На вопросы Inside ответил президент управляющей горной машиностроительной компании — «Рудгормаш» Анатолий ЧЕКМЕНЕВ.
— Вы четыре месяца находились в воронежском СИЗО. Это такой опыт, которым не каждый руководитель крупного предприятия может похвалиться. Какие впечатления от этого места у вас остались?
— Там ничего хорошего, конечно, нет. Впрочем, там есть и порядочные люди. Есть люди, которые умеют себя достойно вести. Ведь многие туда попадают и случайно. И общероссийская статистика говорит, что порядка 25 — 40% — это незаслуженно, ошибочно арестованные или по навету, по судейской ошибке. Надо везде уметь оставаться человеком.
— Были там такие люди, кого вы бы могли взять к себе на предприятие?
— Пожалуй, нет. Хотя, повторю, есть люди вполне достойные.
— Анатолий Николаевич, следствие инкриминирует вам вывод активов с предприятия в Чехию. Было специальное заявление воронежского следственного управления по вашему делу, чего они раньше никогда не делали. Вы можете что-то сказать по поводу обвинений в ваш адрес?
— Я когда читал обвинение, смеялся от души, хотя, казалось бы, в моей ситуации лучше этого не делать. С такой же легкостью меня можно обвинить в том, что я готовлю государственный переворот. Ведь всем все понятно: с 2004 года идет попытка захвата предприятия. Занимаются этим сильные люди, со связями в чиновничьем мире, в правоохранительных органах. Мне поступали угрозы вплоть до физического устранения. Но после определенных собеседований пока отказались от этой мысли, решили, что легче меня в тюрьму посадить.
— А вы об этих угрозах подавали заявление в правоохранительные органы?
— А кто его будет смотреть и слушать? В этом нет смысла, тем более свидетель, к сожалению, умер год назад — юрист, с которым мы были на переговорах. Была расписана технология, что через МВД по ЦФО будет возобновлено уголовное дело, которое расследовалось в Воронежской области, что будет давление на меня оказываться через моих родственников, детей. Все идет по этому сценарию. Идет давление на мою дочь, которая живет в Германии и пишет сейчас диссертацию.
— Такие длинные руки у ваших оппонентов, что до Германии достают?
— Да, это сильная команда. Весь мир российской недвижимости поделен между семью рейдерскими командами, которые специализируются в определенных отраслях. Кто-то специализируется на транспорте, кто-то — на предприятиях оборонно-промышленного комплекса.
— А что за группа имеет отношение к захвату вашего предприятия? На чем она специализируется и как ее назвать?
— Это корпорация «Каскол», возглавляет ее Сергей Георгиевич Недорослев, достаточно молодой и амбициозный бизнесмен. Он лично не занимается рейдерством, у него есть ряд специально обученных профессионалов. Возглавляет всю эту работу один из «лучших» рейдеров России — Свирский Павел Михайлович. Очень известная личность своей результативностью работы. Как они говорят: куда мы приходим, там 99% успеха. Один из его ближайших сподвижников — Олег Анатольевич Мисерва, бывший работник МВД.
Компания эта московская, уже все отработано, поэтому можно и дальше расписать, какие будут шаги. Когда мы со следователем беседовали, я напомнил пословицу: от сумы и от тюрьмы не зарекаются. Не исключено, что кто-то из следственного управления окажется по ту сторону решетки. У нас же так и получилось, когда нами занималась следственная бригада МВД по ЦФО. Два следователя, достаточно высокопоставленных офицера, оказались за решеткой. Это не касалось нашего дела, но свидетельствует об уровне нравственной чистоты этой бригады. Они попались на взятке, совсем по другому делу. Я не знаю дальнейшую их судьбу, но если они не откупились, то они долго и плотно будут сидеть. И здесь мы же знаем все эти заходы, кто приезжал, когда, сколько занесли, кому отдали. Дело против меня ведется по косвенным доказательствам, потому что прямых доказательств не было и нет, их и не может быть. А сфабриковать дело можно по любому вопросу.
— В официальном заявлении следственного управления два или три раза говорится, что вы вводили в заблуждение совет директоров. Что же это за совет директоров, который легко вводится в заблуждение?
— Тяжело сказать. Причем на совете директоров я ни разу не докладывал, докладывали профильные специалисты — юристы, экономисты. Я участвовал в принятии решений только как рядовой член совета директоров. Законодательством предусматривается, что коллегиальным способом принимаются решения, и они неукоснительно исполнительным органом выполняются. Это мое кредо как руководителя. Во-первых, заместитель руководителя должен быть в курсе всех дел, и разбираться должен каждый в пределах своей компетенции. Руководитель не может быть в курсе всех вещей. Во-вторых, это норма демократии, когда идет коллективное обсуждение и принятие решений. Это и есть настоящая демократия. А не так, как сейчас: запретили Чекменева в депутаты выдвигать, на страницы газет приказали не пущать, вдруг он скажет что-то не то. Я стараюсь по кардинальным вопросам советоваться с людьми. Потому что какой бы ни был идеальный и умный руководитель, он не может все знать, все уметь.
— А в этой схватке с рейдерами вы чью-нибудь поддержку в городе ощущаете? Может быть, власти, части правоохранителей?
— Когда-то ощущал, это действительно была поддержка. На сегодняшний день я чувствую только поддержку коллектива завода, друзей и родных.
— Когда вы вернулись из СИЗО, вы пошли по цехам. О чем люди вас спрашивали, что говорили?
— Ни о чем не спрашивали, люди умные и так все понимают. Говорили о деле. Я, в принципе, еще в декабре знал, что меня посадят. И когда люди приходили тогда ко мне и спрашивали, чем можно помочь, я им отвечал, что можно помочь только одним — работой. Только работой мы доказываем, что пришли сюда не стащить. Вот говорят, что вывели активы. Я уже сообщал на координационном совете: давайте разберемся, что куда увели. Рельсы, краны или станки — все работает. Налоги платятся здесь, в Воронеже. Предприятие мне дорого. Уже 34 года, как я здесь работаю. Оно мне дорого, и люди дороги. И если дело в Чекменеве, вы не мешайте работать заводу. Скажите: Чекменев, уйди отсюда. Ей-богу, я зубы сцеплю, больно будет, но повернусь и уйду. Но не говорят, дело-то не в Чекменеве. Чекменев мешает им, потому что он в ущерб своему положению, здоровью, всему бьется за завод. Сколько заводов уже похоронили. На конец 80-х годов на промышленных предприятиях Воронежа работали 270 тысяч человек, в миллионном городе! Сегодня работают 70 тысяч человек, считая малый, средний и крупный бизнес. 200 тысяч человек куда-то ушли. Ушли проститутками на окружную дорогу, наркоманами в подъезды, спились. Идет уничтожение народа.
— Вы в декабре знали, что вас посадят. Почему же вы не уехали за границу?
— Потому что мне жить здесь. Это моя земля, почему мне уходить куда-то? Я считаю, что те, кто сейчас занимаются рейдерством, — это пятая колонна, которая бьется за то, чтобы свой карман набить. В их понятиях завод наш стоит немного. Я когда изучал ситуацию по этим компаниям, обороты там бешеные. Из бюджета идут десятки и сотни миллиардов, а миллионы уже не считают. Когда у меня дочь уехала учиться, я сам на этом настаивал, чтобы она получила хорошее европейское образование. Но это не для того, чтобы что-то из России утащить, а наоборот — этот европейский опыт принести сюда.
— Как вы думаете, европейский опыт и образование применимы в нынешних условиях здесь, когда такое происходит с промышленностью?
— Чтобы перестроить сознание населения при смене одного социального строя на другой, требуется минимум три-пять поколений. На это понадобится 150 лет. И тогда только в России все наладится. При советской власти было много хорошего, но мы взяли оттуда только плохое, как и из капиталистической системы. И из этих двух отвратительных кусков хотим слепить пирог какой-то. Не бывает так. По логике вещей, надо, наоборот, все хорошее взять из социалистической и капиталистической систем и слепить какое-то подобие шведской системы или норвежской. И опять возвращаемся сейчас к старому. Надо ГТО опять вводить, говорят. Что нового выдумали? Ничего.
— Какое сейчас ГТО, дети больные и слабые.
— Там много еще проблем: что мы едим, как дышим, как развиваются дети. На каких примерах они учатся жить. На примерах бандитских бригад или на примерах людей, которые действительно что-то создают, на высоких идеалах и моральных принципах. И в итоге мы имеем то, что имеем. Да, у меня есть виза. У меня сын 11 лет назад в Чехии родился, у него постоянная виза. А что в этом плохого? Да, мы там квартиру купили. Но никто же не предъявляет претензии. И что здесь противозаконного? А уезжать я не хочу, буду жить здесь. Многие чиновники, руководители сельхозпредприятий имеют в Москве квартиры, в разы превышающие по цене где-то в Европе. И ничего — норма.
— В чем соблазн вашего предприятия для рейдеров? Что им нужно от «Рудгормаша»?
— По большому счету, только деньги. В деятельности предприятия они не заинтересованы ни в коем случае. Их задача — любой ценой получить сверхприбыль. Это сверхприбыльный бизнес, как наркотики, проституция, оружие.
— Что их интересует? Земля, помещения?
— Они стараются забрать все это, потом продать, и будет вместо завода микрорайон, застроят его домами. Можно склады сделать — закрытая территория, все коммуникации есть, подъездные пути есть.
— Что завод может противопоставить рейдерству? Ваша продукция пользуется спросом в данный момент? На совещаниях в администрации области говорят, что у вас долги по зарплате, рынки сбыта падают. Это соответствует действительности?
— Были и долги по зарплате, и проблемы с рынками сбыта. Но у нас уже который год идет дискредитация предприятия, фактически его уничтожение. Когда нам помогали, мы работали, когда нам перестали помогать, мы тоже работали. Когда нам стали мешать, мы опять работаем. Я понимаю, что кого-то это сильно злит. Я воспринимаю это как войну против предприятия, против экономики Воронежской области, экономики России. Когда мы работали в полную силу, было больше возможностей для выплаты налогов, зарплат. Но даже в условиях этой войны мы рассчитались полностью с долгами по заработной плате. Мы пошли в свое время на эти долги осознанно. В начале 2009 года завод стоял, а 51 миллион зарплаты мы начислили. Надо было завод остановить, людей распустить, тогда бы все было экономически обоснованно, не было бы долгов. Но у людей не было бы средств к существованию. А тут, хоть и с опозданием, но мы все выплатили. Сейчас задолженности нет.
Есть много способов, как уничтожить предприятие. Например, я не думаю, что у самого следователя хватило фантазии, это ему подсказали: есть у предприятия кредиты, взятые в банке. Законодательство поменялось, нам надо было вывести, поменять залоговую базу, соответствующим образом ее оформить. Именно в этот период таланта и внимания у следователя хватило, чтобы он мог мгновенно выйти в суд и арестовать наше имущество. Какие у нас внимательные, патриотичные следователи! Не своими руками задушить завод, а руками банка. Банк немедленно затребует залоговое обязательство и вернет обеспечение, потребует вернуть немедленно кредит. Сразу вводится картотека, и все средства идут на погашение кредита. И все, завод закрыт. К великому сожалению наших оппонентов, мы нашли общий язык с банком, реструктуризировали эту задолженность, и сейчас уже шестой месяц выплачиваем регулярно все долги по кредитам. Да, тяжело. Выплачивать вовремя зарплату и кредит — это невероятнейшая нагрузка. Но ничего, мы привыкли зарабатывать собственным трудом деньги, а не воровать. Нам не носят взятки, с нас вымогают, мы не даем, и это тоже бесит. На самом деле я горжусь, что на предприятии создана такая система, которая позволила нам быть достаточно устойчивыми в экономическом, политическом плане, в плане набега рейдеров. Нас душат уже пять лет, и никак не получается. Когда нам помогали, у них не получалось, сейчас помогают нашим врагам, у них тоже ничего не получается. Рынок сбыта растет, мы расширяем номенклатуру продукции. Мы вошли сейчас в нефтегазовую отрасль. Загрузка у нас до конца года, и уже просматривается первый квартал 2011 года.
— А кто у вас основные партнеры?
— Если говорить по предприятиям, у нас порядка 15 представительств создано по принципу, где наиболее локально располагаются наши потребители. Это два представительства на Украине, в Узбекистане, в Казахстане два представительства. Пять представительств по России — Кузбасс, Урал, Мурманск, Красноярск, центральное представительство в Москве. Если брать по конкретным компаниям, то это «Апатиты», Павловский ГОК, Стойленский, Лебединский ГОК, Михайловский ГОК. Везде, где добываются в России и в ближнем зарубежье полезные ископаемые в твердом виде, там работает наша техника. Это «Евраз», СУЭК, «Кузбассразрезуголь». Это традиционные наши потребители, которые, несмотря ни на какие сообщения, отношений с нами не прерывают. Все понимают, многие проходили и банкротства, и рейдерские захваты. Когда я вышел, было у нас совещание дилеров, приехали некоторые представители наших потребителей. И один товарищ мне сказал: как тебе помочь? Они за счет собственных средств уже на четвертый квартал заказы разместили, потому что понимали: будет работать завод, будет возможность бороться и сопротивляться. А если завод остановится, весь смысл потеряется.
— Вы как-то прогнозируете для себя, сколько еще эти военные действия могут продолжиться, или гадать бессмысленно?
— Сейчас уже следствие в основном слепило обвинение. Причем обвинение строится на абсолютно косвенных фактах. Если бы мне сейчас сказали, что расследование и судебный процесс будут идти в рамках закона, я бы песни запел на радостях. Но я на своей шкуре уже убедился, что закон у нас мало что значит, когда меня в декабре в одних трусах из реанимации выставляли на улицу, когда «скорая» меня отказывалась забирать, потому что были соответствующие указания. Поэтому об объективности пока говорить не приходится.
— Доводилось слышать, что на заводе слабый менеджмент.
— Частично мы подчищаем. Кто-то уходит на пенсию, кто-то просто заедается, кто-то уже закис на своем месте. Говорят, что руководитель должен через каждые 5 — 7 лет менять место работы. Может быть, я тоже сделал ошибку, нужно было, отработав какое-то время, уходить с завода. В свое время звали в чиновники. Но это не жизнь, не хочу.
— Персонал вы обучаете?
— Идет локальное обучение, а мы периодически проводим еще и обучение высшего звена, которое проходит в течение года-двух. Параллельно идет обучение по среднему уровню, мастерскому составу, по начальникам цехов и отделов. Но последние два года у меня из жизни были выбиты. Пришлось заниматься вопросами моральной и физической реанимации. Сейчас мы проводим обучение, корректируем новые направления в стратегии. Мы на добывающую отрасль работали и работаем, но теперь еще завязались отношения с нефтяниками и газовиками. Сейчас мы еще работаем в плане дозагрузки наших мощностей, поскольку были они рассчитаны на внутриминистерскую кооперацию в целом. Многие вещи у нас оказались лишними, не востребованными. А сейчас загружать опять придется все это.
— А есть специалисты, те, кто на этих мощностях работать будет? Известно же, что рабочих рук не хватает.
— Это не главная проблема. Основная проблема на сегодняшний день заключается в нехватке тех, кто работает мозгами — конструкторов, технологов, маркетологов.
— Удивительно, обычно говорится, что у нас достаточно людей с высшим образованием, нам нужны рабочие.
— Людей с высшим образованием достаточно, а специалистов нет. Вот в чем проблема.
— Вы упомянули, что не захотели стать чиновником. А почему?
— Если я что-то не понимаю, зачем я буду этим заниматься? Мы стараемся заниматься тем, в чем понимаем. Мы в железках понимаем, этим и занимаемся, это наш дом. К нам в дом сейчас пришли и сказали: мы сильные, мы вас растопчем. Да, они сильные, но мы бьемся за свое, нам чужого не надо
Герман полтаев
Inside, #11 / Август 2010
