Разговоры про инвестиции являются такой же неотъемлемой частью региональной политики, как и «подготовка к зиме», «проблемы ЖКХ», «состояние дорог». Каждая из тем уже стала этаким необходимым ингредиентом для стандартного заклинания за все хорошее и против всего плохого. При этом кого не спроси — все готовы работать на привлечение любых, в том числе иностранных денег, не покладая рук, а условия у нас просто замечательные. Прям-таки инвестиционный Клондайк, а не регион Центральной России из числа середнячков. С реальными результатами пока не густо. Причин для такой ситуации огромное количество: налоговые проблемы, коррупция, отсутствие кадров надлежащего качества за небольшие деньги. Есть еще один фактор, который нельзя формализовать или описать в обычных терминах инвестиционного климата. Вот про этот фактор и хотелось бы рассказать.
Совсем недавно присутствовала на встрече одного из чиновников и иностранного инвестора. Чиновник бодро говорил по-английски, агитировал организовывать производство у нас в регионе, выглядел как человек «в теме». Но чего-то не хватало, и это отчетливо было видно. Какого-то огонька в глазах. Возможно, именно поэтому, когда мы вышли, иностранец сказал, что вроде бы на словах все интересно, но вот вкладываться здесь он не хочет. Чего же не хватает? Все же есть, а счастья как не было, так и нет. Мне кажется, что вопрос упирается в некий новый синдром, возникший у поколения «нулевых». Я его про себя называю «синдром временщика». Все, кто рассказывает про стратегии на 15 лет вперед, прекрасно помнят, что 15 лет назад был 1996 год, и скажи кто тогда о средней зарплате по региону в 500 долларов — его бы просто засмеяли. Планировать на 30 лет еще страшнее — 30 лет назад был Советский Союз, и о какой-либо экономике, кроме плановой, никто даже не помышлял. За 20 лет без СССР мы пережили гигантские реформы, приватизацию, дефолт, несколько войн... Наверное, этим и можно объяснить привычку жить «здесь и сейчас». Но привычка-то вредная. И вредная чисто практически. Человек с горизонтом мышления в 1-3 года просто не способен развивать экономические процессы. Как можно планировать бизнес, если постоянно закладывать окупаемость за 3 года? А ведь так мы жили все последнее время. Большинство бизнесменов не мыслят категориями династий. Какие уж тут семейные традиции, когда едва ли не в каждой семье есть или репрессированный в сталинское время, или погибший в период коллективизации и индустриализации.
Мечта «намолотить бабок и свалить на Канары», мечта бандитов из 90-х, никак не отпускает нашего человека. Общение с вполне успешными бизнесменами только усиливает ощущение всеобщего желания бежать. Только за последний год, слухи сообщили нам, что один местечковый олигарх купил недвижимость в Германии, другой успешный бизнесмен отправил детей учиться в Швейцарию и присматривает недвижимость себе для ухода на покой, третий отправил детей в Англию. Про предыдущего мэра Воронежа молва говорила, что он неправедно нажил крайне мало. Это ему даже ставилось в вину — «дурак, даже украсть не смог, только вот домик в Черногории с откатов взял». Не будем судить о достоверности всей этой информации. Важнее то, что рассказчики этих слухов не столько осуждают, сколько завидуют — «Надо же, вырвался! А нам тут до скончания века...». Никто не думает, как сделать Канары или Швейцарию здесь, но все думают, как убежать туда. Вот так, достаточно внезапно у нас выросла вполне себе компрадорская буржуазия. Важно, что это произошло из собственной среды, и в весьма короткий срок. Наша элита мечтает слиться в экстазе с западным обществом потребления и не видит никакой перспективы «в этой стране».
Причин на то много, но важнейшая — нестабильность быта. У нашего топ-менеджмента, в том числе и государственного, почти американская привычка часто менять места работы. При этом частота изменений, в основном, не зависит от самого человека. Нестабильность стала едва ли не единственной нормой нашего времени. Но в Америке к постоянному движению в разные стороны относятся нормально. Тамошний топ может проработать пару лет руководителем предприятия, потом перейти на 3 года в некоммерческий фонд, затем стать чиновником администрации и, в итоге, опять уйти в бизнес. У нас же мобильность между разными направлениями минимальна. Правозащитник всю жизнь окучивает делянку борьбы с властями, а чиновники крайне редко переходят в бизнес, не достигнув больших высот и желания подзаработать «на пенсию».
Возможно, это пройдет тогда, когда вырастет поколение, свободно мотающееся через границы и не знающее ограничений соцлагеря. Возможно, когда исчезнет мышление по логике «я начальник — ты дурак». Но мы уже живем здесь и можем видеть, что болезнь эта вполне побеждаема и текущими средствами. Инвестиции идут в те регионы, где люди фанатично, искренне верят в то, что они здесь навсегда. Верят, что никто кроме них из родного Гадюкино сделать лучший город земли не сможет. Этой верой они заражают и местный бизнес, и население. Такая вера создает центр притяжения для людей и денег. Последние, как это ни парадоксально, тоже любят искренность. А именно искренней веры в собственные проекты воронежским чиновникам, мне кажется, и не хватает.
Вот и получается, что, для того чтобы были новые проекты, мы уже научились копировать всю внешнюю сторону: бизнес-планы пишем, презентации рисуем, костюмы носим и по-английски говорим. Инвесторам же нужен не только формальный этикет, но и уверенность в том, что их не заставят, прям перед открытием, реконструировать взлетно-посадочную полосу близлежащего аэродрома или реконструировать очистные сооружения города. А этого не будет только когда сами чиновники поверят, что строят они новый проект для собственной жизни, а не для схемы «откат-распил-Канары». Надеюсь, что «жить в ту эру прекрасную» доведется всем нам.
Елена Чуфринова
Inside, №5, май, 2011.
