Воронеж. 29.06.2016. ABIREG.RU – Эксклюзив – Для Сергея Бабинского нынешняя должность новая. До того он работал в системе «Балтика», но директором челябинского завода. Его в прошлом году «Балтике» пришлось закрыть, наряду с красноярским. Затем господин Бабинский попробовал поработать в других компаниях и вернулся в «Балтику» уже со стороны. В компании не устают говорить о том, что отрасль зарегулировали, обложили акцизами и запретами. Но самой больной темой до последнего момента для всего отечественного пивного рынка был возможный запрет использования ПЭТ-упаковки. Интервью записывалось буквально накануне подписания российским президентом соответствующего закона (23 июня). С этого животрепещущего вопроса для «Балтики» и отрасли в целом мы и начали разговор в ходе эксклюзивного интервью топ-менеджера «Абирегу».
– Я думаю, что прямо сейчас, пока мы с вами разговариваем, российский президент занес ручку над соответствующим решением. Мы не знаем, каким оно будет. Но понимаем, что это произойдет буквально на днях.
Например, на воронежском заводе работают три линии розлива: как раз линия розлива в ПЭТ-упаковку, в стекольную тару и кег-линия. И если ограничение будет самым жестким – вообще запретят использовать ПЭТ-упаковку или ограничат ее использование до 0,5 литра (что для нас равносильно полному запрету), – заводу будет нанесен мощнейший удар.
Наверняка вы знаете, что пивоваренная отрасль и без того давно находится под серьезным давлением: отрасль чрезмерно зарегулирована, с точки зрения акцизной политики ситуация выглядит не очень здоровой. За последние девять лет акциз увеличился в 10 раз! Что повлекло за собой сжатие рынка на треть. Это просто какие-то астрономические цифры! Если случится полный запрет, то, по оценке экспертов, российский рынок может сжаться еще процентов на 30.
Сложившаяся непростая ситуация уже привела к тому, что мы вынуждены были закрывать заводы. Притом что наша операционная производственная модель, на мой взгляд, самая оптимальная в отрасли, в прошлом году мы закрыли два завода – челябинский и красноярский. Для меня лично это был очень болезненный момент, потому что я работал на челябинском заводе директором. Мы оттягивали это решение, сколько могли. Но за нас решил рынок.
Поэтому, если говорить сейчас про ПЭТ, мы очень надеемся, что законодатели нас услышат и ограничение не будет тотальным, а хотя бы ограничится полутора литрами. Но если это все же случится, то рынок сожмется, и тогда воронежский завод точно окажется под угрозой закрытия. Мы просто будем вынуждены реагировать.
– Хорошо. Предположим, ваши мольбы услышали и использование ПЭТ ограничат до 1,5 литра. Что произойдет в этом случае с рынком и вашими предприятиями в частности?
– К этому мы более-менее готовы. И если нас ограничат до 1,5 литра, существенного падения рынка удастся избежать. Конечно, определенные усилия для того, чтобы произошло перераспределение из больших объемов в оставшиеся 1,5-литровые упаковки, в стекольную тару, в жестяную банку, потребуются.
– Ну, а вам-то что? Какая вам разница, куда вам разливать-то, по большому счету?
– К сожалению, нам есть разница. У нас есть настроенный производственный механизм. Нам придется что-то делать с нашими линиями по розливу в ПЭТ-тару. Одна линия – в зависимости от мощности, объема и производителя – может стоить от 6 до 12 млн евро. Мы эти линии когда-то купили, наши инвесторы вложили средства в российское производство. Если случится полный запрет, мы что должны будем с ними сделать? Вырезать эти линии и купить вместо них баночные?
Опять же, есть определенная сырьевая база. Никто никогда не построит заводы по производству банки впрок. То, что есть алюминий, – это прекрасно. Но справятся ли поставщики банки? И «справятся» ли, в конце концов, потребители, которым придется платить дороже за банку?
Знаете, никогда прямыми запретами желаемого результата не добивались. Они только приводят к развитию теневой экономики. В истории есть множество тому подтверждений. В нашей отрасли их достаточно: запрет продаж в нестационарных точках, по времени и т.д. Кроме федеральных, есть региональные ограничения. Например, в Туле пиво разрешено продавать только с 14.00.
И вроде бы при принятии таких решений людьми движет благая идея – борьба с алкоголизмом, за здоровый образ жизни. Но, как это часто случается, работу в этом направлении довели до абсурда. Согласитесь, приравнивать пиво к тяжелому алкоголю и в плане налогообложения, и в плане ограничений как-то нелогично, учитывая, что это идет в разрез с государственной концепцией по борьбе со злоупотреблением алкоголем. Необходимо создавать условия для перехода на более слабый алкоголь, а у нас наоборот… Кроме того, пивоваренный бизнес – самый прозрачный. Мы платим по полной программе все акцизы и налоги. Пиво практически невозможно подделать, у нас нет контрафакта, потому что технология изготовления пива сложнейшая.
– Что делать в этой невеселой ситуации?
– Есть сегменты, где существует небольшой рост, – например, «Балтика 0», безалкогольное пиво. Если сравнивать российский рынок и Западной Европы, то там рынок безалкогольного пива в три раза больше. То есть у нас в этом плане существует огромный потенциал. «Балтика 0» – уже номер один в России, она занимает 59% рынка. И это не единственное безалкогольное пиво, которое мы варим. Есть «Жатецкий гусь» безалкогольный, Tuborg безалкогольный, Carlsberg безалкогольный.
– Еще как-то минимизируете последствия?
– Например, внедряем энергосберегающие технологии в регионе. В Воронеже в 2012 году были заменены ртутные светильники на LED-лампы, диодные светильники. Сейчас мы уже можем подсчитать, что нам это дало за четыре года. Результат реально впечатляющий: мы сэкономили больше 1000 мегаватт электроэнергии. Соответственно, мы сэкономили большое количество денег. С точки зрения влияния на экологию мы сократили выбросы более 10,5 тыс. тонн углекислоты в атмосферу. Кроме этого, мы процентов на 95 сократили расходы на утилизацию ртутных ламп.
Казалось бы, такой второстепенный для пивоваренной компании вопрос, а такой грандиозный результат. Если бы все этим занимались, могу сказать точно: энергопотребление страны снизилось бы заметно.
Еще до развития негативных событий в отрасли, 11 лет назад, мы увлеклись темой импортозамещения. И это тоже помогло нам как-то минимизировать последствия всех произошедших в отрасли событий. Я сейчас говорю про так называемый агропроект. Он работает не только в Воронеже. Он есть во многих регионах.
Суть проекта вот в чем: мы хотели научиться обеспечивать наше производство основным сырьем – ячмень, солод, – не покупая его за границей. Раньше мы везли его из Финляндии, Аргентины, откуда мы только его не возили. Поэтому было решено, что мы должны научиться использовать российское сырье. Мы начали заниматься выращиванием ячменя с привлечением исследовательского центра Carlsberg – пробовали на экспериментальных делянках, чтобы понять, как себя чувствуют разные сорта на наших почвах, при наших температурах.
И сейчас 100% зернового сырья мы покупаем внутри России. Кстати, 30% всего ячменя, который производится в России, покупает «Балтика». И достаточно заметная часть в этом – результат работы нашего агропроекта.
На самом деле выращивать ячмень аграрии не очень хотят, потому что это не очень рентабельная агрокультура. Как следствие, у них недостает денег, оборотных средств, на закупку ГСМ, удобрений. Поэтому мы им помогаем. В бизнесе существует win-win-стратегия, суть которой сводится к тому, чтобы помогать друг другу. Так вот, мы заключили с земледельцами долгосрочные договоры. Мы им гарантируем, что будем покупать это сырье. А они получают от нас деньги. Мы им помогаем с точки зрения консолидации закупок тех же удобрений. Таким образом, получается очень хорошее взаимодействие.
В Воронеже мы работаем с двумя семеноводческими хозяйствами и десятью сельхозпроизводителями. Итого в прошлом году мы вырастили в Воронежской области в таком сотрудничестве 58 тыс. тонн ячменя.
С помощью этого проекта, тех же светильников и других подобных проектов, направленных на поиск внутренних источников эффективности, удается немного минимизировать последствия ситуации на нашем рынке.
– Не пробовали запустить какой-то принципиально новый продукт? Например, сейчас очень модно крафтовое пиво.
– Крафт – это определенная подмена понятий. Раньше, помните, была такая история – «живое пиво»? Сейчас используют слово «крафт», но на самом деле смысл один и тот же. Если говорить про настоящий крафт в России, я думаю, его доля составляет менее 1%. Это авторские сорта пива. Когда мы говорим про крафт – это высший класс. Там очень тонкая технология. В это пиво добавляются необычные ингредиенты.
У нас тоже есть мини-пивоварни, в которых мы варим такое пиво. Примером тому может служить серия уникальных крафтовых сортов Baltika Brew Collection («Балтика. Коллекция пивовара»), сваренная специально для экспорта в США. К сожалению, спрос на такое пиво все еще сильно ограничен. Наш рынок не готов к такому пиву.
– Я так понимаю, воронежский завод наравне с другими предприятиями разделяет горести рынка? Можете привести цифры производственных успехов воронежского пивзавода?
– За пять месяцев 2016 года производство продукции получилось на 15% меньше, чем за сопоставимый период прошлого года. То есть ситуация в Воронеже мало отличается от общероссийской. Несмотря ни на что этот завод нам дорог. Он один из самых старых в нашей структуре. Ему в 2011 году исполнилось 75 лет.
Воронежский завод приносит в бюджет области огромную сумму налогов: в прошлом году мы заплатили 1,624 млрд рублей в консолидированный бюджет региона. И это только акцизы.
А всего, по данным Росказначейства, в период с января по ноябрь 2015 года пивоваренные компании перечислили почти 123 млрд рублей в российский бюджет. Но сокращение все-таки произошло – на 8,2%, то есть на 10 млрд рублей. Все это – результат увеличения акцизов, зарегулированности отрасли, снижения производства и потребления.
– За те годы, которые воронежский завод находится под вашим управлением, как он изменился?
– Если речь, о том времени, когда воронежский завод стал частью «Балтики», то это период постоянных инвестиций. Первый транш составлял около 27 млн евро. Были снесены все старые цеха, и на их месте возведены новые здания. Мы закупили высококлассное оборудование. Вышли на определенную мощность. Когда было время большого подъема в отрасли и экономике в целом, было принято решение о двукратном увеличении мощности завода. В 2007 году мы начали модернизацию воронежского завода и в 2008 году ее закончили, умножив мощность производства в два раза. Поставили две линии розлива в ПЭТ-тару мощностью в 12 тыс. бутылок в час, стекольную линию мощностью 50 тыс. в час. Кроме того, нарастили линию фильтрации и отремонтировали элеватор.
Денег было инвестировано в модернизацию очень большое количество. Наш инвестпроект был включен в региональную программу социально-экономического развития.
– А если сравнивать с Европой – там потребление пива растет или тоже падает? Может быть, это мы раньше много пили, а сейчас у нас потребление просто входит в нормальное русло?
– Потребление в Европе плюс-минус стабильное. Что касается вопроса, много ли мы пьем, есть такой показатель – потребление на душу населения. В прошлом году в России достигли двенадцатилетнего минимума по потреблению на душу населения. И если говорить про Бельгию, Чехию, нам очень далеко до них по объему потребления: у них значительно больше. Но говорю вам точно: если бы в России была более сбалансированная законодательная политика, то этой отрасли точно есть еще куда развиваться.
– Может, не стоит равняться на Бельгию и на Чехию? Там все-таки другое пиво.
– Вы думаете, что пиво пьют из-за того, что оно отличается по вкусу?
Мы же говорим про Carlsberg сейчас. В Дании, Германии много Carlsberg, Tuborg, Holsten. И если бы их там не покупали, давно бы все заводы позакрывали. Но они работают очень успешно.
– Каким вы видите развитие событий на рынке в ближайший год?
– Снижение рынка, скорее всего, в этом году продолжится. Мы надеемся, что оно будет не таким существенным, как в прошлом году. Но роста точно не будет.
– Соответственно, о каких-то новых проектах, приобретении новых заводов, инвестициях говорить – тема эта пока закрыта?
– Да, о чем вы говорите, какие сейчас могут быть покупки? Мы бы рады вернуться к разговору о каких-то мегапрорывных инвестициях, новых приобретениях, но… Сейчас не время.
