регионального оператора выставочных мероприятий – «Вета». Мы следуем общемировой тенденции и уходим от чисто экспозиционной деятельности в конгрессную. Каждая выставка, каждый наш форум насыщен деловой программой, разбивается на множество площадок, где бизнес с властью, бизнес с бизнесом, бизнес с регуляторами обсуждают текущие вопросы. Я был вовлечен и сюда. Для пула предпринимателей, который активно с палатой работал, я человек не новый.
– Когда вы возглавили Воронежскую ТПП, появилось ли у вас какое-то желание, например, изменить работу, где-то перестроить, поменять курс?
– Курсом мы шли правильным. Курс во многом нам диктует федеральная палата. Есть федеральные проекты, которые предлагают к развитию на местах, и мы в них участвуем. Мы уже достаточно давно взаимодействуем с властями, но при этом мы хотели бы, чтобы наше взаимодействие было более результативным, чем оно есть сегодня. Я не хочу перетягивать одеяло с «Опоры России», РССП. Мы сейчас самое массовое объединение, но главный посыл – максимальное вовлечение в работу палаты нашего регионального бизнеса, т. е. мы должны более громко, в том числе и через СМИ, дать бизнесу посыл, что есть инструмент – палата, – который нужно использовать.
