Воронеж. 03.10.2019. ABIREG.RU – Эксклюзив – Наша встреча с адвокатом московской коллегии адвокатов «Семенцов и партнеры» Александром Кокиным должна была пройти по следам текста о его ближайшем товарище, экс-прокуроре Воронежской области, а ныне заместителе генпрокурора РФ по Сибирскому федеральному округу Николае Шишкине. Но получилась гораздо шире и была посвящена не только прокурорам, но и философии адвокатского дела, судейскому корпусу и человеческой природе. «Абирег» публикует выдержки из этой беседы.
«Рьяный в работе человек»
– Как вы с Николаем Шишкиным познакомились?
– Был такой человек Александр Фролов (прокурор Воронежской области в 1995-2000 годы – прим. ред.). Мы с ним вместе учились, стройотряды и прочее. Он был мне ближе брата. Он переезжал из Москвы в Воронеж, а меня на тот момент пригласили консультантом в Верховный суд, я там работал помощником председателя. Время было непростое, жить было негде, квартира по службе предусмотрена не была. Саша говорит: «Забирай мою». Отдал мне квартиру. А через какое-то время приехал за кое-какой мебелью. Вместе с Виктором Яровым (зампрокурора Воронежской области в 2006-2011 годы – прим. ред.) и Николаем Шишкиным.
Всех, кроме Николая, я знал. И Александр мне его представил: «Шишкин Николай Анатольевич». А у меня с этой фамилией по молодости было связано достаточно много неприятностей. Был то ли какой-то участковый, то ли какой-то оперуполномоченный в Центральном отделе. Мы в университетские годы были слегка бедовые, даже ночевали пару раз вместе с Фроловым в Центральном отделе. Поэтому я сначала посмотрел на Николая Шишкина – похож: высокий, худощавый. Думаю: вот оно как, яблоко от яблони. Хожу на него кошусь. Потом не смог сдержаться и спросил: «Папа на пенсии? Полковником, наверное, ушел?» А он мне: «Ты чего, Михалыч? У меня папа – экскаваторщик в Стрелице». У меня прямо камень с души упал.
Тем временем Александр Фролов перевел Николая Шишкина из Ольховатского района в областную прокуратуру. Они еще в Хохольском районе вместе работали. Александр после окончания университета был там прокурором района. Николай после выпуска тоже попал туда – следователем. Там, видимо, Александр к нему и присмотрелся. Хотя иначе и быть не могло: добросовестный, дисциплинированный, обходительный и в то же время очень рьяный в работе человек.
У меня по жизни есть только два подобных примера – Николай Шишкин и председатель Воронежского областного суда (в 1983-1985 и 1989-2005 годы – прим. ред.) Борис Петин. Оба они соответствуют двум качествам, которые я больше всего ценю в мужчинах. Первое – это умение всегда оставаться самим собой. Второе – уважение без подобострастия. Что Борис Иванович, что Николай Анатольевич в общении равны что с барменом, что с губернатором. У нас многие в зависимости от обстоятельств то стелются и сапоги готовы протирать, пока человек при власти, то, когда он уходит, говорят, мол, да он никто и звать его никак. Подлое такое качество, но этим двум людям оно точно чуждо.
Знаете, у Киплинга есть стихотворение – If. Я считаю, что оно должно висеть в рамке над кроватью каждого мальчика. В разных переводах оно звучит как «Если», «Заповедь» – много есть вариаций. Так вот, лучший перевод – у еще одного нашего земляка – Маршака. Вот это стихотворение – это 100% Шишкин.
Есть такие люди, которые рождаются в России, в них изначально заложено джентльменство. Николай Шишкин из той породы, про которую говорят: «На кошку наступит и извинится». Он со всеми ровен, не заискивает и в то же время не унижает. Он всегда прост, спокоен, в меру хладнокровен. И одновременно бесстрашен.
– Помимо хобби в чем-то еще проявляется бесстрашие?
– Не знаю. Как можно, допустим, проявлять его на службе? Там есть понятие «дисциплина».
При этом Николай – лыжник, хоккеист, мотоциклист, автомобилист. Один наш товарищ ездил с ним в Сочи на машине. Николай был за рулем, так Виктор еще неделю приходил в себя от такой поездки по серпантину.
Другой пример из разряда «путевых заметок». Однажды Николай со своим другом поехали в Армению кататься на горных лыжах. Местные решили подсуетиться: как-никак прокурор целой области приехал – можно ведь и про укладку асфальта на перспективу договориться. В общем, через пару дней Николай решил, что делать там нечего. Они собрались и уехали в Кемеровскую область, в глушь, на какой-то другой курорт.
– Как вы думаете, после ухода Николай Шишкин останется для воронежских правоохранителей кем-то вроде Алексея Гордеева для исполнительной власти?
– Это внутрислужебные отношения, я не хочу туда вмешиваться. Конечно, его здесь уважают. Если его о чем-то спросят, он даст совет. Но курировать, рулить – не думаю. Здесь есть свой куратор, и тогда возможно столкновение интересов, которого он никогда не допустит.
«В юридических делах очень тонкая грань красного света»
– Что вы думаете по поводу ситуации с так называемым «зеленым блокнотом». Ведь тесная связь прокурорского, адвокатского и судейского сообществ – это бездонные возможности для конфликта интересов.
– Что я могу сказать по этому поводу. Профессиональный водитель едет по улице, видит красный свет, и у него уже срабатывает инстинкт: он остановится. Любитель посмотрит, что никому не мешает, и проскочит.
В юридических делах очень тонкая грань этого красного света, где многое упирается в чисто человеческие качества. Я же не приходил к своим друзьям, например Николаю Шишкину или Борису Петину, и не говорил, мол, вот здесь такая история, выпусти его, а у него, может, руки по локоть в крови. Я даже об этом не попрошу, потому что получится, что я не уважаю того, к кому обращаюсь.
– Как поменялась обстановка в судейском сообществе региона с приходом Василия Тарасова? «Зачистка» судейских рядов дала какой-то качественный результат?
– Я эту информацию не снимаю, честно говоря. Единственное ограничение судей – это закон. Так было всегда. Хотя при этом никто не отменял, что у судьи есть понятие внутреннего убеждения. И здесь опять включается красный или зеленый свет, плюс обстоятельства, оценка подсудимого и его жизненной ситуации.
Кроме того, в разговорах и оценке судей важно понимать, что обыватель и судья на одни и те же вещи могут смотреть совершенно по-разному. Например, есть понятие допустимости доказательства, в основе которого лежит ряд критериев, понятных судьям, но не всегда понятных человеку со стороны. Применение этого понятия зачастую трактуется как «всё куплено», но в большинстве случаев это связано с недостаточным пониманием ситуации. Поэтому иногда так и хочется сказать: «А если всё куплено – так пойди и попробуй купить!»
«Никто никогда не виноват»
– В 1990-е вы были помощником председателя Верховного суда. Это вообще нормальная практика, что адвоката привлекают в судебную власть, которая, по идее, на другой вершине треугольника правосудия находится, и он получает возможность определенным образом влиять на процесс?
– Не вижу в этом ничего особенного. Адвокат, судья, обвинитель – по сути, все суть правоведы. Я был помощником председателя суда и главным консультантом судебной коллегии по уголовным делам. Это не значит, что я влияю на решения. Работа моя заключалась в том, что я постоянно изучал кипу дел и делал выводы. Кстати, с моральной точки зрения мне она давалась очень тяжело, потому что я привык к воле.
– Вы какими делами в основном занимаетесь?
– В основном уголовными.
– В Воронеже есть сильные адвокаты?
– Все адвокаты сильные.
– У вас профессиональное кредо не говорить плохо о коллегах?
– Я не говорю плохо о человеке за глаза. Единственное, я присутствовал на некоторых процессах. И меня очень забавляет, что адвокаты читают речь по бумаге. То есть готовят ее заранее. Может, для другого человека это в порядке вещей, но я не знаю, что будет требовать прокурор в своей речи. Поэтому как я могу предвидеть, что он скажет, и как мне парировать? Зачастую девчонки и мальчишки заканчивают юрфак и приходят в адвокатуру освобождать всех, сеять разумное, доброе, вечное. Но это очень романтизированное представление о профессии. Со временем оно может привести к разочарованию, например, когда к позиции этих ребят не прислушиваются. Нужно иметь определенную волю, чтобы при этом остаться и состояться в адвокатуре и не винить правосудие.
У каждого: адвоката, обвинителя, судьи – своя работа. Кто из двух сторон в конечном счете одержит верх – это соревнование. Я бы даже порекомендовал юношам, которые начинают свой путь в юриспруденции, какое-то время позаниматься боксом. Это очень закаляет волю и приучает правильно реагировать на поражения.
– Как вы бы охарактеризовали идеального адвоката?
– Если посмотреть на ожидания доверителей, то идеальный адвокат – это очень высокопрофессиональный человек, готовый рвануть в бой в любое время суток, он добивается снижения наказания в три раза, работает бесплатно, отбывает наказание за доверителя, выходит на свободу, доплачивает доверителю и в исключительных случаях берет доверителя на пожизненное содержание. Поэтому, к сожалению, идеальный адвокат еще не появился на свет и, наверное, не появится. Все мы живые люди, у нас есть дети, мы ценим свое время и свои нервы.
– Вы не разочаровались в профессии адвоката? Или случались моменты, когда были близки к этому?
– Я вам так отвечу. Врач видит человека в слабости, священник – в глупости, адвокат – в подлости. Я пришел в адвокатуру достаточно зрелым человеком. На тот момент я даже как-то не собирался этим заниматься, ремонтировал машины в своей небольшой мастерской, изучал в то время запретную философию Ницше.
– Но диплом-то уже был?
– Диплом был. Я начинал учиться на дневном. Потом обстоятельства сложились так, что уехал, затем восстановился на вечернем отделении.
У меня всю жизнь был и остается один интересный внутренний соперник по философскому поиску – Эрик Хоффер. Он работал докером в Америке, грузил в портах грузы и написал книгу «Истинноверующий». На вручение Президентской медали Свободы из рук президента Рональда Рейгана Хоффер пришел в комбинезоне докера. Так вот, он говорил, что «пока крысы вокруг нас, корабль не утонет».
Что такое человек? Человек – это голод и похоть. Если говорить словами одного небезызвестного философа (Иммануила Канта – прим. ред.), «не построить прямого забора из кривых горбылей рода человеческого». Люди по своей природе аморфны. Сегодня ему выгодно быть одним – он будет. Завтра – уже другим. Особенно удивляют подлянки, которые самые близкие люди подкладывают друг другу в гражданских делах, просто начинают безжалостно топить друг друга.
Так что к вопросу о разочаровании в профессии: я пришел в нее, когда уже понимал и видел людей. Разочароваться – нет. Мне эта профессия в первую очередь дала свободу – то, что я больше всего ценю.
– В отличие от того же погружения в судейскую и прокурорскую систему?
– Да, я свободен, как птица. Завишу разве что от материальных благ, но не от начальников.
– Как в итоге получилось, что вы из автомастерской перешли в адвокаты?
– Так складывалось, что мои друзья – многие с университетской скамьи – состоялись в работе по специальности. Кто-то стал судьей, кто-то – прокурором. И как-то им всё время было не по себе от того, что я занимаюсь преимущественно ручным трудом. Они даже мое увлечение философией объясняли тем, что руками я работаю, а голова свободна, вот и размышляю о высоких материях.
Однажды ко мне приехал старший следователь УВД Вячеслав Семенов: «Поехали, – говорит, – нас ждут». Приезжаем в отдел юстиции облисполкома, который на тот момент как раз возглавлял Борис Петин. Тогда и завязалось наше знакомство, которое затем переросло в дружбу.
Один из адвокатских начальников того времени не хотел пускать меня в адвокаты ввиду отсутствия членства в КПСС и опыта партработы. Но Борис Петин сказал: «Обойдемся без партии». Так, с легкой руки Бориса Ивановича я и стал адвокатом.
Причем набираться опыта мне довелось в одной из самых сильных консультаций – Левобережного района, – где мы работали с Вениамином Сентябовым, Петром Фастовским и Михаилом Носыревым (ныне президент ЗАО «Кинотеатр «Спартак» – прим. ред.). Я до сих пор иногда упрекаю Михаила, что он забросил адвокатское дело. Мне кажется, это его призвание.
– Доверители часто недоговаривают адвокатам?
– Конечно. Вообще никто никогда не виноват. Даже из так называемых профессиональных преступников. Хотя вообще-то с ними даже проще работать. Во-первых, в большинстве своем это мужественные люди, во-вторых, с чувством юмора, а в-третьих, они никогда не падают духом. Могу сказать, что среди них я встречал по-настоящему феноменальных людей, чье детство пришлось на сложные послевоенные годы и чьи интересы ушли в область криминала.
Приходишь к такому профессиональному преступнику: «Ну что, сколько ты на одной ноге отстоишь (какой срок для тебя приемлемый – прим. ред.)?» Он такой: «Судя по раскладу, года 4,5». Соответственно, за это ты и бьешься. Такие люди редко претендуют на то, чтобы уйти от наказания. У них даже есть такое правило: попался – не огорчайся, вышел – не радуйся.
Чем еще отличается профессиональный преступник от «любителя»? Профессиональные преступники знают: кто первый попал, тот и попал. Когда попадают любители, да еще на хорошего следователя – грамотного психолога, они не молчат.
Кстати, среди профессиональных преступников я знал некоторых, которых можно даже назвать глубоко нравственными, принципиальными людьми.
– Это как работает: они, если и убивают, то злодеев? Не много ли на себя берут?
– Мы не говорим про ситуации, когда человек посягает на чужую жизнь. Это уже несовместимо с какими бы то ни было принципами. Но чтобы придумать грамотный план действий, например, для вывода капитала, нужно быть умным человеком.
