Воронеж. 13.02.2015. ABIREG.RU – Аналитика – Адвокат Сергей Бородин не присутствует в нашем рейтинге влиятельности. Влиятельность (на политическую или экономическую ситуацию) для адвоката – не совсем подходящий критерий оценки его работы. За плечами у Бородина почти 25 лет опыта. Он ведет самые громкие процессы известных лиц в регионе, оказывает юридическую помощь крупным компаниям. Сегодня Бородина называют одним из самых дорогостоящих адвокатов в Черноземье. Вот это и есть главные показатели качества его работы. Между тем в местном истеблишменте Сергей Владимирович все же замечен. «Ищет новых клиентов», - подумали мы. «Просвещаю и приятельствую», - ответил он.
- И какие они, на ваш взгляд, - представители нашего рейтинга?
- Разнокалиберные. Причем калибр может быть большой, а патроны холостые. И наоборот - вроде бы мелкие, но выдающиеся.
- Вы около них, потому что как бы намекаете: «Вы, конечно, все тут крутые. Но всякое может случиться, вы же видите. И тогда помните: я всегда рядом»?
- Моими клиентами становятся те, до кого доходит, что и в России надо бизнес вести с соблюдением цивилизованных правил. Это не взвешивание денег на разных чашах весов, а выстраивание правоотношений. Где есть право, там всегда есть адвокат. Право в бизнесе - это наш мольберт, наша среда, мы там необходимы. Но на самом деле я там остаюсь, потому что приятельствую со многими воронежскими бизнесменами.
- Эти приятельские отношения мешают работе, если потом вдруг вам приходится защищать кого-то из них или оказывать юридические услуги их компаниям?
- Непременно приходится это учитывать при возникновении новых проектов. Если я понимаю, что мы можем оказаться в конфликтном положении вопреки сложившимся приятельским отношениям, мы сторонимся таких ситуаций. Может, и хотелось бы где-то поучаствовать, но из соображений деловой местечковой учтивости лучше не стоит. С другой стороны, невозможно быть адвокатом у всех, а бывают и обстоятельства сильнее нас.
- Вы как звезда экрана мировой величины, которая выбирает, в каких фильмах стоит сниматься, а в каких нет...
- Так оно и есть (улыбается). Большая часть предыдущей рутинной работы, крови и пота, было положено ради этого.
- Будем в тренде нашего рейтинга: все наши герои рассказывают свою личную историю, и вы расскажите. Про рутину не надо, конечно. Как получилось так, что вы стали адвокатом?
- Поначалу ничего не предвещало. Хотя по линии отца многие родственники в Курске - высокопоставленные милиционеры. Классу к восьмому показалось, что меня увлекают математика и физика. Меня отобрали на математической олимпиаде, я поехал в школу-интернат при МГУ, физмат им. Колмогорова. Матушка моя посмотрела на худющих, лобастых, очкастых мальчиков (а я был такой паренек крепкого телосложения, комсомолец, дзюдоист) и сказала: «Сынок, поехали обратно». Я вернулся, пошел в гуманитарии, занялся французским. Потом решил, что хочу быть журналистом, начал готовиться на журфак МГИМО. Это была эпоха коммунистической и комсомольской номенклатуры, а в школе я был секретарем комсомольской организации и даже членом бюро обкома комсомола. Была поддержка комсомола, направление в МГИМО. Но в квоту я не попал. И после армии по воле случая оказался на воронежском юрфаке. Тут я тоже оказался в числе лучших и при распределении (тогда еще распределяли выпускников) мне как одному из именных стипендиатов предложили престижнейшее место работы - это был юридический отдел Воронежского облисполкома.
- Вот откуда все началось, оказывается?
- Нет, тут все и закончилось. Осенью я пришел в исполком и сказал, что от распределения желаю отказаться, хочу быть адвокатом. Это был 90-й год. Стать адвокатом было всегда сложно, а открыть свою контору и сразу практиковать было просто невозможно. В коллегии адвокатов, в которой посмотрели на мое рабоче-крестьянское происхождение, мне сказали, что в городе мест нет. Вернее есть одно – в Ольховатском районе. Там я и начал свою адвокатскую стезю. Были там один судья, один прокурор (кстати, Николай Шишкин) и один адвокат – я. Потом перебрался в более зажиточную Россошь. И только затем, когда территориальные принципы работы адвокатуры были отменены, я в 1992 году смог открыть свое бюро в Воронеже. Посмотрел на западный опыт – понял, что не надо стесняться себя подавать, входить в сопровождение бизнеса, назвал контору по-европейски, своей фамилией.
В числе первых открыли тогда свои бюро мои товарищи Алимкин, Маклаков и Носырев (отмечен в вашем рейтинге). Тогда нам в порядке эксперимента разрешили заниматься индивидуальной адвокатской деятельностью, ведь раньше адвокаты выступали только от лица граждан и почти не могли участвовать в юридическом сопровождении организаций.
Было трудно, затем у нас появились первые «якорные» клиенты. А потом все завертелось... По-моему, эксперимент удался.
- Можете навскидку вспомнить самый яркий/скандальный/удачный/значимый процесс?
- Первое, что приходит на память – процесс в Россоши, когда я защищал паренька, сына состоятельного цыганского барона. Он на танцах в потасовке ударил другого парня отверткой в шею – не поделили девушку. Его обвиняли в покушении на убийство. Однако с помощью доказательств, представленных со стороны защиты, было установлено, что это было не покушение, а превышение пределов необходимой обороны. Мальчик был освобожден в зале суда. И вот выходим мы с ним из зала суда, а на улице нас песней встречает весь табор. Это была картина: лошади в цветах, меня несли на руках, посадили на ковер. Все как полагается.
- Не так давно мой коллега Владимир Познер выразил мнение, что правосудия в России нет. Вы с ним согласны?
- Согласен (вздыхает). Сейчас наблюдается кризис правосудия. По большому счету, оно все время находится в критическом состоянии, и до идеала не то что далеко, но даже непонятно, куда двигаться. Каким должно быть идеальное правосудие для нашей страны в ХХ веке, мы в России так и не договорились. Недавно отмечали 150-летие адвокатуры. Вот тогда было золотое время. Был суд присяжных, состоявший из простых граждан, которому адвокат мог доказать невиновность своих подзащитных. И все это сопровождалось яркими историями и блестящими речами адвокатов... Если раньше участие в суде присяжных для купцов и мещан было высокой честью, для наших обывателей это рассматривается как почти срамное дело. Поскольку нет уважения и доверия к суду.
- Хотелось бы мне послушать какую-нибудь вашу речь перед присяжными. Уверена, у вас получается не хуже, чем в каких-нибудь голливудских фильмах. Мне кажется, что адвокату в какой-то степени нужны актерские способности...
- Должна быть триада адвокатских харизм: юриспруденция, психология и актерство. Но кино – это обычно эксцессы, яркие эпизоды, а в реальной адвокатской деятельности на виду только две яркие страницы – обложка первая и последняя. Все внутри – рабочие будни.
- Вообще, этическая сторона для адвокатской деятельности играет большую роль, больше, чем, например, в журналистике. Вам как-то приходится «уговаривать» свою совесть, когда вы понимаете, что придется защищать виновного?
- Чем больше работаю, тем меньше ко мне приходит виновных.
- Вам надо самому поверить в его невиновность для пущей гарантии успеха?
- Понимаете, в уголовной защите не должно стоять вопроса веры. Здесь, скорее, вопрос уровня взаимоотношений. Мне необязательно глубоко влезать в нутро подзащитного. Достаточно иметь определенный уровень взаимной симпатии, психоделической информации с его стороны, который заразил бы меня.
- В какой-то момент Воронежа вам стало мало и вы открыли представительство конторы в Москве. Зачем? Мне кажется, вам и тут неплохо живется.
- Юридические проблемы столичного пошиба или драматичнее, или историчнее. А для нас – чем сложнее, тем интереснее. К тому же «деревенские» адвокаты всегда находятся в стопроцентной боевой готовности. Мы не расслаблены, адаптированы к самым душераздирающим событиям и мотивированы для максимальной реализации. В Москве высокий спрос на юридическую деятельность, но удивительно посильные для нас требования к компетентности. Здесь – наоборот: низкий спрос и высокие требования. В Воронеже, чтобы достичь определенного положения на правовом поле, занять место под солнцем, надо пыхтеть и пыхтеть. Надо быть все время в форме. У меня в конторе 90% сотрудников – с красными дипломами. И здоровым уровнем амбиций. Кроме того, мы готовы к силовой юриспруденции. В том смысле, что мы можем уверенно находиться в эпицентре конфликта, не вызывая ЧОП. Просто глаза в глаза – хоть в суде, хоть за столом переговоров.
В чем еще разница... В нашей финансовой столице нормы судебного риска ниже. В Москве процент правовых ошибок велик, но издержки покрываются сумасшедшими оборотами бизнеса. А в регионе любой косяк адвоката обходится бизнесу дорого. Поэтому провинциалы научены избегать ошибок. Поэтому те провинциалы, кто посмел «рыпнуться» на Москву, прекрасно себя там чувствует. К тому же стиль ведения дел у нас не то чтобы более совестливый, но более учтивый, корректный что ли. Мы стесняемся даже подумать «кидать» клиентов, а в Москве это явление распространенное. Отсюда и наша вполне рыночная репутация.
- Мы как-то плавно опять съехали на работу... Знаю, что вы – многодетный отец. Сыновья пошли по вашим стопам?
- Старший сын работает в Москве в прокуратуре, средний учится в Москве, и младший нас с женой радует в Воронеже – учится в гимназии имени Басова. Нормальные ребята, ориентированы в жизненных ценностях.
Поскольку я по роду деятельности защищаю чужих сыновей после разных блудов, окаянств, вижу, отчего это происходит. В семье у себя хочу это исключить. В России есть единственный юридический военный вуз – Военный университет в Москве. Закрытое учреждение, где готовят военных юристов, переводчиков, специалистов по военной информации. Старший сын его закончил и средний там учится. Все они там проходят и казарму, и огневую подготовку, право и международную военную историю. При этом не тусуются безнадзорно по ночным клубам в 18-19 лет. Года в казарме вполне парню хватает, чтобы опуститься с небес на землю и крепко стать на ноги. Пусть это сурово, но по-мужски.
- Вас называют одним из самых дорогих адвокатов в Воронеже...
- К сожалению, да.
- Почему к сожалению?
- Я же вырос как советский ребенок. Для меня достаток – укор, стяжание, грех.
- Стесняетесь своего благосостояния?
- Нет, но не считаю верным его демонстрировать, это не здорово, особенно в нашей суровой действительности. Ментальность россиянина: состоятельным быть зазорно, не по-товарищески.
- Приходится ехать за границу и там уже спускать все нажитое непосильным трудом?
- Почему? Гуляем и зажигаем здесь, а там вальяжно ходим по Баден-Баденам. Люблю Францию – и Париж, и Альпы. Так получилось, что у меня в силу врожденной картавости и недетской начитанности обнаружилась склонность к языкам, особенно французскому, и в школе учительница французского языка была француженка, которая привила мне любовь к этому языку.
- Отличник, успешный человек, французский знаете, на лыжах-коньках катаетесь. Не удивлюсь, если долгими зимними вечерами еще и крестиком вышиваете.
- Скажете тоже (смеется)... Вот по стройотрядовской памяти могу поработать каменщиком. А в перерывах между олимпиадами по французскому и математике участвовал в конкурсе юных столяров-плотников – делал на скорость табуретку. И сейчас, если вижу в лесу замысловатый чурбачок, хочется унести домой. Резьба по дереву мне интересна: отец умел, и я до сих пор помню запах стружки. Вот дождусь пенсии – тогда и займусь...
