Воронеж. 19.02.2018. ABIREG.RU – Эксклюзив – «Лишь утратив всё до конца, мы обретаем свободу». Беседа с бывшим генеральным директором и владельцем 25% акций одного из самых засекреченных предприятий Воронежа проходила в кафе. С недавних пор вход на завод, который Валерий Дергилёв возглавлял в течение последних девяти лет, для него закрыт. При этом оппоненты, отправившие Дергилёва в отставку, обвиняют его во всех смертных грехах – от кражи круглой печати завода до вывода активов и незаконного начисления премий себе любимому. Недавний визит телевизионной группы на предприятие спровоцировал собрание рабочих, очень напоминавшее забастовку. Причем сам Дергилёв на телекамеру заявил о возможной остановке производства. Конфликт собственников предприятия внезапно перерос в скандал, а о них воронежская промышленность, казалось бы, уже забыла... Реальный основной собственник завода, выпускающего комплектующие для нескольких типов боевых самолетов и вертолетов, не только не появился на предприятии «живьем», даже юридически его отследить невозможно. Управляющая компания «Волга-сити» (г. Тверь), владеющая 75% ОКБМ, учредила сама себя (!). Корреспондент «Абирега» поинтересовался у господина Дергилёва, откуда он выкопал на свою голову таких загадочных партнеров и почему здания завода оказались вдруг переоформлены на близких ему людей. Ответы человека, которому нечего больше терять, поразили своей откровенностью.
– Валерий Васильевич, сознайтесь, телевидение вы на ОБКМ пригласили?
– Нет, это инициатива работников предприятия.
– Но все-таки остановкой производства в телекамеру вы грозили. В старые времена вас бы за саботаж и вредительство...
– Давайте все-таки быть точными в формулировках: о возможной остановке производства говорил, но ничем не грозил. У меня цель очень простая. Я всем и государственным товарищам, и компетентным органам говорю одно и то же: «Ребята, я вас предупредил о возможной проблеме. Я считаю, что она может быть, она вполне реальна».
– А почему оно должно остановиться?
– Многое на предприятии зависит от директора и от ряда специалистов. У меня нет уверенности, что люди не уйдут. Я даже ничего не буду говорить никому, но если уйдут с предприятия несколько ключевых человек, уже будут проблемы. Технологический цикл может разорваться. Не очень хочется это комментировать, потому что остались люди, работают, хотят справиться с ситуацией, ради бога, пусть справляются. Мы не для того это предприятие не раз выводили из таких сложных ситуаций, чтобы сейчас желать зла.
– Но дела новому руководителю вы не передали и заводскую печать не отдали.
– Дела, не передал – верно, приказ они подписали, но сначала мне некому было физически передавать дела, а теперь просто невозможно – с 29 января проход на территорию завода мне запрещен. Как и что передавать, когда я туда зайти не могу? А вот про печать вас неверно информировали – пусть они получше у себя поищут. Кроме того, у предприятия такого профиля, как наше, кроме секретности есть еще требования и Федеральных авиационных правил, по которым руководитель предприятия должен иметь стаж работы в авиапроме пять лет. Привожу пример. Вот предприятие выпускает изделие – редуктор, например. Редуктор идет сразу на самолет. Если предприятие подписывает на это изделие формуляр, то этот редуктор ставится на самолет, и больше его никто не смотрит, не разбирает, не трогает. За формуляр отвечает персонально директор. Он может делегировать свои полномочия кому-то, кому он считает нужным, кто может за него подписать формуляр. Но, даже делегировав полномочия, отвечает всё равно директор. Не дай бог что-то с этим изделием случится и с самолетом, отвечает директор. Его подпись здесь крайняя. Теперь уберите из этой цепочки изначальное звено – поставьте некомпетентного директора. Кто за это будет отвечать? Как он может это делать, не зная, что передоверить? В авиационных правилах достаточно жестко написано, что нужен стаж работы в авиационной промышленности и т. д. И если я передаю некомпетентному человеку, непонятно кому, Дмитрию Ромодашкину... Я, кстати, могу дела передать только Ромодашкину, поскольку он является генеральным директором управляющей компании «Волга-сити», которая в ЕГРЮЛ вписана теперь как управляющий орган ОКБМ. Если я передаю ему дела и я знаю, что он некомпетентный человек, отвечать буду я. Вот и всё.
– Кстати, появление телекамеры на секретном производстве – разве это не разглашение гостайны?
– Механический цех и кабинет директора, где велись съемки, к категории секретных объектов не относятся. А туда, где есть секреты, например на испытательный стенд или сборочный цех, мы тележурналистов не запускали.
– Судя по движению дел в арбитраже, корпоративный конфликт между вами и УК «Волга-сити» начался где-то в конце лета, на какой-то период вы помирились, но затем вас всё равно уволили. Что стало причиной конфликта между собственниками?
– Смотрите, у нас с ними была ситуация, когда они без меня избрали новый совет директоров. Это был июнь-август. Я это оспорил в суде. Мы вошли в процесс, они предложили подписать мировое соглашение. Мы его подписали 31 октября, я с этим согласился. Но потом выясняется, что якобы за 11 дней до этого, то есть 20 октября, они проводили совет директоров, на котором назначили «Волга-Сити» исполнительным органом ОКБМ. То, что, на мой взгляд, была предпринята попытка обмануть суд, то, что протокол моего снятия с должности генерального директора вообще датирован 6 сентября, – это уже о многом говорит (представитель УК «Волга-Сити» утверждает, что господина Дергилёва четырежды уведомляли телеграммой о предстоящем совете директоров и приглашали принять в нем участие, но ответа не получили – прим. ред.).
– В решении того, летнего, совета директоров было изменение устава предприятия, о нем же шла речь и в вашем мировом соглашении с УК «Волга-сити». В чем оно заключалось, вы разобрались?
– Да. В мировом соглашении они брали на себя обязательство привести устав в соответствие, потому что на нелегитимном собрании они приняли устав, который полностью ущемляет мои интересы. Я этот вопрос тоже поставил. Они проигнорировали. Собрание совета директоров, посвященное уставу, должно было пройти 1 декабря, но они на него не явились, сказали, что вся «Волга-сити» заболела в полном составе, никто даже приехать не может. Я считаю, что это тоже неисполнение условий мирового соглашения. Поясню, что, несмотря на то, что кворум для собрания совета директоров 50% плюс один голос, а у меня только 25%, они обязаны меня уведомить о проведении совета, а этого не было – ни до, ни после.
– Представители «Волга-сити» по какому адресу вас должны были уведомить?
– Там вообще ситуация интересная, потому что у акционеров ОКБМ нет официального меморандума связи. Есть такая форма «меморандум связи», который подписывается, когда избирается новый совет директоров. Во всех нормальных компаниях подписывается такой меморандум, где указывается Иван Иванович Иванов, его адреса вот такие, извещать по таким-то адресам. Я это предлагал несколько лет, но это категорически не принималось. Поэтому для связи у нас есть только адреса регистрации, почтовые. Вот и всё. У меня есть два адреса. Я, как руководитель организации, обязан иметь хотя бы временную регистрацию по месту нахождения предприятия. Она у меня есть в городе Воронеже, она официальная, ее все знают. И у меня есть основная регистрация в городе Москве, где я вроде как живу, на самом деле – нет. Всем это тоже известно.
– Противная сторона говорит, что отправляет, а вы не получаете?
– Это же вранье. Когда надо, всё отправляют, всё получается. Когда не надо, отправляют телеграмму на мой адрес в Москве, зная, что я здесь, в Воронеже. Это же... как это культурно назвать? Жульничество мелкое, я по-другому сказать не могу. В конце концов, даже смотрите, простая ситуация. До тех пор, пока я был на предприятии, меня можно было легко уведомить, отправив уведомление на предприятие. О собрании, которое они как бы проводили в августе месяце, общество не было уведомлено. Они мировое и предложили, потому что у них шансов не было, они бы это дело проиграли. Со стороны представителей «Волга-сити» были заверения, что все вопросы исчерпаны. В итоге оказывается, невзирая на мировое соглашение, там уже готовились документы совершенно другие по смыслу. Тут о честности говорить не приходится, я так думаю. Поэтому их решений я не признаю и начал оспаривать их в суде.
– Финал истории вы рассказали, а теперь давайте попробуем с самого начала. Где учились, где начинали трудовой путь? Как вам вообще пришла в голову идея прийти на обанкроченный оборонный завод в 2009 году? Вы же не летчик?
– Финал? Не думаю, что у этой истории наступил финал, я еще хочу побороться. С точки зрения профессиональной подготовки у меня имеется полный фарш. Учился в Московском институте стали и сплавов, затем аспирантура МВТУ имени Н. Э. Баумана. С 1986 года в оборонной промышленности, дорос до должности коммерческого директора Всесоюзного научно-исследовательского института стали. Занимались броней. Потом стал специалистом антикризисного управления, но тоже в оборонке. И занимался этим несколько лет. Основной задачей был вывод предприятий из банкротства. Причем предприятий таких, которые по определению не афишируют свои проблемы. Например, это известный вертолетный завод «Камов», казанское научно-производственное предприятие «Вертолеты-МИ», северодвинский «Севдормаш». Это 2005-2006 годы. В общей сложности мы вывели из предбанкротного состояния больше 10 предприятий, в том числе и ОКБМ.
– Так вы кто больше по самоощущению – экономист, финансист, технолог?
– Я в первую очередь инженер. Хотя финансы – тема очень интересная, мне повезло с учителями, учили хорошо, начиная с института. Вот только интригам и закулисным играм меня не научили.
– История с давним банкротством ОКБМ была долгой и не особо афишировалась, но в итоге полностью сменился состав собственников, одним из совладельцев стали вы. Расскажите, как это происходило.
– Процедура банкротства на ОКБМ шла, если не ошибаюсь, с 2006 года, но там не я лично занимался, а люди из моей команды. Мы стабилизировали платежеспособность предприятия, старое юрлицо закрыли, новое открыли. Провели в 2008 году торги по продаже имущества. Причем это были не обычные торги, а закрытые минпромовские, с обременениями. Чтобы в них участвовать, надо было сначала лицензию получить. В общем, вся процедура непростая и кропотливая, мы с нею справились и отдали новое юрлицо «под ключ» новым владельцам – АФК «Системе» Владимира Евтушенкова. «Система» первоначально все 100% купила, но было ясно, что долго этим активом они заниматься не будут. И через какое-то время мне предложили искать на предприятие инвесторов. Ну и мне тоже предложили купить пакет, с тем чтобы я остался на предприятии гендиректором. Своих денег у меня хватило только на 25%. Я привлек портфельных инвесторов, людей, с «Системой» никак не связанных, попросил дать денег на предприятие с тем расчетом, что я им постепенно буду отдавать деньги и выкупать доли. Трое моих знакомых из банковской сферы выкупили по 25%. То, что они не будут заниматься инвестированием в производство, было оговорено с самого начала. В принципе, я решил сделать что-то хорошее на земле, в 2009 году уволился из «Системы» и пришел на завод. Все наши друзья-знакомые надо мной смеялись, когда я решил из Москвы уехать.
– Во что вылилась покупка, если не секрет?
– Могу сказать, что мы в равных долях выкупили на 100 млн с лишним рублей векселя – обязательства ОКБМ перед «Системой», и еще выкупали акции.
– Новые владельцы 75% акций – тверская управляющая компания «Волга-сити» – появились в 2013 году. Как это произошло? Вряд ли, даже если у тебя есть лишние миллионы, можно стать владельцем засекреченного предприятия, просто придя с улицы...
– Сергея Реботенко, бывшего топ-менеджера известного «Трансмашхолдинга» (включает в себя 17 машиностроительных заводов, основной поставщик «РЖД» – прим. ред.), мне порекомендовал заместитель руководителя департамента авиационной промышленности Минпромторга, который нас курировал, – Анатолий Ляшенко, теперь он уже на пенсии. В принципе и руководитель департамента Андрей Богинский был полностью в курсе сделки (сейчас заместитель министра – прим. ред.). Вокруг Реботенко есть компания бизнесменов, которая теперь «рулит» на ОКБМ, – Сергей Фомин, Дмитрий Ромодашкин и Сергей Гринев. Иногда Реботенко представляется человеком Сергея Глинки, члена совета директоров «Трансмашхолдинга». Когда появились Реботенко и компания, я сказал «своим» портфельным инвесторам: «Вот есть люди, у которых есть деньги и которые хотят быть инвесторами ОКБМ. У вас есть возможность выйти, как вы и хотели». Мне ответили: «Если ты не против, мы продадим». Вот и всё.
– Сергей Реботенко выходил на вас сам? Расскажите о нем. Ведь наверняка искали какие-то перспективы, строили планы. Вообще почему вы решили именно с ним начать работать?
– Ситуация очень простая. Реботенко появился в 2013 году через Минпромторг. Мне его рекомендовали люди, которые тогда были при должностях в Минпромторге, сейчас они там не работают. Сказали, мол, есть инвесторы очень хорошие, они будут инвестировать в достройку легкого вертолета Ми-34. Они инвестируют в этот вертолет. Им нужно, чтобы вы сделали под него двигатель новый, они готовы инвестировать, соглашайся, уговаривай своих, пусть они им продают, всё отлично, перспективы. Знаете, как мы обрадовались. Тема двигателя под легкий вертолет у нас на предприятии с советских времен разрабатывалась, в 1990-е продолжали ею заниматься потихоньку.
– Сколько вся тема двигателя стоит? Сколько стоит построить новый двигатель с учетом НИОКР, со всем-всем-всем, если, конечно, не гостайна?
– Часть работ у нас уже была сделана, где-то на 300 млн рублей. На тот момент мы посчитали, что нам надо было еще 650 млн рублей, чтобы двигатель довести до серии. Реботенко соответствующее обещание озвучивал в Министерстве, но ничего этого не произошло.
– Вы же понимаете, что это ключевой момент. А кроме ваших слов, у меня ничего нет. Где-нибудь хоть один документ, хоть одна бумажка на эту тему есть?
– Легитимной бумажки нет.
– А хоть нелегитимная?
– Мы уже с юристами всё перерыли. Есть таблицы «экселевские», которые пересылались туда-сюда, согласовывались. К сожалению, из этого ничего выжать нельзя. Это ситуация, когда мы понимали, что нам нужен инвестор, чтобы двигатель вытаскивать дальше. В банки мы в то время идти не могли, потому что экономическая ситуация предприятия была такая, что банки под такое денег не дадут. Мы положились на рекомендации, и этот момент упустили.
– Так сколько за весь период, что они владеют 75%, команда Реботенко вложила своих собственных средств в ОКБМ?
– 25 млн рублей, из которых 5 млн рублей – «Волга-сити», а 20 млн рублей – это «Провентис-групп», им же принадлежит.
– Какова судьба двигателя?
– Мы его достроили за счет собственных средств предприятия и в 2016 году сертифицировали. Теперь надо запустить серию, это уже не такие большие деньги. На самом деле он сделан. Есть четыре опытных образца. И они превосходят американские аналоги. Опытный двигатель и серийный, конечно, разница есть. Но понимаете, какая ситуация? Двигатель сделан под конкретную машину, под Ми-34 (гражданский легкий вертолет – прим. ред.), он привязан под этот вертолет и на другую модификацию не пойдет. А «Вертолеты России» эту программу заморозили. Соответственно, наш двигатель тоже «встал».
– То есть вы, грубо говоря, миллиард собственных денег впустую выкинули?
– Получается, так.
– Весело у нас устроена страна.
– Да, Александр, это точно.
– Когда, по вашему мнению, у вас начал назревать конфликт с командой Реботенко?
– Летом 2017 года. В конце мая мы должны были провести годовое собрание акционеров. Звоню по всем телефонам – они трубки не берут, пишу – письма возвращаются. Потом бах, вдруг мы получаем такое, что, оказывается, совет директоров провели в июне. У меня такое ощущение, что как только им подсказали, что у ОКБМ должны появиться деньги, они активизировались, чтобы что-то решить с деньгами.
– Когда мы начали писать о корпоративном конфликте на ОКБМ, мы в редакции удивились странной структуре собственности УК «Волга-сити», в которой она на 66,6% учредила сама себя и конечного основного владельца абсолютно не видно, хотя его вроде никто и не скрывает. Журналисты бизнес-издания ежедневно мониторят огромные массивы открытых данных, но никто в редакции никогда ни с чем подобным не сталкивался. Вы не пытались разобраться, «а что это было»?
– До декабря 2015 года ООО «Провентис» было 100-процентным владельцем «Волга-сити». А сам «Провентис» на 100% принадлежит кипрскому офшору. Это конечный бенефициар. Понятно, что Реботенко и Ко там фигурируют, это ясно. В 2015 году из-за того, что кипрский офшор – конечный бенефициар ОКБМ, мы проиграли два государственных конкурса на научно-исследовательские работы. То есть ОКБМ по закону автоматически снимается с конкурса. Я еще в 2013 году, когда они приходили на предприятие, предупреждал об этом и просил убрать офшор из бенефициаров. После недопуска к конкурсу они решили убрать офшор из учредителей. Это было в декабре 2015 года. Появляются в собственниках «Волга-сити» Сергей Реботенко и Сергей Шахов, две трети принадлежит Реботенко лично, одна треть – Шахову. А в ноябре 2016 года они выходят оттуда вообще. Появляется на одну треть компания «Компонент-инвест», где Фомин – собственник, остальное принадлежит ООО «Легкая авиация», которая, в свою очередь, принадлежит «Волга-сити» на 99%. И таким образом появляется эта закольцованная схема собственности.
– И где же здесь Реботенко?
– С ноября 2016 года здесь его юридически нет. Реботенко официально никогда не давал ни одной бумажки, где он работает. Говорят, что представляется исполнительным директором «Трансмашхолдинга». Но мы позвонили в «Трансмашхолдинг», у них якобы нет такой должности.
– А как получается, что 66% «Волга-сити» юридически никому не принадлежат?
– Это круговое владение. Получается, что контрольный пакет у Фомина формально. Фомин может заблокировать всё.
– Для чего это делается?
– Я поинтересовался и нашел первое упоминание о таких схемах в 1930-х годах в Америке. Там их делали, чтобы уходить от ответственности, когда вся прибыль сливается на одного владельца, у которого 25% и который формально ни за что не отвечает.
– Тема вексельных долгов ОКБМ перед его гендиректором – еще одна претензия ваших оппонентов. Во-первых, в том, что векселя выданы под высокие проценты. Мне назвали 19% годовых. А во-вторых, что вы через обмен векселей вывели активы предприятия и теперь завод, принадлежащий на 75% УК «Волга-сити», расположен в помещениях, принадлежащих аффилированным с вами лицам. Что здесь правда, а что не совсем?
– Векселя покупались в 2009-2010 годах у АФК «Система», покупались по номиналу. У меня первоначально было 50 млн рублей, потом я выкупил у одного из портфельных инвесторов еще на 25 млн рублей. С этими 25 млн рублей такая история вышла: их по договору должен был Реботенко выкупить, год тянул, мне пришлось взять кредит в банке и выкупить их самому. Таким образом, я являюсь держателем векселей ОКБМ на 75 млн рублей без учета процентов по ним. Проценты начислялись по стандартной схеме – учетная ставка ЦБ плюс 3,5%. Таким образом, в один из периодов 2015 года проценты повышались вслед за учетной ставкой, не более того. Все разговоры о завышенных процентах – от лукавого.
– Так что стало с этими векселями? Вы до сих пор остаетесь их держателем или вы их как-то реализовали?
– Почему? Я их временно вывел. Это очень просто. У предприятия был кассовый разрыв в прошлом году. Он связан с особенностями оплаты оборонзаказа. Мы обратились к основному собственнику, то есть к Реботенко и Ко, с просьбой помочь закрыть этот разрыв сначала в марте, потом в апреле. Я объяснял, что мы госзаказ не выполним, что людям по зарплате мы обязательства не выполним, в ответ была полная тишина, а потом они вообще пропали на несколько месяцев. Нам пришлось открывать в банке кредитную линию на 50 млн рублей. Я дал свое личное поручительство, т. е. лично я бы за этот кредит всем своим имуществом отвечал. Нам открыли линию под 11% годовых вместе со страховкой. Но банк поставил условие, чтобы мы что-то сделали с этими векселями на 75 млн рублей. Векселя были на балансе и в любой момент могли быть предъявлены. В банке сказали, что дать 50 млн рублей при наличии 75 млн рублей векселей – это сложная ситуация. Я говорю: «Не проблема, мы временно выведем это всё». Мы взяли и под здания эти векселя вывели. Вывели по цене в 1,5 раза дороже стоимости зданий.
– Оценку зданий кто-нибудь проводил?
– Здесь дело не в оценке. Дело в том, что мы их вывели с расчетом на то, что в январе месяце мы вернем их обратно на предприятие. Схема нормальная, рабочая. 31 января мы уведомили предприятие, что мы предлагаем все эти договоры расторгнуть, здания вернуть обратно, денежные средства вернуть обратно.
– Вы – это кто в данной ситуации? Владельцы зданий кто?
– На супругу я вывел и на родственника, потому что как я могу оперировать такими средствами? Как мы изначально и планировали сделать возврат этого всего, потому что по-другому бы кредит не дали. Это очевидно. В банке предлагали вообще векселя убрать. Как я их уберу по-другому?
– Это инициатива банка, да?
– Нет, банк мне порекомендовал убрать векселя. Но вы же понимаете, что они в договоре это не прописали. У меня есть срочный платеж. Вот вы ко мне приходите и говорите: «Дай мне в долг 50 млн рублей». А я вам говорю: «Так ты уже должен 75, сейчас я тебе дам 50, ты рассчитаешься с теми, кому должен 75. А я что буду делать?» Схема простая. На самом деле, всё достаточно просто: если сделка расторгается, всё приходит в начальную стадию.
– А судьба этого кредита?
– В том-то и дело. Почему взялся январь как срок возврата? Потому что по договору с банком кредитная линия была на пять месяцев – до декабря. Перед Новым годом мы кредитную линию погасили полностью. Всё это делалось на то время, пока мы перекредитовываемся. До Нового года приходят деньги, мы их платим, потом мы делаем возврат, и всё. Схема абсолютно простая, она используется достаточно широко.
– Почему летом на ОКБМ возникла такая сложная финансовая ситуация? Нам по телевизору объясняют, что оборонзаказ – это приоритет. А на деле наоборот?
– Основная проблема оборонзаказа – это цена согласования. Сначала все документы подписываем, а потом приходит директива сверху: «Минус 30%». На каком основании? Мы всё посчитали, вы всё проверили, согласовали. Как я это урежу? Никак. Тем более контролируется всё до копейки военной приемкой, которая тебе вынесет мозг за каждую копейку. Но согласование цены – это даже не самая важная проблема. Самая важная проблема, что сроков не хватает. Мы в 2016 году заключили договор, по-моему, в июне с «Туполевым», а сроки уже пошли, график поставок подписан, а аванс получаем с опозданием на пять месяцев. При этом министерство отказывается даже гарантийное письмо давать – вы, говорят, в банк пойдете, а проценты на заказчика подвесите.
– Если есть какие-то несекретные экономические показатели у ОКБМ, можно о них рассказать? А то не совсем понятно, из-за чего весь сыр-бор разгорелся.
– В силу технологического цикла у нас могут быть разные по годам показатели выручки. Когда мы только запускаем изделие в серию, выручка меньше, когда идет заказ, то больше. Оборонзаказ у нас – это 80% произведенной продукции. Так, например, когда было много опытно-конструкторских работ в 2013-2014 годах, были убытки, а самым успешным по деньгам за последнее время был 2015 год – 368 млн рублей общей выручки и 94 млн рублей прибыли. Эти 94 млн рублей полностью перекрыли убытки прошлых лет. В 2016 году выручка была 180 млн рублей с небольшим убытком – опять же из-за цикла, а в 2017 году снова пошла реализация, перекрывшая убытки 2016 года. Общая выручка за 2017 год – 246 млн рублей.
– Также оппоненты обвиняют вас, что вы без согласия совета директоров назначили себе премию почти в 2 млн рублей.
– Мой оклад как директора 100 тыс. рублей. Но вы понимаете, что получать такую зарплату директору просто смешно. Плюсом у меня было вознаграждение по контракту – 25% чистой прибыли предприятия. Так вот, это вознаграждение, а его набежало за время работы с Реботенко больше, чем на 20 млн рублей, я получить не могу – нужно согласие совета директоров, но мои обращения совет директоров игнорирует.
– Вы подавали на эту тему иск к ОКБМ, пытаясь узаконить выплаты, но потом, когда к управлению ОКБМ пришла новая команда, вы этот иск отозвали. Почему?
– Моя задача была обратить внимание оппонентов, что проблема невыплаты вознаграждения существует и ее надо решать в правовой плоскости. Я хотел принудить людей к диалогу, чтобы обсудить эту ситуацию, потому что она ненормальная. Сказали, мол, нет, мы ничего делать не будем, типа ты эти деньги не заработал. Продинамили вопрос. Я поэтому понял, что биться бесполезно совершенно. А что касается этих 2 млн рублей – они просто подсчитали и сложили все мои годовые и квартальные премии за много лет, которые я получал по трудовому законодательству, по положению о заработной плате, наравне со всем директоратом.
– Как думаете «расходиться» с основными владельцами ОКБМ?
– Я сказал им очень простую вещь. Я с Реботенко встречался в январе два раза – 20-го и 21-го числа. Я ему предлагал переходный период. Мол, давайте договоримся о «разводе», установим переходный период, кто там будет командовать, спокойно придет человек с допуском, с компетенциями, я ему передам всё, оговорим условия. Из моего опыта, когда были передачи дел после банкротства от старой к новой команде управленцев, люди спокойно по 4-5 месяцев вместе работали, дела передавали. Дальше. Я говорю Реботенко: «Ты хочешь выкупить предприятие? Выкупай. У тебя первое право выкупить». Он отвечает: «Да, я у тебя выкуплю». Правда, смешные условия назвал, что с рассрочкой на два года. Я говорю: «Может, давай тогда наоборот, может, я у тебя выкуплю?» Я ему: «Не надо баламутить, давай спокойно всё сделаем, не надо до этого доводить». – «Нет, тебя там не будет, мы всё решим сами. Мне принципиально, чтобы тебя там не было». Я говорю: «Ты понимаешь, что там проблемы будут?»
– Вы как видите разрешение этой ситуации?
– Очень просто на самом деле. Если хотят поруководить, значит, отдайте то, что я туда вложил. Хотите выкупить пакет, давайте договариваться. Я ему сказал: «Давайте договариваться по выкупу пакета».
– «Отдайте всё, что я туда вложил». Это о какой сумме идет речь?
– Примерно 140 с чем-то млн рублей. Там всё в совокупности – займы, векселя. Изначально векселя образовались, когда выкупали имущественный комплекс у АФК «Система». Я сказал, что я готов обсуждать стоимость доли. Говорят: «Нет». Ничего не стесняясь, говорят в открытую. Я Реботенко сказал, когда мы в последний раз встречались: «Хорош, дай мне письменное предложение, когда, за сколько выкупить, потому что нам вместе работать нереально, что глупости разводить». До сих пор ничего нет.
– Может, уже подведем итоги девяти лет вашего директорства? Чем можете похвалиться?
– За это время мы впервые в России серийно начали выпускать планетарные многоступенчатые редукторы для самолетов. В частности, на ЯК-130, на привод закрылка. Сам редуктор небольшой, сделан из специального сплава, и он способен через себя 8 тонн мощности пропускать. До нас этого никто не делал. Традиционная система была тяжелее где-то в 2,5 раза. А в авиации вес – такой же важный компонент, как надежность. Если посмотрите на этот редуктор неподготовленным взглядом, то вообще не поймете, как это работает. Если с торца посмотреть: куча шестеренок, как они крутятся, непонятно. Я одному большому начальнику показал на МАКСе, он слушал-слушал, потом говорит: «Не забивай мне голову, я вообще не понимаю, как это работает». Такого уровня редукторы, для авиации в частности, делают только три компании в мире: в США, Великобритании и на ОКБМ – мы их и разрабатываем, и изготавливаем. Такого уровня редукторы стоят на всех новых американских истребителях пятого поколения. Аналогичный редуктор сейчас нами переработан на стратегический бомбардировщик ТУ-160, идет подготовка к серийному производству. Под новые машины есть наработки.
– Никому не нужный вертолетный двигатель оказался единственным за эти годы?
– Да. Что касается двигательного производства, в чем проблема? Надо восстановить компетенции, т. е. надо обучить людей, подготовить. Это не только конструкторы, это технологи, сборщики. Чтобы сборщика обучить делать поузловую сборку, надо полгода, если у него есть способности. Если способностей чуть меньше – нужен год. А когда я пришел, у нас были дедушки, которым за 70 лет и больше, а людей среднего возраста не было вообще. Мы привлекали молодежь, вместе с отбором обучали кадры, поэтому КБ достаточно молодое. Зарплаты, кстати, приличные – около 36 тыс. рублей в месяц на производстве, но если человек хорошо работает, он может и в 1,5 раза больше получать. А в КБ зарплата еще выше – до 70 тыс. рублей может доходить. У нас были такие месяцы, что начальник цеха получал значительно меньше, чем его рабочие. Есть молодые ребята, которые могут работать одновременно на трех полуавтоматах. Это надо способности иметь, головой думать, руки с той стороны чтобы росли.
– Говорите с ностальгией... Рассчитываете, что всё вернется?
– Нет, я не рассчитываю, потому что я еще не знаю до конца, но опасаюсь, что точка невозврата пройдена. В личных отношениях она точно пройдена. Здесь даже нет вариантов. Но личные отношения не главное. Как говорится, жила бы страна родная... Я такой простой пример всегда чиновникам привожу. Свет горит. Нажали на выключатель – свет погас. С предприятием точно так же: выключили свет – оно остановилось. Но предприятие устроено иначе, чем светильник: вы нажимаете на выключатель, а свет загорится только через несколько месяцев. Вот в чем проблема.
Фото: кадр из видео ГТРК «Воронеж»
