Воронеж. 12.09.2022. ABIREG.RU – Аналитика – Антон Ткачев ворвался в большую политику в конце октября 2021 года, когда получил удостоверение депутата Государственной Думы VIII созыва. Парламентарий от Воронежской области за короткий срок стал известен благодаря цифровым инициативам: Антон Ткачев стал автором законопроекта о майнинге и вошел в рабочую группу по легализации криптовалют в России. В интервью «Абирегу» депутат от «Новых людей» рассказал о проблемах, с которыми сталкивается при общении с региональными властями, почему его поглощает федеральная повестка и о бюрократии во власти.
– Недавно вы выступали на «Молгороде». Расскажите о впечатлениях от общения с молодежью – многие говорят, что государство потеряло их умы...
– Нет, конечно, не потеряло. С точки зрения переезда в другую страну молодежь не слишком мобильная – вузы, много обременений, если мы говорим про физическое состояние. Например, я могу сказать точно, что в этом году 70% участников «Молгорода» – это новые лица, это не те гастролеры, которые на каждой тусовочной сессии присутствуют, а именно новые ребята. Видно, что им интересны общественные движения. К сожалению, молодежная политика сегодня больше превратилась в политику, чем в молодежь. В сторону политики, конечно, надо разворачивать немножко другое восприятие, касающееся общественной деятельности, продолжение своего дела и инициации новых проектов.
Дети не могут, к сожалению или к счастью, объективно оценить происходящую ситуацию, – в связи с жизненным опытом, получением объективной истинной информации, – и на них точно в этой стране передавливать нельзя. Видно, что с каждым годом интерес к политике молодеет. Это и наши выборы показали, такой импульс был. Видно, что и правительство, и администрация президента этим вопросом очень озадачены. Могу с точностью сказать, что молодежь больше развернулась в общественное поле.
Недавно мы проводили опрос среди молодежи, спрашивали, кем кто хочет стать, чем заниматься. Раньше отвечали: «хочу построить свою карьеру, заняться бизнесом». А сейчас, помимо этих ответов, они говорят, что хотят запускать свои общественные проекты. Это хороший триггер, что у ребят появляется интерес в чем-то не приносящем прибыль. Всем хочется запомниться, выделиться, а выделиться в общественном пространстве, как они увидели за последние годы, можно достаточно просто за счет развития социальных сетей и общественных институтов. Мы видим, как работает «Российское движение школьников», запустилась «Большая перемена». С точки зрения бюджетной федеральной политики видно, что потоки пошли в молодежь. Также мы видим прецедент в связи со спецоперацией на территории Украины. Видно, что если сейчас не заняться молодежью, то возможна дестабилизация общественного порядка. Потому что они более свободные и радикальные в своих высказываниях, их не держат рабочие моменты.
Большой вопрос возникает с точки зрения молодых специалистов. В сфере IT видно, что много людей испугались и уехали из страны. У нас потенциал рынка потребления IT – более двух миллионов человек, а сейчас в этой сфере работает всего миллион. В то же время, что сейчас мне нравится, идет большая поддержка молодежи со стороны государства. Хочешь IT-компанию – открывай, вот тебе три пакета помощи; хочешь в политику идти – вон сколько социальных и общественных институтов; хочешь выучиться бесплатно – на «Госуслугах» есть разные программы, которые дают возможность от государства получить деньги.
Сейчас молодежь стала взрослее. Условно, то, что я понимал в 20 лет, теперь понимают 15-летние, – уровень восприятия. У них развита финансовая грамотность. Сейчас молодежь стала менее инфантильной.
– Вы сказали, что сейчас у молодежи больше свободы. Тем не менее, сейчас в отношении молодых ребят, которые, например, с чем-то не согласны или более активны, чем от них ожидается, вводятся различные ограничения...
– Я говорю не о свободе в принципе, условно, давайте пропаганду ЛГБТ пустим, – это неправильно. С точки зрения их политических взглядов, у нас есть ряд молодых блогеров, которые высказываются так как есть, но иногда переходят в каких-то моментах некую черту; им нужно быть умнее и лавировать между струек. Красиво умереть можно всегда, если захочешь, но нужна ли эта смерть... Второе: на молодежь проще влиять с учетом того, что они в силу возраста не до конца понимают истину. Есть ряд радикальных движений, радикальных позиций, люди за ними идут – и молодые люди идут, потому что там движ с точки зрения похаять кого-то, поругать. А это не инициирующая позиция – это позиция осуждения. Если молодежь поворачивает в такую сторону, я считаю, здесь как раз обязательно нужно нативное ограничение, потому что иначе это уйдет в дестабилизацию. Я говорю про свободу в инициации, т.е. не давать им преград на исполнение своих идей.
Когда ты выходишь на улицу, вопрос, какие у тебя там инструменты; ну покричишь ты – и что ты с этим сделаешь? Ты ничего не поменяешь в таком виде, ты только себя потянешь и еще друзей, не дай бог. А когда у тебя есть инструментарий, ты с этим инструментарием можешь чего-то добиться. Вот я сам пришел в Думу, звоню – меня не понимают первое время, не хотят навстречу идти, отписки пишут. Я инструментарий нашел и теперь мне отписки не пишут, со мной хорошо общаются, с уважением.
– А кто отписки пишет?
– У меня была ситуация с Тамбовской областью. Во-первых, там новое правительство и внутриполитический блок тоже новый. Я приехал туда и рассказываю, что у нас куча проектов. Они говорят: давайте делать, это интересно, рассмотрим, – а потом просто слетают. Потом у меня был запрос от местного жителя сделать в особо охраняемой территории небольшую рекреационную зону. В Минобороны были готовы выделить бюджет на эту историю. Я звоню заместителю губернатора, говорю: давайте проведем круглый стол с профильными департаментами, сделаем резолюцию, финансирование есть, все остается на балансе региона, просто будет хорошо, там еще здание (церковь старую) восстановят, все сделают. Да-да, хорошо, отвечают. Неделя проходит, две... Я понял: пишу официальное письмо на имя губернатора. Сработало – круглый стол сделали. Но круглый стол сделали, а протокола по итогам заседания спустя два месяца нет. Как вы это сделали? В комиссию по регламенту письмо написал – протокол появился. Мог бы кричать, звонить, ругаться, но вероятности того, что он бы появился, нет. Нашел инструментарий – продвинул.
Потом глава района, в который входит эта природоохранная территория, то трубки не берет, то в отъезде, то еще что-то. Ну хорошо, говорю, у вас же там в лесу, условно, мусор валяется, люди просят вас его убрать. Мне отвечают, что нет там ничего такого. Хорошо, приехали, отсняли, отправили в Генеральную прокуратуру, показали. Глава района на связь вышел, позвонил, сказал, да, мы обязательно решим, – и решили реально, мусор вывезли. Там сейчас вопрос решается по круглому столу, по итогам, когда будет дорожная карта. Это все инструментарий. Я мог бы выходить, кричать, мог бы снять красивый видеоролик с коптера, как там все грязно, ну вызвал бы я резонанс, ну общественность бы пошумела, но решается что-то системным порядком.
– Вы являетесь депутатом от Воронежской, Тамбовской, Липецкой и Тульской областей. По Тамбову вы уже рассказали, а были сложности найти общий язык с региональными властями в других областях?
– С Воронежем у меня, видите, какая ситуация – все-таки город-миллионник и, возможно, он бюрократичнее других. С Липецком идет хороший диалог. Тула мне тоже очень нравится по взаимодействию, всегда на телефоне, можно позвонить.
– А на телефоне с кем?
– В Туле это заместитель председателя правительства по внутренней политике Антон Агеев. В Липецке очень хорошо со мной взаимодействует департамент информационных технологий, они хорошо поддерживают молодых специалистов, у них собственные инновационные разработки по «Умному городу». Я удивился, там реально много «Умного города» и в это вкладываются деньги. В то же время в Воронеже я до сих пор не встретился с губернатором по какой-то причине.
– А вы сами стремитесь к этой встрече?
– Изначально, со своей стороны, я не понимал, с чем к нему идти. Сейчас я поднакопил опыта в Госдуме и с губернатором мне хочется разговаривать о том, что я могу дать Воронежской области. Вокруг меня сейчас появилось достаточно большое количество компаний, которые работают в рамках импортозамещения, делают инновации. Например, есть ребята, которые делают светодиодное освещение. Его можно сделать в городе где угодно, потому что это и экономия электричества, и долговечность. Да, оно дороже на входе, но с точки зрения инвестиций на длинную дистанцию оно намного эффективнее и дешевле. Я уже и знакомым написал на федеральном уровне, сейчас мы ждем от правительства обратную связь, от Минэнерго, чтобы на федеральном уровне поставить именно светодиодное освещение в программу развития города. Чтобы был какой-то процент такого освещения от общего, это будет стимулировать. Второе: у меня появилось достаточно большое количество коллег, инвесторов, которые занимаются инновациями в сфере интернет-кабелей, оптоволокна и т.д. Мы в окно смотрим – у нас кабели висят. В Москве мы этого не увидим, они все под землей. Почему мы этого не делаем в Воронеже?
– В Воронеже обещают убрать провода под землю на проспекте Революции...
– Это замечательно, но проспект Революции – это не весь Воронеж. У нас чиновники любят рассказывать, что вот у нас какой город, поехали, посмотрим центр... Да зачем в центр ехать – надо посмотреть, что на окраине творится.
Сейчас открывается инновационная долина Роскосмоса, я там буду в экспертном совете по инновациям IT, также будут развивать малую авиацию. Например, в Воронеже можно будет тоже с этим поработать. У нас есть аэродром, к сожалению, сейчас он закрыт, но вопрос развития малой авиации, самолетов – у нас их не так много. Я смотрел: на аэродроме стояло 2-3 самолета. Что это такое? Я буду работать на федеральном уровне, но для Воронежа могу, конечно, сделать преференции с точки зрения внимания, быстрее какие-то процессы продавливать.
А так просто познакомиться с губернатором – я не люблю просто знакомиться, пожать руку... Как мне старшие товарищи объясняли: ты что – надо же с людьми глаза в глаза! На раз, может, да, но встречаться с Александром Гусевым просто ради познакомиться – не вижу смысла. Знаю, что у него ко мне вопросов нет, что для меня странно.
– А с Вадимом Кстениным лично знакомы?
– С мэром тоже пока не встречался. Я надеюсь, на следующей региональной неделе познакомимся. У нас региональной недели уже давно не было с учетом нагрузки: в Госдуме сейчас по 3-4 пленарки в неделю, плюс круглые столы, на мне еще международка – просто в командировках постоянно. С прошлой нашей встречи я понял инструментарий, как работать с этими людьми, как с ними разговаривать, как работает статус депутата Государственной Думы; попробовал это уже сделать с Тамбовской областью, с главой районов, рычаги нашел – теперь можно уже говорить, что ряд проблем решаем. В Туле, например, открывался центр инноваций, с ребятами ряд программ продвинули под федеральное финансирование. Они делают композитные материалы, вместо металла карбон и полиуретан. Вот они сейчас развиваются, сейчас они будут предприятие открывать.
– Композиты под авиаотрасль?
– Да. Я сейчас как раз становлюсь руководителем экспертного совета и еще закидываю их в авиакосмическую долину, где преференции по налогам. Пускай ребята развиваются. Сейчас я нарастил бэкграунд и уже могу людям помогать не только бумажками, а реально их соединять. Я просто ускоритель в решении процессов.
– Ранее вы говорили, что у Воронежа есть потенциал стать цифровой столицей. Спустя год ваше мнение не изменилось?
– Я тогда говорил и сейчас говорю: потенциал есть у каждого. Сейчас поездил по России – реально есть регионы-передовики, которые уже с достаточно большим техническим бэкграундом и программным обеспечением, внедренным в город, и посильнее Воронежа, при этом они меньше. Вот я был недавно в Югре, в Ханты-Мансийске – они, скажу я вам, с точки зрения цифровизации намного интереснее Воронежа. Внедрили модуль «Умного города», они тестировали с Роскадастром версию 3D-карты всего города, которая показывает превышение по высоте, по широте, оцифрованы все данные.
Липецк тоже продвинутей Воронежа с точки зрения внедренных модулей. У нас есть вроде бы потенциал, у нас есть вроде бы все, денег в бюджете у нас больше, чем у Липецка, но нет практических результатов. Поехали бы к коллегам в департамент информационных технологий в Липецк, посмотрели, как у них эта система работает, взяли бы то же самое сделали здесь. Нет, наверное, все-таки человека внутри администрации, который этим бы радел. Если нет заинтересованного человека внутри администрации, я как депутат мало что смогу сделать с точки зрения постоянного контроля и толкания, только этим и буду заниматься. Я могу дать импульс, я могу дать людей, которые это делают в регионах на административном уровне, на уровне бизнеса. Вот мы встречались с руководителями воронежских департаментов, общались по вопросу, когда у беженцев не было связи в пунктах временного размещения. Мы тогда приехали – и тут откуда ни возьмись приехала вышка Теле2, просто стечение обстоятельств, наверное (смеется, – прим.ред.).
Я тоже понимаю и вижу, как работают органы исполнительной власти, они загружены, зашорены основными своими видами деятельности. Когда им говорят про что-то новое, им нужно утвердить дорожную карту, нужно эту карту провести через все департаменты, эти все департаменты должны утвердить, на это нужно выделить отдельные бюджетные статьи и т.д. Как руководитель департамента может заниматься инициацией новых проектов, когда у него просто формально нет возможности уделить этому время? Все зависит от руководителя в регионе. Тут баланс нужен, то, о чем мы говорили с молодежью, – ограничения и свободы. Чем больше рамок внутри администрации от губернатора, тем меньше возможностей развития для той же администрации и в принципе города и области. В Воронеже все-таки, я вижу, чуть-чуть вправо перетекает с точки зрения удержания системы, структурности, жесткой структурности. В Липецке с этим попроще – там мэр Уваркина такая трендовая, мне нравится, молодежная. От нее эта энергия идет.
– Может, в этой теме все в Липецке и хорошо, но если посмотреть на обычную, нецифровую инфраструктуру, то Воронеж далеко впереди...
– У нас лучше с этим в разы, тут мы молодцы. Но это палка о двух концах. Ты можешь стабильно держать то, к чему люди привыкли, чтобы это было хорошо, а можешь немного отпустить эту ситуацию, перейти в сторону инноваций и чего-то нового. Такая же история была с тем же Сингапуром – они тоже постоянно пытались инфраструктурные проекты поддерживать, потом пришел новый мэр, отбросил эту ситуацию и пошел на риск – и посмотрите на развитие этой страны. У нас же в России все должно быть стабильно, как принято еще со времен СССР; самое главное, чтобы у всех все было хорошо; дороги, инфраструктура – самое главное, а все остальное – дело наживное.
Яркий пример – Тула. У них очень хорошо развита система молодежных институтов с точки зрения политики, там избирательная комиссия молодежная, парламент, правительство молодежное и т.д. Они не протокольные, у них реально работа идет; молодежь пускают к этой работе, например, в областную избирательную комиссию на стажировку, на выборы – давайте, работайте, т.е. им не мешают.
– Может, это все лично идет от тульского губернатора Алексея Дюмина?
– Да, он умеет экспериментировать, не боится. У него есть достаточно сильный политический вес человека с большим руководящим опытом, поэтому он может себе позволить. Команда у него молодая сидит в администрации. С министром по спорту я тоже встречался. Люди, которые знают, что такое кринж, условно говоря, с молодежью, с блогерами общаются, у них барьеров нет. Тульская область – единственный регион, в который я приехал и у меня встреча почти со всем кабмином состоялась. Все сами организовали, т.е. им интересно. В Липецке хорошее взаимодействие с точки зрения работы с депутатами и сенаторами. Они прямо в календарь вбивают какие-то общие мероприятия, рисуют дорожные карты с включением в них ответственности депутатов. У нас в Воронеже этого нет. Что у нас делают депутаты Госдумы? Условно, будет отчет перед облдумой, что вы делаете? Все занимаются кусками – кто этим, кто своими делами, своим районом, своим округом. Можно же это все систематизировать и сделать из депутатов единство, которое ведет направление на федеральном уровне для региона.
– Я правильно вас понял, что Воронеж – это такая концентрация бюрократии, куда даже депутату Госдумы тяжело пробиться, в правительство, например?
– Пробиться не тяжело, нет. Воронеж как желе: вот ты даешь туда информацию – и немножко проваливаешься; оттуда ты либо выходишь обратно, либо еще дальше грязнешь в этом. Когда приезжаешь к профильному замгубернатора, предлагаешь свою инициативу, поговорили; он говорит: круто, интересно, да, надо этим позаниматься. Я спрашиваю, а как это у вас в регионе работает, чтобы это было эффективно, вы же на местности лучше понимаете. Ну, напиши письмо, отвечает. Ты что-то пишешь, потом звонишь: «Пришло письмо?» – «Да, пришло, почитаю чуть попозже». Проходит время: «Что-то делаем?» – «Да сейчас немного другие задачи». Ну ок. А есть замы губернаторов, к которым ты приезжаешь – и они сами дают инструментарий.
Я помню, позвонил Сергею Соколову (замгубернатора Воронежской области по внутренней политике, – прим. ред.), по региональному отделению мы что-то обсуждали. Он говорит: Антон, хотел поздравить вас с избранием в Госдуму, – а уже месяц с этого момента прошел. Ну спасибо, вспомнил. Не работают с кадрами. Тула и Липецк мне нравятся инициативой. В Воронеже всегда проблема впускать или не впускать «Новых людей» на общегородские и общеобластные мероприятия: «тут с этими флагами выйдете, а эти уберите». В Туле – да выходите пожалуйста! В Липецке так же. В Тамбове пока ничего совместного не делали.
– Почему так происходит в Воронеже? Боятся потерять контроль?
– Ты всегда боишься потери контроля, если не уверен в своих силах. Это прямо истина. Или если ты не сможешь справиться с той или иной ситуацией. Значит, у администрации в чем-то есть проблема в этом вопросе. Может, у них и другая сторона – жесткой руки, которую Владимир Владимирович старается убрать; у нас сколько губернаторов недавно послетало, будет ли еще один чес губернаторов – тоже вопрос. Политика жесткой руки в 21 веке перестала работать так, как надо. Либо у нас есть проблемы в коммуникации внутриполитического блока, вообще администрации. В других регионах у многих такая же была позиция – не впускать, не разговаривать или говорить, но не поддерживать. У меня из закрепленных регионов в двух очень позитивно. Говорят: «Новые люди» по-любому что-то сделают прикольное, надо их брать. У нас какой-то фестиваль по киберспорту, кто будет делать? Да вон «Новым людям» отдайте, пускай сделают. И нашим отделениям хорошо, и регион KPI закрывает, и для молодежи движуха.
– Какая работа ведется на местности и почему в Москве вас знают больше, чем в Воронеже?
– Я могу честно сказать, что с Воронежем я мог бы работать побольше и поактивнее. Кастюкевич – тоже федеральная повестка, но он в Воронеже тоже успевает делать, не знаю, насколько его знают в Воронеже. Я в регионе не так часто в последнее время, к сожалению, появляюсь. У меня помощники отрабатывают это. По гаражному кооперативу в Нововоронеже неделю назад (интервью состоялось в начале июля, – прим. ред.) обратились люди. Там есть явный факт хищения денег из кооператива, мы сейчас с этим вопросом разбираемся с прокуратурой. Думаю, надо более активно рассказывать про то, что я делаю в Воронеже. Второе. Где я больше нужен и где меня поглощает сама повестка? Условно, на федеральном уровне я чувствую, что очень нужен, ко мне приходят запросы.
В августе лечу в Тегеран по вопросу инноваций, возможности взаимодействия кросс-платформенных проектов России и Ирана. С Казахстаном недавно созванивались, я возглавил комиссию по IT Россия – Казахстан. У нас вопросов с повестки – уже на несколько созывов вперед. Сейчас мы видим большую кризисную ситуацию с IT, инновациями. Мы сейчас под купол легли, лицензий нет, программного обеспечения нет. Надо эту историю двигать. Тут еще у меня Роскосмос появляется. Я применимее и выгоднее в позиции федеральной. Плюс СМИ меня зовут постоянно на ТВ, на трибуну выхожу постоянно. Внутриполитический блок, администрация президента это видит. Поэтому я и международку взял, летаю, как молодой депутат в сфере IT, т.е. меня втягивает туда. Я пытаюсь вернуться. Вот сейчас на региональную неделю приехать бы на неделю, так у меня не получается, у меня 4 региона, еще международка, еще и федеральная повестка.
Липецк и Воронеж у меня в приоритете. Опять же что такое «в приоритете»? Сколько я был в Воронеже за прошлый месяц? Из-за пленарок в Госдуме ни разу. Я сейчас приехал в июле, слава богу. И то я приехал, а завтра вечером опять уезжаю, потому что в понедельник уже начинается своя повестка. Нас еще мало – 15 человек. Для соблюдения легитимности процессов в Государственной Думе должны быть представители всех партий. Куча комиссий, куча рабочих групп, куча комитетов, в которых мы должны присутствовать. Везде должен быть человек, который сможет дать позицию партии правильную, не скажет ничего лишнего, так что потом краснеть за него не придется. Я себя считаю одним из тех игроков, которые смогут это сделать. Плюс бэкграунд позволяет о чем-то разговаривать с большими дядьками предметно и не втирать мне в уши, что они придумали, что это на самом деле как-то работает по-другому. По Воронежу из последнего работали по гуманитарной помощи. Я очень хочу, чтобы меня поглотил Воронеж в хорошем смысле этого слова – как федеральная повестка поглощает меня.
– Из вашего ответа я понял, что больше готовы, в том числе и в Воронеже, продвигать современную повестку – IT, цифровизация и прочее?
– Да.
– Но все упирается в нежелание идти на контакт?
– В инициацию со стороны правительства Воронежской области. Это плохо, наверное. Я расставил приоритеты на федеральную повестку и работаю с федеральными структурами. У меня не хватает внимания на инициацию для Воронежа. Если бы меня взял за грудки департамент цифрового развития, сказал, что нам нужно продвигать какую-то программу, то я бы ее, конечно, делал. У меня есть ответственность перед людьми и перед регионом. Но когда происходит так, что мне приходится что-то выкручивать, придумывать, – они-то больше на земле знают, чем я, – у меня уже не хватает внимания.
– В следующем году выборы губернатора Воронежской области, «Новые люди» будут выставлять своего кандидата?
– Планируем. Я не буду зарекаться, но все что угодно может произойти. Я думаю, по выдвижению губернатора за полгода до начала выборов где-то будем уже понимать.
– Как изменилась ваша жизнь, работа как депутата Госдумы после начала СВО?
– Спать меньше стал из-за графика, меньше командировок за границу стало и больше по России начал работать. Какого-то радикального изменения вообще не заметил. Да, много пленарок, дольше, много вопросов резонансных, много выступать еще приходится, много комментариев давать приходится. Больше комиссий и круглых столов появилось, потому что активнее работа пошла из-за того, что ряд связей оборвались с некоторыми странами. Хочу съездить на родину в Херсон, когда уже там все будет тихо и спокойно, может, там чем-нибудь смогу быть полезен. Пока я не вижу смысла туда ехать, мордашкой светить: приду – ну здравствуйте, я депутат. Что я могу предложить? Предлагать там сильно нечего, пока действия боевые не пройдут, а дальше уже отделение партии откроем.
– Кого вы считаете самым влиятельным человеком в Воронежской области?
– Это Александр Гусев и Алексей Гордеев. Алексей Васильевич влиятелен в Воронеже с точки зрения федерального статуса: он приезжает – вокруг него сразу весь бомонд выстраивается. Губернатор здесь все-таки местный влиятельный человек. Если брать в целом, то, наверное, точно Алексей Васильевич по уровню влияния, потом уже губернатор, но он очень локализован. Преимущество Алексея Васильевича – это федеральный уровень и ресурсы федерального уровня, в отличие от того же Гусева. Если что-то нужно решить, Гусев, – это мое видение, я с ним не знаком, – пытается решить задачи, вопросы внутри региона ресурсами региона. Алексей Васильевич решал вопросы уровнем министерств, глав других регионов, т.е. извне их брал, чтобы сделать внутри. А сейчас губернатор старается внутренней машиной решать внутренние проблемы. Это, мне кажется, главная ошибка руководителя.
– Как вы считаете, вы узнаваемый человек в регионе, влиятельный? Кто ваша аудитория здесь?
– Я не скажу, что я рок-звезда; меня на улице узнают, но с точки зрения объема актива, с точки зрения федерального телека, если фамилию Ткачев назвать, я думаю, хотя бы 1 из 10 назовет и скажет, что да, это бывший губернатор Краснодарского края (смеется, – прим. ред.). С другой стороны, 1 из 20 точно назовет, скажет, что, да, знаю. Что касается влияния, у меня все-таки оно здесь формальное с точки зрения инструментов, которые я могу применять. Если брать неформальное влияние на структуры, – а я и не задавался этим пока, – у меня нет задачи с эсерами один диалог вести, с единороссами, с Нетесовым, например, тереться. Не вижу в этом смысла. Пока потребности регионального влияния неформального у меня не было, поэтому я его и не строю. С точки зрения узнаваемости – узнаваемость какая-то точно есть, по замерам можно посмотреть. Я по медиалогии смотрю, я в партии держусь на 3-4 месте. Федеральные новости в любом случае в регионе показывают, поэтому точно кто-то видит, знает.
– Не чувствуете ли каких-то возрастных предрассудков от старших, более взрослых депутатов, мол, молодой-зеленый, ничего не знаешь?
– Вообще нет. Во-первых, я эксперт, признанный эксперт, и депутаты ко мне как к эксперту относятся. Второе, есть взрослые очень депутаты, которым под 70, они такие: «вы наши детки, давайте, за вами будущее!» Очень дружелюбная обстановка. Нет такого: «Я – депутат!» Они понимают, что у нас перспектив побольше, чем у них. Мы интереснее для федералов и они с нами хотят дружить. Я выступаю на трибуне, постоянно вопросы задаю.
