«ВК» решил вернуться к обсуждению Манифеста просвещенного консерватизма актера и кинорежиссера Никиты Михалкова. Вслед за консерватором и коммунистом его комментирует президент фонда «Русское либеральное наследие», доктор философских наук, профессор Института философии Российской академии наук, завкафедрой политологии Государственного академического университета гуманитарных наук, старшина Московского английского клуба Алексей КАРА-МУРЗА, недавно посетивший Воронеж по приглашению школы эффективных коммуникаций «Репное».
— Я считаю, что воронежский регион был одним из лидеров политической трансформации, которая могла дать России новые шансы, — говорит Алексей Алексеевич. — В начале XX века у вас сложилась политическая культура, которая давала возможность для другого, уже не самодержавного и не большевистского, а, условно говоря, парламентского пути развития. С упором на выборную культуру. Ее лидерами были Андрей Шингарев и Петр Ростовцев. Несколько лет в начале прошлого века стали годами бурного расцвета для Воронежа под руководством не назначенцев, а местной выборной культуры. То есть губернской земской управы и избранного градоначальника.
— В Воронеже только недавно была открыта мемориальная доска Андрею Ивановичу Шингареву...
— Да, так и есть. Шингарев был министром земледелия и финансов временного правительства, депутатом трех Госдум. Его закололи штыками в 1918 году в Мариинской больнице. Шингарев, пожалуй, ваша фигура номер один из представителей той субкультуры. Он был земским врачом, выдающимся оратором, теоретиком, пользовался доверием и любовью депутатского корпуса, включая даже политических оппонентов. А людей лечил практически бесплатно. И вот так был убит воинствующей матросней.
Чуть менее знаковая фигура — Петр Ростовцев, 1863 года рождения. Он из купеческой семьи, чье имение было недалеко от Землянска (сейчас Се-милукский район. — А. Ц.). Окончил юрфак Санкт-Петербургского университета, по возвращении на малую родину его избрали главой тогда достаточно крупного Землянска. А уже с 1890-х он — депутат губернского собрания. Его замечают и в Воронеже. Вскоре Ростовцев становится председателем губернской земской управы, то есть альтернативой генерал-губернатору. Он был достаточно успешным бизнесменом. Но деньги тратил в основном на учреждение стипендий, развитие образования в губернии. Так вот, в 1904 году его избирают уже городским главой. И за два года его правления Воронеж преображается: наладили конку, вымостили улицы, провели водопровод, построили много школ и больниц.
Примечательно, что верховные власти постоянно довлели над Ростовцевым, но на выборах в первую Госдуму воронежцы избрали его своим депутатом. Правда, та дума просуществовала недолго: испугавшись, власти ее распустили. Петр Яковлевич вместе с председателем первого российского парламента Сергеем Муромцевым подписывает выборгское воззвание, за что вместе с единомышленниками получает три месяца тюрьмы и лишается прав избрания на любые должности.
Тогда, я считаю, произошла большая кадровая катастрофа. Элита, которая появилась в стране благодаря реформам Александра II через 25 лет, оказалась в изгнании или за решеткой. Но в начале Первой мировой создается общественная организация «Союз земств и городов», в которой таким изгнанникам разрешают участвовать. Ростовцев становится ее местным председателем. А в феврале 1917 года, после падения монархии, в городе совсем по-разному проявляют себя две власти. Формально правящий генерал-губернатор Ершов тогда лишь написал письмо во временный комитет Госдумы, спрашивая: кому сдавать дела? Ему ответили: председателям губернских управ. И комиссаром становится Ростовцев, но только лишь до октябрьского переворота.
Затем в истории города Петр Яковлевич появляется уже в конце 1919 года, когда белые берут Воронеж. Удивительно, но даже тогда власть к Ростовцеву перешла практически бескровно, хоть и ненадолго. Концовка его жизни совершенно не ясна, понятно, что с белыми частями он никуда не ушел. Ваши историки установили, что Ростовцев является дедом Татьяны Николаевны Никулиной, вдовы актера Юрия Никулина. Значит, у него был сын Николай Петрович. Вот пока и вся информация о Ростовцеве.
— Благодаря чему, на ваш взгляд, он завоевал доверие горожан?
— По сравнению с многими другими губернскими городами в 1904 — 1906 годах в Воронеже шло реальное развитие хозяйства. Его бюджет был подконтролен горожанам, отсутствовала коррупция, некоторые силовые структуры, которые и в царской России были малоуправляемы, приводились в порядок земским собранием и управой. Я не вижу других периодов в истории регионов, в которых можно брать подобные образцы для подражания. У нас часто было просто жесткое управление, так же? Но оно иногда провоцирует, с другой стороны, и жесткий ответ. Тупость чиновников порождает сумасбродство оппозиции, что мы сейчас, кстати, и наблюдаем на примере недавних массовых акций протеста в Москве и не только, после убийства футбольного фаната. Коррупционность силовых структур создает неправовую оппозицию, в центре столичных городов происходят события, чреватые потрясениями. Так вообще-то создаются революционные ситуации. Некомпетентность и воровство власти порождают низовой бунт. К сожалению, мы от него не застрахованы. Поэтому власть должна быть чрезвычайно компетентна, чтобы не порождать неправовые формы протеста. Мы уже знаем, что толпы людей с легкостью могут полностью захватить Манежную площадь.
— На ваш взгляд, в чем основная причина недавних массовых выступлений молодежи?
— Просто убили одного человека и отпустили убийц. Люди такого не любят. Не важно, кем они себя считают — либералами, демократами или консерваторами. У стен Кремля мы наблюдали моральный протест. Если власть отпускает преступника, она сама становится соучастником преступления. Люди пришли на площадь не из-за убийства, а из-за того, что чиновники не распорядились своими полномочиями по обузданию преступности. То же самое было и в начале прошлого века, в том числе в Воронеже, когда и была порождена субкультура, которая может обуздать некомпетентность управленцев. Кстати, о том же Петре Ростовцеве многие узнали благодаря нашей совместной деятельности с Михаилом Карпачевым, профессором ВГУ. Ростовцев в большой антологии российского либерализма — единственная крупная фигура, дата смерти которой неизвестна. Но то, как мы относимся к своей истории, — отдельный разговор. Не ваша вина, что вы своих не знаете. Никто никаких не знает.
— Видится ли вам возможным лечение наших правоохранительных органов?
— Я сторонник западной системы, по которой окружной прокурор или шериф должны избираться. По Конституции сувереном власти в России является многонациональный народ РФ. Мы должны развивать главный закон страны, а не менять его.
— Законопроект о полиции, на ваш взгляд, что-то изменит?
— Если вспомнить историю, то милицию придумали не большевики, а члены Временного правительства. Они считали, что «полиция» — царский термин, а у нас, в демократической России, будет народная милиция. Теперь же ее снова меняют на полицию и говорят, что она станет более народной. От смены вывесок мало что меняется... Социология показывает, что люди боятся милиции больше, чем бандитов. Как мне кажется, при реформировании правоохранительных органов надо довериться здравому смыслу среднего россиянина. Он не хотел бы бояться людей, которые существуют за счет него как налогоплательщика.
— Говоря об истоках выборной культуры в России, вы сказали, что в нашей стране именно либералы приходят к власти в момент национальных катастроф. Глобальный финансовый кризис нас пока вроде бы не отпустил, но новых либералов что-то не просматривается. Наоборот, часть общественности выдвигает идеи консерватизма...
— Если говорить конкретно о Никите Михалкове, то я его когда-то любил как режиссера. Считаю, что некоторые его картины просто гениальны: «Свой среди чужих, чужой среди своих», «Раба любви». Но, когда он стал заигрывать с властью, началась некоторая деградация и художественного таланта. Никита Сергеевич, конечно, не политик. Но то, что он хочет вмешаться в ситуацию, понять можно. Не думаю, что он желает просто подлизать одно место власти, хотя некоторые его и подозревают в чем-то подобном. Скорее человек такого таланта сильно переживает за текущее положение дел. Он интуитивно большой художник, но гуманитарно, видимо, мало образован. Иначе бы понимал: то, о чем он пишет, как раз и ведет страну к катастрофе — жесткая власть, данная чуть ли не Богом, и так далее.
Сочинение Михалкова, с точки зрения политологов, — смешной текст дилетанта. Но удивительно, что он получает поддержку на самом верху. Ведь если быть настоящим государственником, надо думать, как страну укрепить, но не на той тоненькой ниточке, где власть дается от Бога. Россия страна обезвоженная, причем самой же властью. Народ-богоносец, выражаясь терминами Михалкова, совершил самую безбожную в мире революцию, разгромив все церкви. И насильно нашим людям впихивать религию о том, что власть сакральна, не получится. Народ будет просто плеваться. Нужны другие механизмы. В первую очередь правовые. Да, многие из нас искренне верующие, но без прав религия часто заканчивается имитацией. А человек, который делает вид, что покорен своему барину (в тексте Михалкова вообще много барства), стоит барину отвернуться, первым же возьмет вилы и воткнет их ему в задницу. С народом шутить нельзя — его надо воспитывать, просвещать. Не выдумывать мифы про него, а доверять ему и учить.
— Стало быть, нам нужен другой миф?
— Опыт гуманитарных наук подсказывает, что жить без мифов нельзя. Какие-то высшие цели должны быть. Человек нуждается в серьезной мотивации идеалистического плана. Он должен понимать, что помимо своего бренного существования у него есть высшая цель. Не просто набить свою утробу, но и вроде как поработать на вечность. На своих детей и их детей. Так что вопрос только в том, какими должны быть мифы. Когда человеку говорят: «Убей ближнего и заживешь хорошо», — возникает миф об образе незримого врага, который мешает строить светлое будущее. Тогда начинается мясорубка внутри страны, и мы становимся монстром для всего мира. К счастью, Россия выходит из такого состояния. Ну а взять положительный миф — например, о том, что человек звучит гордо. На самом деле человек звучит по-разному. Но даже маленькому человеку приятно, когда он звучит гордо. Ведь если он сам на себя плюнет, то потом уже ни на что не будет способен. Взять те же михалковские мифы о том, что человек — дрожащая тварь, которая должна поверить в начальство. Извините, посыл бездарен. А вот то, что ты что-то значишь, можешь на что-то повлиять, — крайне важное мироощущение. Американцы в своей истории придумали миф о том, что свободный человек пришел окультуривать свободную землю. Они живут с ним, и к ним приезжают сотни тысяч человек, их сейчас уже более 300 млн. А мы с идеей о том, что без начальства ничего не можем, хотя тоже имеем великую историю, мельчаем на глазах, бежим друг от друга. Люди ищут не только то место, где можно заработать, но и то, где они что-то значат. У нас в стране сейчас огромное количество скрытой эмиграции. Хотя за границей тоже к человеку относятся по-разному. Там не так здорово, и здесь не так плохо, но мифология играет свою роль.
— Сколько у нас есть времени для создания новых мифов?
— Нам осталось пять-семь лет, чтобы или встроиться в благополучный мир, или остаться мировой деревней, которая со временем окажется объектом манипуляций. Причем не со стороны Америки или Западной Европы — там люди интеллигентные живут. Мы станем китайской провинцией. Их уже в десять раз больше, чем нас. Нам просто необходима компетентная легитимная элита, которая в любой момент может отчитаться перед избирателями. Но пока в России реванш берет контркультура — по назначениям. Она полностью доминирует. Выборная система меняется, губернаторов уже назначают, с десяток мэров досиживают свой срок, тем временем общественное мнение готовят к тому, чтобы отдать руководителей муниципального уровня на откуп вертикали власти.
— А какие бы вы сделали прогнозы насчет предстоящих в 2012 году выборов президента?
— Нам еще надо 2011-й пережить. Результаты федеральных парламентских выборов о многом скажут. Очевидно, что Дмитрию Анатольевичу понравилось быть президентом. Он не готов положиться, а может быть, уже сомневается в том, что премьер ему разрешит идти на второй срок без скандала. Своей команды у Медведева, как мне кажется, нет. И, конечно, у его противников есть большие подозрения, что Дмитрий Анатольевич затаился, чтобы получить власть на шесть лет и уже тогда развернуться. Поэтому игра будет такая масштабная, что нам и не снилось. Я боюсь накликать каких-то острых вещей. Считаю, что могут быть, например, элементы провокации. Потому что, если Медведев действительно хочет избираться, он не должен допускать ошибок. А желающих подставить его довольно много.
Многие побаиваются, что за шесть лет Дмитрий Анатольевич может наворотить дел не меньше, чем в свое время наделал Горбачев. А нового Горбачева не хотят даже либералы. Можно выпустить кого надо, разрешить что надо, но главное — создать технологию, не допускающую произвола. Именно поэтому важно, каков будет результат парламентских выборов. Думаю, Медведев должен успеть демократизировать ситуацию так, чтобы «Единая Россия» не захватила абсолютное большинство (в Госдуме. —А. Ц.). Он не лидер правящей партии. Хотя не считаться с ней тоже не может.
Вообще у Медведева сложное положение, и я не уверен, что он готов распорядиться теми шансами, которые у него есть. Он затаился. Впрочем, если он не допустит ошибок, то у правящей элиты не 6yдет оснований не выбрать его на второй срок. Иначе получится, что четыре года Путин просто пережидал. Каких-то третьих игроков я не вижу. В любом случае провокации, наносящие ущерб имиджу России в мире, нам не нужны. Вы помните, у нас в стране многие процессы, меняющие нашу жизнь на долгие годы, начинаются с неожиданных и странных событий.
Записал Андрей Цветков
Воронежский курьер, № 144, 25 декабря 2010 года.
