Начало поисково-разведочных работ на медно-никелевых месторождениях в Воронежской области, которые ведет УГМК, встретило серьезное сопротивление. Шумные стычки, подогреваемые экоактивистами, делают практически невозможным диалог бизнеса и общества при обсуждении социально значимого проекта
«Вы журналисты? Пишите. Меня зовут Ирина, я мастер народного творчества, занимаюсь лозоплетением. Ни козоводства, ни знаменитых новохоперских пуховых платков из-за никеля здесь не останется», — накидывается на нас женщина, у которой мы всего лишь спросили дорогу. Ирина — экоактивист, на вид ей лет сорок — сорок пять. С парой мужчин они разбивают палатку в лесополосе неподалеку от места, где стоит лагерь геологов. Те сидят за забором. Практически в осаде.
Геологи приехали бурить поисково-разведочные скважины на двух медно-никелевых месторождениях — Еланском и Елкинском — в Новохоперском районе Воронежской области. Но приезжие экоактивисты, казаки и отдельные местные граждане начали пикетировать эти работы, периодически вступать в перепалки и драки с геологам и ЧОПом, который их охраняет. Активисты требуют защитить природу Прихоперья, Хоперский заповедник, находящийся в двадцати километрах от месторождения. Они едут к месту будущей разработки, довольно удаленному от всех ближайших городов: до Новохоперска — километров тридцать, до Борисоглебска — около ста, а до Урюпинска — еще в два раза больше. Последний вообще находится в другом регионе, в Волгоградской области (см. карту 2).
У забора геологоразведочной партии лагерем стоят казаки. Спрашиваем, зачем они здесь. «У никелевой руды составляющая — уран!» — отвечает кто-то. «Дон обмелеет, судоходности на Дону не будет!» — подхватывает другой. «Здесь, в нескольких десятках километров, есть Новохоперский государственный заповедник, где собрано очень много видов флоры и фауны, — говорит местный житель Александр Гудков, — это последнее место, где обитает русская выхухоль. Ровесница мамонтов, она их пережила. А теперь ее тут никелем добьют».
«Добыча никеля приведет к гибели Центрально-Черноземного района и к подрыву сельского хозяйства этого края, — вступает в разговор Валерий Лесничий, войсковой старшина 2-го Хоперского округа Всевеликого войска Донского. — Местные жители и местное казачество категорически против этого».
«Гидрогеологи говорят, что здесь будет воронка, под этими месторождениями, — говорит Андрей Водолазский, представитель донского казачества. — Вот, например, есть Старооскольский ГОК. Так там, я могу немного ошибаться в цифрах, но где-то в радиусе сорока пяти километров эта воронка. Это высохшие водные горизонты. Некоторые гидрогеологи говорят, что по отдельным пластам они будут высушены вплоть до Казахстана».
«При разработках никеля будет радиация. До сорока микрорентген в час. В других местах раньше было шестнадцать-двадцать, — говорит Александр Долгопятов. — Но дело не только в этом. Дело в том, что у нас там еще и мышьяк. Возили почву на изучение, мышьяка много, кроме этого есть еще радий». Александр Долгопятов — член местной казачьей организации, бывший фельдшер из туберкулезного диспансера (с закрытием диспансера он остался без работы). Сейчас Долгопятов живет в палатке на главной площади Новохоперска. Он объявил голодовку в знак протеста против разработок Уральской горно-металлургической компании (УГМК). На вопрос о том, что значит цифра в сорок микрорентген в час и насколько такое излучение опасно для здоровья, Долгопятов ответить затрудняется. Но с обидой ворчит: «С нами, с населением, сразу никто не стал разговаривать. А теперь вот приезжают и заявляют: вы тут все дурачки, ничего не понимаете, собрались и орете. А с людьми-то надо общаться, разговаривать. И не было бы такого социального всплеска». На самом деле, как говорят специалисты, никакого урана на северо-востоке Воронежской области нет. В этом нас уверяет, к примеру, Михаил Денисов, заместитель главного инженера ФГУП «Гипроцветмет». По его словам, «повышенный естественный радиационный фон пород, лежащих над никеленосными рудными телами, возможен, но он неопасен для людей, так, же как, например, излучение от гранита». Но в другом Долгопятов прав. Люди в здешних местах болезненно реагируют на слово «никель». В каждом из сел и городков, которые нам удалось посетить, чувствуется социальное напряжение. К кому ни подойди, всюду готовы показать листовку, в которой описаны «никелевые ужасы». «И что хорошего? В сорок лет помрешь…», — говорит женщина лет двадцати восьми из села Елань-Колено, находящегося в семи километрах от осажденного забора, и сует нам очередную листовку. В глаза бросаются заголовки вроде «Высокие концентрации никеля и урана» или «Вы все еще не сдохли? Тогда мы идем к вам!». В соответствии с заголовками агитки изобилуют как банальными экологическими страшилками про кислотные дожди и радиацию, так и полуправдой в столь жуткой интерпретации, что любой здравомыслящий человек, не проверь он изложенные факты, тут же пошел бы на баррикады защищать свое здоровье. Вот и идут. За последний год в Новохоперске, Борисоглебске и Урюпинске не раз собирались многотысячные митинги, причем число участников порой превышало численность местного экономически активного населения. Очевидно, что данный социальный феномен и неграмотность граждан кто-то использует в своих целях. И эти цели далеки от нужд местного населения: на местном уровне сам проект разведки и разработки медно-никелевых запасов никто не обсуждает. И зря. Упуская шанс конструктивно дискутировать с УГМК, экологи и жители Прихоперья могут и не узнать, что можно приобрести и как свести экологические жертвы к минимуму.
Анализ без экзотики
Конфликт вокруг реализации проекта по разработке двух медно-никелевых месторождений начался практически сразу, как только Уральская горно-металлургическая компания вырвала в тендере победу за данные активы у крупнейшего игрока, «Норильского никеля». В конце мая 2012 года конкурсная комиссия Роснедр признала УГМК победителем в конкурсе на право разработки Елкинского и Еланского медно-никелевых месторождений в Воронежской области. УГМК рассчитывает, что, проведя доразведку месторождения, поставит на баланс более 1 млн тонн запасов никеля и около сотни тысяч тонн меди (в категориях С1+С2). План был такой: если запасы в результате геологоразведки подтвердятся, УГМК построит здесь горно-обогатительный комбинат, где будет получать никелевый и медный концентрат, который для переработки станет вывозить на Урал.
Проигравший конкурент, судя по всему, поначалу затеял пиар-войну, а потом довольно быстро от нее отказался. Но поддерживавшиеся «Норникелем» экоактивисты не успокоились и не только продолжили, но и усилили борьбу с УГМК. Вокруг разработки месторождения забурлили нешуточные страсти. Уже есть пострадавшие, как с той, так и с другой стороны: зафиксированы побои и у геологов, и у казаков, дерущихся у пресловутого забора. Противники проекта УГМК ведут себя очень активно, если не сказать агрессивно. Многие категорически против проекта в каком бы то ни было виде.
Если отбросить «экзотику» в виде урана и кислотных дождей, то ключевых аргументов против ГОКа три: разработки никеля шахтным способом приведут к катастрофическому понижению уровня грунтовых вод — депрессионной воронке, которая уничтожит местное сельское хозяйство; ГОК не даст ни рабочих мест, ни серьезного экономического вклада в развитие региона; подземные воды, находящиеся на глубине в виде рассолов, могут в результате буровых работ прорваться на поверхность и привести к засолению ценного чернозема. Пробуем разобраться.
Про депрессионную воронку и снижение уровня грунтовых вод тут говорят в первую очередь. С катастрофическими прогнозами развития депрессии изначально выступила профессор геологического факультета МГУ Клара Ефимовна Питьева. Именно на нее ссылается в своем интервью координатор движения «В защиту Хопра» Константин Рубахин (см. «Вы пытаетесь меня затроллить»). Мы попросили о встрече Клару Ефимовну, но разговаривать под запись она отказалась. Однако из слов Питьевой нам стало ясно, что для расчетов она пользовалась данными какого-то не имеющего отношения к УГМК проекта, разработанного еще во времена СССР и предполагающего отнюдь не щадящие методы разработки месторождения. Виктор Бочаров, заведующий кафедрой гидрогеологии и геоэкологии Воронежского государственного университета, считает, что депрессионная воронка будет невелика, если использовать технологию замораживания пластов. «До Хоперского заповедника точно не достанет, — говорит он. — Но небольшое понижение уровня грунтовых вод неизбежно». Сказанное подтверждает и Александр Кременецкий, генеральный директор Института минералогии и геохимии редких элементов Академии наук (см. «Без риска депрессии»). Впрочем, это не отменяет проблемы питьевой воды, ситуация с которой в этой местности действительно непростая. «У нас тут летом вообще воды нет, — говорит Долгопятов, — ночью включают часа на четыре, и живи как хочешь. А если еще начнется какая-то добыча, откуда воду-то брать?» Вопрос для жарких мест действительно актуальный. Вода необходима не только для питья, но и для полива. Впрочем, Виктор Бочаров заверяет, что проблемы с водными ресурсами в здешних краях нет никакой. «Тут шесть мощных водоносных горизонтов, от самых древних до самых молодых. Все они, конечно, определяются как локально-водоносные. Что это значит? Что слой занимает не сплошной какой-то уровень, а прерывистый. Однако проблема недостатка воды в этих местах не стоит. Достаточно пробурить несколько дополнительных скважин, может быть, местами более глубоких, до 100 метров, — и будет вода». Собственно, кто-то из местных в селе Елань-Колено подтвердил слова Бочарова, сказав, что сейчас воды в деревне нет потому, что засорилась скважина и поломался насос на ней.
К слову, стоит отметить, что горные выработки и воронки депрессии никак не помешали развитию агропромышленного комплекса соседних с Воронежской Белгородской и Курской областей (см. таблицу 1). Более того, если посмотреть на гидрогеологические карты Центральной России, очень крупные воронки депрессии встречаются везде, где есть большой водозабор или крупные горнопромышленные выработки, — но это никого особенно не волнует.
Тезис о низкой эффективности горного проекта по сравнению с агробизнесом и его нецелесообразности также разбивается простыми вычислениями. По нашим расчетам, доходы от добычи никеля во много раз перекроют убытки от изъятия сельхозземель из оборота, причем изъятия и большего участка, чем тот, на котором должно расположиться производство (см. таблицу 2). Даже в лучшие годы весь агропромышленный комплекс Новохоперского района приносит в пять раз меньше доходов, чем сможет приносить одна шахта УГМК. Очевидно, что проект выгоден депрессивному субсидируемому району и его жителям, в том числе приростом инвестиций и налогов (см. графики 1 и 2). Разговоры же о том, что работать на ГОКе наймут гастарбайтеров, а местные доходов получать не будут, и вовсе несостоятельны.
Что касается рассолов, то проблема, по словам Виктора Бочарова, легко решаема. «Я этой проблемой занимался, — говорит он, — там некоторые водоносные горизонты насыщены солями брома и прочих элементов. Это вода минеральная, даже приближается к рассолу. Противники добычи никеля опасаются, что вода попадет на поверхность, и тогда произойдет засоление воды и почв. Но я знаю, что проектировщики собираются эту воду изолировать, и такое вполне возможно. Напор там небольшой. Воду можно откачивать в нижележащие горизонты, на самую глубину — на километр-полтора».
Мониторь, а то проиграешь
Еще экологи указывают на пыль, отягощенную тяжелыми металлами и серой, которая, мол, покроет все вокруг, и пугают прочими «каверзами» хвостохранилищ. Но специалисты говорят, что если все сделать по уму, с правильной защитой от распыления и утечки, то особых проблем не будет. Если следить за хранилищами, ничего страшного не случится.
Николай Чернышов, член-корреспондент РАН, заведующий кафедрой минералогии и петрографии геологического факультета Воронежского государственного университета, предлагает УГМК полностью отказаться от использования отвалов и возвращать 100% породы в шахты для закладки пространства отработанных рудных горизонтов. Кроме того, отмечает Чернышов, количество вредных веществ можно свести к минимуму, если добывать из руды все ценные металлы, сопровождающие никель: медь, кобальт, платину, золото, серебро и так далее. В любом случае все эти вопросы организации щадящего производства технически решаемы.
А чтобы не упустить что-то из виду, экологам следует озаботиться созданием специальной системы мониторинга. «Именно для этого до начала разработки месторождения всегда проводятся изыскания, — рассказывает Ольга Чуканова, исполнительный директор компании “Геоточка”, специализирующейся на экологическом консалтинге. — И в техзадание на изыскания, и в программу изысканий должны быть включены исследования уровня и качества подземных вод, почв и так далее не только на территории разработки месторождения, но и в зоне воздействия разработки, и на границах особо охраняемых природных территорий».
Если активисты наладят серьезный мониторинг, то УГМК придется проделать дополнительный объем работ и до начала изысканий провести оценку воздействия проекта на окружающую среду, в частности определить риск развития депрессионной воронки и ее возможные размеры. «Обычно на этих этапах инвестор пытается экономить, поэтому важно именно здесь проконтролировать полноту проводимых изысканий, — говорит Ольга Чуканова, — а по их результатам разработать и утвердить программу экологического мониторинга. При этом в программе мониторинга нужно определить те пороги воздействия на окружающую среду, по достижении которых может идти речь о принятии дополнительных природоохранных мер технологического и организационного характера, вплоть до приостановки разработки месторождения. Утверждение этой программы федеральными властями и администрацией региона придаст ей значимость и может выступить одной из гарантий обязательности ее выполнения».
«Нет ни одного проекта, который был бы связан с разбалансированием природного комплекса и не наносил бы при этом ущерба окружающей среде, — рассуждает профессор, доктор биологических наук, декан биолого-почвенного факультета Воронежского государственного университета Валерий Артюхов. — Вопрос в соотношении наносимого вреда и позитивного эффекта от реализации проекта. Если мы будем использовать передовые технологии при разработке никеля, мы сможем добиться максимально благоприятного соотношения».
«Это как с любым горным предприятием или там с атомной станцией: конечно, люди должны понимать, что будут какие-то издержки. И надо оценить, соизмерить то, что они получат, и то, что они там потеряют. В случае с никелевым проектом потеряют они очень мало, — говорит Виктор Бочаров. — Ну, может быть, беспокойство будет. Приедут люди посторонние, жить у них там будут, какие-то конфликты возможны с местным населением. А жить-то там кому, ну кому жить? Пять с половиной тысяч жителей осталось в Новохоперске. Было профтехучилище, механизаторов готовили. Сейчас готовить некого. Молодежи совершенно нет, постоянный отток оттуда идет. Работать там негде». УГМК предлагает исправить это положение. Впрочем, пока разговор абстрактный». И даже экоактивисты буянят преждевременно.
«Факт в том, что на данной стадии геологоразведочных работ эти экоактивисты и Рубахин должны быть заинтересованы, чтобы наши буровые работы были проведены, — рассказывает Николай Бобрышев, замдиректора по производству компании “Уралмедьсоюз” (частная компания, никак не аффилированная с УГМК, специализируется на разведочном бурении. — “Эксперт”). — Им самим нужно знать, что здесь, в каком состоянии, какая вредность. Будет пробурено несколько десятков скважин глубиной тысяча — полторы тысячи метров, будут подняты образцы пород, будет проведен химический анализ их состава, будут посчитаны запасы и утверждены в ГКЗ (Государственная комиссия по запасам. — “Эксперт”) в Москве. Только после этого месторождение поставят на государственный баланс, зафиксируют, что есть такое месторождение, с такими запасами, с таким составом.
Попутно здесь будет проводиться несколько десятков экспертиз: как эти руды, воды будут влиять на экологию. Насколько они агрессивны, насколько они вредны. Будет сделан экологический паспорт месторождения. Мы же не начали здесь шахту строить, так чего они пришли нас бить-то?»
В осаде
Сейчас Бобрышев и его команда из 19 человек сидят в осаде и, по сути, работать не могут. Их задача — пробурить 15–20 поисково-разведочных скважин по территории лицензионного участка, принадлежащего УГМК. Но они пока не могут развернуться. Территория геологоразведочной партии огорожена и охраняется как крепость. «Я за всю жизнь построил два забора вокруг геологической партии, — сетует Николай Бобрышев. — Один на Чукотке, я там от медведей загородился, потому что проходу от них не было. Но медведь — умное существо. Подойдет, коснется проволоки, получит заряд электричества и уходит. А второй — здесь. Так здесь орут, оскорбляют, кидают камни, лезут через забор. Эта преступная группа Рубахина. Вон они 10 марта в этот вагон ко мне ворвались… этот, как его, атаман великий, Телегин, вот так перед носом нагайкой машет: выходи, мол, говорит, я тебя убивать буду! Женщины какую-то соль кидали сюда. И так чуть не каждый день — провокация. Почему до сих пор власти не приняли к ним меры? Ума не приложу.»
По словам протестующих, они неоднократно заявляли, что у компании нет необходимых документов для ведения буровых работ. «Проблема заключается в том, что мы фактически столкнулись с полным безразличием власти к нашим требованиям, — по ту сторону забора объясняет осаду Андрей Водолазский. — Может быть, мы в чем-то заблуждаемся, не будучи специалистами в каких-то областях науки. Мы сегодня не обладаем достаточной информацией, что здесь будет, как это будет. Начальник милиции приезжает, мы спрашиваем у начальника милиции, у него нет документов. У прокурора документов нет. У главы администрации документов нет. Ни у кого нет никаких документов. А если нет никаких документов, на каких основаниях ведется здесь работа?» Речь о документах Водолазский заводит, имея в виду, что буровые работы хотят выполнять на землях сельхозназначения.
На самом деле, поясняют эксперты, вести геологоразведочные работы можно и на сельхозземлях. По той причине, что после проведения геологоразведочных работ, возможно, на этой земле ничего добывать и не будут. В этом случае земли рекультивируются и сдаются хозяину.
«Я не отрицаю права на общественный экологический контроль, — комментирует Евгений Брагин, заместитель генерального директора УГМК, — но он в чем заключается? Вы видите нарушение — и пишете заявление: мне кажется, что там-то и там-то происходит то-то, прошу проверить. Приходит представитель власти, проверяет. Если есть у него полномочия, он приостановит. А тут приходит какой-то чудак с улицы, подходит к человеку, требует несуществующий документ: “Покажите акт, говорит”. А мастер даже не понимает, чего от него хотят. “У меня наряд”, — говорит. “Нет, давай акт. Нету? Ну все, незаконно, давай останавливай”. А на каком основании? И это там называют общественным экологическим контролем…»
«Пусть идут на Красную площадь или к администрации, — продолжает возмущаться Николай Бобрышев. — Сюда-то зачем приходить? Что здесь делать? Ну, на них я не в обиде. Я их понимаю. Мне бы сказали: “Ты хочешь жить, когда у тебя радиация течь будет?” И вы не хотите, и я не хочу. Но какая тут радиация? Они тут творят чудеса, одурманивают людей местных, тех, кто вообще не понимает, о чем речь. Рубахин везде врет. Вот была пробурена скважина, геолого-гидрологическая разведочная, для исследования вод. Тут же подняли крик, что радиоактивная соль оттуда течет и все прочее. Так вот, хочу официально заявить: мы пьем воду из этой скважины, и все нормально. Вся милиция, весь ОМОН — не успеваю им бочки носить, все ее пьют. И вроде не жалуются».
На самом деле от противостояния страдают в значительной мере сами местные жители. Средняя зарплата в этих краях 4–5 тыс. рублей в месяц, да и то работу еще поискать надо. А геологи могут что-то и предложить заработать. «С Елань-Колена у меня вот здесь седьмого числа 30 человек стояли, просили записаться в очередь на работу, — рассказывает Бобрышев. — Приходят женщины устроиться поварами, приходят устраиваться трактористами, шоферами. Но мы их пока не стали принимать, чтобы они не попали под раздачу от этих буйных».
Впрочем, некоторые «буйные» признаются, что, будь УГМК чуть щедрее, то к проекту отношение было бы более мирное. «Вообще, умный бы предприниматель приехал вначале, что-то дал населению, построил садики, построил то, построил это. К нему отношение было бы иным. А они пришли — ни рабочие места не дают, ничего — они своих людей привозят… Мы им не верим. И никель нам тут не нужен», — говорит голодающий на площади Новохоперска Александр Долгопятов.
Но как раз никель им и нужен: он мог бы помочь местным жителям в решении многих проблем. Если бы активисты не сидели на площадях, а взаимодействовали с УГМК, они могли бы начать эту работу прямо сейчас — компания уже запланировала существенные социальные расходы на два «мятежных» района. Просто загляните на ее сайт.
Андрей Виньков
Андрей Горбунов
Кудияров Сергей
Эксперт, 27 мая 2013 года, 00:00.
