Воронеж. 22.03.2024. ABIREG.RU – Авторская колонка – Сейчас нам начнут рассказывать (или уже начали), какие смелые при Михаиле Бычкове постановки были ранее в репертуаре Камерного, сколько их еще могло появиться в будущем и чем Михаил Владимирович неизмеримо велик и прекрасен, но нам этот режиссер запомнится всё-таки несколько другими достижениями.
В первую очередь тем, что за 30 лет его руководства Камерный театр стал окончательно и бесповоротно несвободен для рядового зрителя.
Конечно, вряд ли прямо завтра Камерный снова станет необыкновенно демократичным и распахнет двери настежь для всех желающих. Но то, что социальная ориентированность и открытость площадки будет одним из приоритетов – это точно.
Чтобы понять произошедшее, нужно знать, что Камерный еще на заре своей туманной юности создавался не для театральных разночинцев, а для творческих утех крупной воронежской буржуазии. Бычков дружил с ней, любил, холил и лелеял ее, поэтому в ответ всегда пользовался серьезной материальной поддержкой «капитанов большого бизнеса». Для внешнего же антуража Михаил Владимирович с присущим ему светским блеском придавал театру некое эстетское творческое пространство, которое позволяло себе быть иногда даже хулиганским, но в целом являло то самое скромное буржуазное обаяние, ради которого соответствующая буржуазная публика всегда занимала самые дорогие места в театральном партере, снисходительно уступая места подешевле и попроще обычной воронежской интеллигенции. Хотя, с моей точки зрения, театр в творческом плане давно находился в незаметной стагнации и какого-либо действительно нового современного развития от него ждать смысла уже не имело. Здесь важно сделать акцент на том, что я говорю исключительно о творческой составляющей. Менеджмент, инфраструктура и прочие административно-хозяйственные вопросы в Камерном были решены в первую очередь и очень грамотно – впрочем, так и должен был быть выстроен передовой буржуазный театр, ведь не зря же Бычков любовно называл себя воронежским европейцем!
Воронежцы были в восторге, что в городе появилось великолепное театральное здание, там работала высокопрофессиональная труппа, имелись выставочные залы, функционировал чудесный ресторан – короче говоря, были созданы все условия, чтобы во вроде как государственном театре чувствовала себя максимально комфортно самая известная воронежская публика. И хотя перечень названий спектаклей в репертуарной афише еще даже до последних времен взывал к творческим истокам прежних демократических лет, всё это уже выглядело как академическая претензия откровенно коммерческого театра.
И взошла его звезда!
О Бычкове воронежские журналисты и критики всегда писали много, но основную мысль этих публикаций можно было выразить всего одной фразой: «Бычков совершил революцию в воронежском театральном пространстве, которая никому ранее не была под силу». Авторы в своем большинстве не объясняли содержательную часть этой революции, однако постоянно намекали на что-то глубокое и значимое. Впрочем, критики и журналисты тогда еще не успели привыкнуть к Бычкову, а потому старались в это самое глубокое и значимое не вторгаться, дабы, не дай бог, не выглядеть глупо, и обходились лишь общими определениями вроде «талантливейший», «ни с кем не сравнимый», «один из выдающихся режиссеров нашей эпохи» и так далее. Природная «скромность» Михаила Владимировича уже тогда не позволяла ему вмешиваться в льстиво-развесистую клюкву тружеников пера и делать какие-то более благоразумные правки.
Бычков и Гордеевы
Если брать режиссерские таланты Михаила Владимировича, то дальнейшему развитию режиссерского дара помешала, как ни странно, исключительная симпатия губернаторской четы Гордеевых – как известно, самое серьезное испытание для творческого человека происходит не водой и огнем, а медными трубами. Алексей Васильевич с супругой быстро определились с местом своего постоянного театрального паломничества – им стал, как понимаете, воронежский Камерный театр. Когда твоими самыми преданными поклонниками являются первые лица региона, это не просто ко многому обязывает, при этом слишком многое становится доступным. Гордеевы не скрывали доверия к Бычкову как к весьма профессиональному деятелю культуры и талантливому режиссеру, и окрыленный Бычков не заставил себя долго ждать: яркие и масштабные проекты вроде Платоновского фестиваля посыпались как из рога изобилия, доверие губернаторского верха становилось всё более сильным и, кажется, достигло своего апогея. Строительство с нуля нового современного здания театра под конкретного человека – беспрецедентный случай в воронежской новейшей истории.
Когда сбываются мечты
Надо сказать, что именно тогда Бычков стал одной из самых заметных фигур в нашем регионе, ощутившей свое привилегированное положение благодаря исключительному отношению со стороны губернаторской власти. И именно поэтому, наконец, родилась совершенно беспроигрышная и очень давно терпеливо вынашиваемая идея: Михаил Владимирович совершенно сознательно решил сделать Камерный самым модным местом для властной воронежской элиты. Для этого он поставил на театральный творческий конвейер ироническое восприятие повседневности и адаптировал к нуждам своей целевой аудитории отечественную буржуазную бунтарскую повестку. Многие критики восхищались тем, что в его спектаклях последних лет наша повседневная жизнь всегда отмечена налетом сатиры. Но справедливости ради следует сказать, что это заслуга не Бычкова, а самой нашей повседневности, которую как ни ставь и как ни описывай – всё будет сатирою. Просто Михаил Владимирович понял, что, создавая впечатление протестной, критической активности, спекулируя на некоторых абсурдных явлениях советской и ранней постсоветской действительности, он всегда будет в тренде и почете у своих зрителей. Понял и взял на вооружение, сделав это своеобразной «фишкой» Камерного театра.
Как это выглядело?
Целевая аудитория лучше всего запоминает стратегически верно расположенный маркер. Бычков, будучи чутким и далеко не глупым человеком, эти маркетинговые аксиомы применил в своей художественной практике, поэтому визуальный ряд едва ли не всех спектаклей Камерного театра формировался вокруг намеков (а то и вполне конкретных указаний) на современные реалии с теми самыми узнаваемыми маркерами. И дело даже не в актуальных и привычных сегодня сценических атрибутах (вроде мобильных телефонов, современных костюмов и так далее) – это как раз довольно стандартный творческий прием. Речь о том, что каждый мобильный телефон и каждый современный костюм непременно создавали несколько аллюзий, хотя бы одна из которых – на очень конкретную ситуацию из нашей государственной реальности. Именно о таких решениях потом в качестве примеров с удовольствием вспоминает аудитория, делясь впечатлениями от того или иного спектакля: «Знаете? Бычков-то опять отличился, жутко критически и смело описал нашу ужасную действительность, и всё так натурально, необычайно узнаваемо...»
Именно поэтому Камерный театр, как коммерческий проект, работал с надежностью хорошо смазанного механизма.
Бычков умело поддерживал образ рафинированного интеллектуала и адепта современного театра, а всё это было симпатично гламурной аудитории, полагающей себя нынешней социальной нормой. Заметим, что при этом Михаил Владимирович не делал почти ничего, что могло бы идеологически раздражать воронежский мидл-класс и региональную власть: у него трудно было до последних событий найти, например, высказывания о политической системе и вообще о чем-то таком, что толкнуло бы его на опасную тропинку между «своими» и «чужими». Поэтому богатая и светская публика считала такую позицию наиболее уместной. Всё дело в том, что людям, лояльным к окружающей государственной действительности в силу стабильного социального положения тоже иногда хочется... м-м-м... ударить по этой самой действительности железным ломом. Но поскольку опять же каждый понимает, что в реальности это невозможно (да и не нужно), то столичная просвещенная публика прибегает к неким творческим сублимациям: то «лайкает» остросоциальные посты Ксении Собчак, то превозносит «Левиафана» кинорежиссера Андрея Звягинцева или, скажем, аплодирует идеологической смелости кинодокументалиста Виталия Манского. Но это всё в Москве, а на воронежской земле данную сублимационную зону полностью занял Михаил Бычков. Именно поэтому у Камерного в последнее время существенно выросла и изменилась аудитория, туда стаями полетели клерки всех уровней – то есть люди, которых, во-первых, называют «белыми воротничками», а во-вторых, являющиеся полностью лояльными действующей власти. Вот они и стали новыми, типовыми поклонниками нынешнего Камерного театра, пришедшими на смену малоимущей городской интеллигенции. Новая многочисленная целевая аудитория Камерного: невротизированные городские служащие, которым «выпустить пар» помогает свой по духу режиссер, а они его внутренне панибратски считают интеллектуалом сродни себе.
И вот тут стали находиться объяснения, почему Бычкову позволялось в нашей области за последние годы всё больше и больше. Всё дело в том, что он начал серьезно работать на удержание норм взаимоотношений внутри региональной вертикали власти в сфере культуры, а те, кто заинтересован в сохранении таковых норм, это отлично понимали. Логика отношения региональной власти к Бычкову (и его театру) была вполне понятна, даже если она и не артикулировалась напрямую: пусть люди среднего класса внимают, безусловно, талантливому, делающему крепкие спектакли и фестивали Бычкову, получают информацию о культурном процветании Воронежской области из рук профессионального манипулятора, поскольку это надежнее, чем позволять местным творческим кланам бесконтрольно и рефлексивно выяснять отношения, ведь это неизвестно к чему приведет.
Таким образом, вседозволенность худрука Камерного театра, которая стала уже просто вопиющей, была порождением обычного инстинкта самосохранения власти, хотя многие воронежцы по старой памяти, наверное, до сих пор всё еще убеждены в том, что право на свободу высказывания Бычков заработал самостоятельно.
Уже сложно вспомнить тот решающий момент, когда Михаил Владимирович из театрального режиссера в чистом виде незаметно начал превращаться в функционера от культуры. Процесс начался давно, но завершающая стадия произошла именно сейчас, поскольку благодаря СВО в обществе начали понемногу меняться приоритеты. У Бычкова не пропало желание писать открытые осуждающие письма? Как худрук театра, он не захотел поддерживать участников СВО и членов их семей льготными билетами? Что ж, воронежские власти такую позицию культурного деятеля услышали, но отреагировали на нее самостоятельно и достаточно убедительно.
Думается, Бычков всегда жил с ощущением необходимости запасного аэродрома, для чего и имел богатых единомышленников. Уезжать-то из Воронежа ему точно некуда – это только наши зрители по привычке продолжают его считать великим режиссером, а в столице таких «маэстро» хоть пруд пруди... Поэтому именно здесь и создал Михаил Владимирович некий негосударственный центр культуры и искусства с многозначительным названием «Прогресс» для «свободных воронежских артистов и музыкантов». Спонсирует «Прогресс», как говорят, один из богатейших воронежских предпринимателей с весьма демократическим взглядом на окружающую действительность.
Но теперь информация к размышлению: случайно ли то, что последнее время российский президент с постоянством, достойным уважения, стал собирать Совет по культуре? Случайно ли начали встречаться и подолгу общаться с деятелями культуры премьер-министры и главы обеих палат парламента?
Очевидные вещи всегда неудобны тем, что их очевидность со временем становится тем общим местом, за которым теряется смысл сказанного. Одна из таких очевидных вещей теперь – особый подход к работе с тем, что принято называть «сферой культуры». Это слишком тонкая материя, чтобы быть «индустрией», пусть даже «креативной». Это та сфера, где уже не работают многие прежние правила и привычки. И они уже не начнут работать снова, даже если их ни с того ни с сего назовут «Прогрессом».
Сам же Михаил Бычков отказался давать какие-либо комментарии.
