Белгород. 29.03.2012. Агентство Бизнес Информации (ABIREG.RU) – Эксклюзив - В марте этого года Арбитражный суд Белгородской области отметил свое двадцатилетие. О том, чего удалось добиться за эти годы, каковы перспективы развития ведомства в регионе и стране и как сделать, чтобы судебная система стала максимально прозрачной, а также об успехах в профилактике коррупции в судейском сообществе в интервью «Абирегу» рассказал председатель Белгородского Арбитражного суда Юрий Глазов.
- Юрий Владимирович, в последние годы можно наблюдать резкое сокращение числа дел о банкротстве. С чем связана такая динамика и хорошо ли это или плохо?
- Действительно, число таких дел у нас неуклонно сокращается. Судите сами. В 2007-м году в суд поступило 460 заявлений о банкротстве, в 2008-м - 328, в 2009-м – 309, в 2010-м – 289, в 2011-м – уже 184 заявления. Тенденция есть, и она связана сразу с несколькими причинами. Во-первых, такая динамика свидетельствует об экономической стабильности в регионе. Во-вторых, сегодня нет сильной активности в переделе собственности. В-третьих, изменился подход к банкротам со стороны Федеральной налоговой службы. Так, раньше к нам попадало очень много «пустых» заявлений, сегодня же в суд с заявлением о банкротстве обращаются только тогда, когда у предприятий есть какое-то реальное имущество, которым можно распорядиться.
- Арбитражный суд, несомненно, много работает для обеспечения открытости судопроизводства – имеется электронная картотека дел, все судебные акты находятся в открытом доступе в Интернете… Ваши коллеги из Белгородского областного суда на днях запустили собственный канал на YouTube. Интересен ли такой опыт для арбитража, и какие вообще шаги будут делаться дальше в этом направлении?
- Я думаю, это хорошо, что такая работа идет: чем мы прозрачнее – тем выше степень доверия. Заметьте, сегодня в системе арбитражных судов практически нет разговоров о коррумпированности - наверное, такая ситуация сложилась именно благодаря открытости. Скажем, аудиозапись процесса. Ведь это нововведение в свое время помогло решить массу вопросов. Никто больше не может говорить, что судья себя как-то не так повел, подыграл какой-либо из сторон. Процесс стал сухим и конкретным, меньше стало надуманных жалоб. Если же говорить о видеозаписи, то многие арбитражные суды сейчас их используют – параллельно с аудио. Мы используем видео, но, правда, работаем в другом направлении. Скажем, у нас стоит web-камера напротив окна приема документов. Это позволяет избавиться от очередей при подаче заявлений. Естественно, есть видеоконференцсвязь, упростившая процессы, в которых одна из сторон физически находится в другом регионе. Сегодня не надо ехать на заседание, скажем, из Магадана, если судебный процесс происходит в Белгороде.
- К слову, о других регионах. Федеральный арбитражный суд Центрального округа переезжает из Брянска в Калугу. Как к этому относитесь лично вы, ваши коллеги-судьи?
- Для нас местонахождение кассационной инстанции не имеет значения. Насколько я знаю, причины переезда связаны с условиями работы судей. Им предоставлено достойное здание, в самом центре города, где есть все коммуникации, парковка. Если говорить о Брянске, то ФАС ЦО располагался там сразу в нескольких зданиях. Это было не всегда удобно. Представьте, приехал человек на заседание и узнает, что процесс идет в другом конце города. В итоге, время потеряно.
- Возвращаясь к открытости судебной системы. Не секрет, что в России сегодня процветает так называемое «позвоночное право», когда судье – неважно, общей практики или арбитражному – может позвонить какой-то чиновник и попросить решить дело в пользу определенной стороны. Можно ли бороться с этим?
- Да, действительно, об этом много пишут и говорят, и, наверное, это имеет место быть. У нас есть определенные механизмы для борьбы с коррупцией – а мы ведь говорим, по сути, о коррупции. Какие это механизмы? Первое, что я могу назвать, - это открытость; второе и, на мой взгляд, самое важное – это правовая определенность, или предсказуемость судебного решения. В том числе и прецедентное право. Предсказуемость судебного решения как раз связана с судебной практикой, которая уже наработана. Скажем, мы сейчас обязаны ориентироваться на решения вышестоящей судебной инстанции: если так решил ВАС, то это прецедент для всей России. Я сторонник такого подхода. Почему? Потому что тогда суд становится предсказуемым. Люди знают, какой результат они получат в итоге. Гораздо хуже бы было, если бы человек шел в суд и гадал, чего ему ожидать от судьи, так как в разных судах по аналогичным делам принимались бы противоположные решения.
- А как вы считаете, будет ли целесообразно распространить это прецедентное право на всю судебную систему, как, например, в Великобритании?
- Я думаю, мы к этому придем. Хотя бы потому, что это будет желанием участников процесса. Все идут в суд за восстановлением нарушенного права, хотят защитить свои интересы. Если я буду знать, что есть какая-то наработанная практика и я в данном случае прав, то мне однозначно стоит обращаться в суд. Если же, наоборот, человек уверен, что в сложившихся обстоятельствах суд однозначно не встанет на его сторону, то нет смысла и обращаться с иском. Такая ситуация, во-первых, сможет реально разгрузить суды. Во-вторых, это повысит уважение к судебной системе. Одни плюсы. Поэтому, думаю, мы к придем к прецедентному праву и в судах общей юрисдикции. Судьям же в таком случае придется быть более профессиональными, изучать практику, изменения в законодательстве.
- В последние годы мы все меньше слышим про рейдерство. Проблема , действительно, исчезает или про нее просто стали меньше говорить?
- Проблема, естественно, не исчезла. Просто сегодня изменились схемы. Те пробелы в законодательстве, которыми раньше пользовались недобросовестные граждане, в настоящее время устранены. Убраны сами предпосылки к рейдерским захватам. Скажем, сегодня отчуждение доли надо регистрировать у нотариуса. Изменения в законодательстве облегчили жизнь суда и выбили почву из под ног у захватчиков предприятий. Между тем само рейдерство не исчезло. Есть такие категории судебных споров, где оно присутствует, но более завуалированно. Это дела о банкротстве. И здесь проблема не только существует, но и не идет на спад.
Инициаторами процесса, как правило, выступают финансово-кредитные учреждения, различные банки. Естественно, я не хотел бы обвинять именно банки. Речь идет о людях, которые там работают. Ведь банку нет смысла банкротить предприятие, выгоду в этом видят конкретные физические лица - те, кто впоследствии может завладеть имуществом какого-то юрлица. Это очень больной вопрос, и о нем надо говорить - в том числе и в СМИ. Как это происходит? Например, люди, работающие в некой кредитной организации, дают компании заем, обещая, что он будет долгосрочным. Однако через некоторое время кредит на надуманных условиях - скажем, из-за задержки погашения процентов на один день - не пролонгируется. В итоге банк взыскивает через суд долг, предъявляет исполнительный лист о взыскании денежных средств. Затем исполнительный лист отзывается обратно, а в суд уже направляется заявление о банкротстве… В итоге налицо не что иное, как именно рейдерский захват. Конкретных примеров я называть не буду, но они есть и выявить их легко, достаточно просто зайти на сайт арбитражного суда и посмотреть какие иски предъявлялись по такой схеме: взыскание долга – отзыв исполнительного листа – банкротство. Об этой проблеме нужно звонить во все колокола, чтобы от таких сотрудников руководство банков избавлялось.
