В истории России модернизация всегда проводилась сверху и методом принуждения. Современная модернизация началась, как всегда, со слова. Со Слова Первого Лица Государства...
Участники:
Владимир Суховей
Директор некоммерческого партнерства «Агентство независимых исследований», политолог
Марк Берколайко
Директор по развитию ООО «Инвестиционная палата», доктор физико-математических наук, профессор кафедры «Финансы и кредит» ВГУ
Станислав Рывкин
Заведующий Адвокатской конторой «Рывкин и партнеры», адвокат, публицист
Молчащее большинство
Суховей: Дмитрий Медведев в статье «Россия, вперед!» на вопрос «есть ли у России собственное завтра?» дал однозначный ответ: нет, если страна и дальше будет перегружена такими ношами, как унизительная сырьевая экономика, хроническая коррупция, застарелая привычка полагаться в решении проблемы только на государство. Но можно ли сомневаться в «медведевской» модернизации как в будущем России?
Рывкин: Сейчас о модернизации говорят все, но понимание того, что это такое, отсутствует у большинства. И еще, сегодня не очень хотят определяться с тем, где и что модернизировать. Если задача создать страну, способную отвечать на вызовы, тогда нужно определиться с тем, какие проблемы в стране. Но их не озвучивают. В России модернизация всегда велась сверху, и всегда проваливалась. Мы живем в экономике идей. Иных вариантов, кроме создания конкурентной среды, я не вижу.
Берколайко: Есть, по крайне мере, один случай, когда в России реформы шли сверху, отвечая при этом на серьезные импульсы масс: при Александре II существовала значительная прослойка людей, силы которых требовали выхода.
Суховей: Я полагаю, что на сегодня у Медведева сторонников гораздо меньше. Пока узок круг «новых революционеров», многие «страшно далеки от народа».
Берколайко: Я даже пока бы не утверждал, что они вообще есть. Ведь мы имеем в виду серьезный общественный запрос.
Рывкин: Сторонники модернизации сегодня — это очень узкий сектор инновационного бизнеса, тонкий слой интеллектуалов и, может быть, мизерный процент продвинутых чиновников.
Суховей: И интеллигенция, которая хочет верить, что в России все-таки возможно гражданское общество вместо «управляемой демократии».
Берколайко: Малочисленные группы по-маниловски мечтают о модернизации, но у основной массы населения нет ни желания, ни мечты.
Суховей: А откуда им взяться, если уровень реальной включенности россиян в различные сети социального взаимодействия сравним с Гондурасом, который нас по-прежнему беспокоит? Тут, пожалуй, и кроется заглавный вопрос: насколько совместимы интересы государственной модели модернизации с интересами простых граждан России?
Умная глупость
Суховей: Специфика нынешней модернизации в том, что она проходит на фоне правящего политического дуэта. Премьер-министр Владимир Путин говорит о стабильности, и «Единая Россия» -партия здорового консерватизма. В то же время Президент Дмитрий Медведев говорит о модернизации. Что же предлагается: консервативная модернизация или модернизационный консерватизм? Мне кажется, что это самый настоящий оксюморон или «умная глупость», сочетание несочетаемого. Впервые за всю историю российских реформ наверху нет единого подхода.
Рывкин: Тут надо говорить о кланах, группах влияния, сообществах, о политической властной элите, а также представителях крупного бизнеса, которые сотрудничают с чиновниками. Этой элите нужна модернизация? Нужна ровно до того момента, пока не посягает на их власть. Они получают многомиллиардные суммы из бюджетного пирога и распиливают их без видимого для экономики результата. Почему вливания не достигают целей, сформулированных Президентом? Да потому что мы живем в условиях экономической и политической монополии, при которой модернизация невозможна.
Суховей: Шанс все-таки есть. Но действительно, консерватизм — это политика охранительная, политика углубления, застоя и разложения любого общественного строя.
Рывкин: Кто сейчас самый богатый человек в России? Чиновник. Этот узкий слой привык сидеть на нефтяной игле и получать огромные доходы. В неконкурентной среде результаты инновационной деятельности не востребованы. Зачем нашему собственнику затеваться с новыми технологиями, если можно просто перетащить активы и получать сверхприбыль?
Мозги дороже нефти
Берколайко: Единственный вид активов, который у человека сегодня отобрать нельзя, — это мозги. Экономика идей становится в мире доминирующей. Достаточно обширный слой людей понимает, что можно стать успешным и богатым, работая мозгами, а не спекулируя на недвижимости. Хорошо «производящие» мозги стоят дороже. И только они испытывают настоящий интерес к модернизации. Может быть, этот сигнал Медведев и уловил.
Суховей: Выходит, что мозги — единственный ресурс модернизации?!
Рывкин: ...и я хочу поделиться своими наблюдениями, почему этот ресурс не работает.
Берколайко: Кстати, самый труднопроходимый закон в РФ за 20 лет — Закон об интеллектуальной собственности. Я не сторонник теории заговоров, но вижу, как последовательно и неуклонно делаются шаги, чтобы мозги не стали дорогим активом.
Рывкин: Поскольку этот актив не принадлежит крупному сырьевому бизнесу, тот сделает все, чтобы мозги товаром не стали. Сегодня молодые специалисты не видят перспектив, потому что предприятия, на которые они работают, и не думают платить авторские за новые изобретения. Вот и двигает молодежь либо в коммерцию, либо в чиновники через «Молодую Гвардию» или «Наших», либо в сторону эмиграции в другие страны.
Берколайко: Кстати, вы знаете какая посещаемость сайта «Пора валить» в Интернете? Гигантская!
Рывкин: Такие настроения витают и у людей достаточно зрелого возраста, которые сейчас видят все меньше перспектив, по сравнению с теми же лихими девяностыми. И Сколково проблему не решит.
Суховей: Ну, Сколково — это оазис, не больше. Такое «маленькое ВДНХ».
Берколайко: Единственный человек из самых крупных российских богачей, который успешно вложился в Интернет, - Алишер Усманов. Остальные до сих пор «сидят» на нефти, газе, металле и лесе. Но председателем попечительского совета Сколково назначили не Усманова, а Вексельберга — человека, не создавшего ни одного инновационного фонда. Зато он вовремя подсуетился, купил кичевые яйца Фаберже, и под «гром оркестров» привез их в страну.
Суховей: Мне нравится, что мы уже берем проблему модернизации «за яйца» и называем конкретных людей.
Берколайко: В числе тех, кто крутится вокруг Сколково, - Марат Гельман. Как-то раз на одном из каналов он заявил, что Сколково — это «хороший ресторан, где встречаются изысканные мужчины и красивые женщины...». А рядом сидит блестящий ученый Борис Кашин с опущенным лицом и говорит: «О чем вы? У нас аспиранты получают стипендию тысячу рублей в месяц...». Вот и все.
Средства на прорыв
Суховей: Чего у нас не хватает для модернизации в общемировом понятии? Денег. Мы не можем своими денежными вложениями стимулировать экономический рост, потому что у нас инфляция — двузначное число. Получается, что единственный выход — держаться за счет сырьевых источников?
Берколайко: Есть источники денег и механизмы их использования с минимизацией разворовывания. Но упрямое нежелание Кудрина образовать в России некий денежный поток, направленный на модернизацию и инвестиции, видимо, связано с тем, что он не может ответить на вопрос «зачем это нужно России?»
Рывкин: Мне думается, что причина банальна. Результата не будет, разворуют — и все. Кудрин прекрасно это понимает.
Берколайко: У нас создано три механизма, которые поощряют высокую стоимость денег и воровство. Это компенсирование ставки кредитного процента для инвестиционных проектов, налоговые льготы и выдача государственных гарантий. Всем этим рулят чиновники. Уберите чиновников от формулирования реализации инвестиционной политики — и проблема в значительной степени будет решена.
Рывкин: Сегодня модернизация проводится исключительно сверху. Не так давно Путин на правительственной комиссии по высоким технологиям сказал: «Мы делаем вливания, а результатов нет, инноваций нет. Значит, надо заставить». Оказывается, надо заставить создавать инновации! Но драйвером инновационной экономики в любое время и в любой стране были не заклинания власти, а желание предпринимателя обойти конкурента.
Берколайко: Не согласен. Единственным агентом целенаправленной инвестиционной политики в России сегодня, по накопленным богатствам и доступу к ресурсам, может быть только государство. Если мы хотим, условно говоря, в течение трех лет направить на модернизацию 10 триллионов рублей, то это может сделать только государство.
Суховей: То есть, как ни крути, выходим на государственную модернизацию?
Берколайко: Да, но возникает другая проблема. Почему Президент не вызывает министра финансов и главу Центробанка, и не говорит: «Ребята, придумайте такой механизм, чтобы эти 10 триллионов мы влили, и по крайне мере 9 триллионов пошли на дело»? Есть ли у нас это «первое лицо», которое так скажет?
Суховей: В России вот какая беда: у «первого лица» — два лица, и которое из них должно это сказать? Первое, может быть, и хочет сказать Кудрину: «Знаешь, Лень, ты там сделай как нужно, я же тебя понимаю, ты либеральный экономист». А второе лицо говорит: «Да подожди ты, я еще дам тебе отмашку, надо ли это делать». Поэтому и движения нет.
Точка невозврата?
Суховей: Итак, модернизация сегодня — это пока еще погоня за горизонтом, но единственный шанс выбраться из накрывшего нас кризиса. Она должна быть системной, главный инструментарий движения вперед — свободный человек с мозгами. 3 марта Президент сказал, что «крайне важно дать обществу шансы для самоорганизации, а государство здесь является не целью развития, а инструментом развития».
Берколайко: Вопрос в том, сколько исторического времени отпущено на то, чтобы это все реализовать, а модернизацию не заболтать.
Рывкин: Есть так называемая «точка невозврата». Не прошли ли мы ее? У меня нет ответа.
Берколайко: Русское культурное пространство сжимается быстрее «шагреневой кожи». Такие процессы остановить и повернуть вспять можно только импульсными, бешеными волевыми и финансовыми усилиями. Общество это чувствует. И если сейчас найти несколько берущих всех за живое лозунгов, то еще можно успеть. Но это не слова «модернизация» и «инновация», они ничего не значат для 95 процентов.
Суховей: По результатам последнего опроса Института социологии РАН, среди мер, которые могут обеспечить успех, первое место занимает искоренение коррупции. Основной крик общества: дайте нам правила, по которым можно жить!
Берколайко: Моя последняя надежда в том, что в среде не до конца развращенного государством бизнеса и еще не утонувшей в цинизме интеллигенции возникает, пусть пока интуитивное, но видение путей спасения.
Рывкин: Многие бизнесмены понимают, что либо что-то в стране сейчас произойдет, с их помощью или неимоверными усилиями власти, либо пора валить. Считаю, что начинать надо с откровенной дискуссии, демонополизации телевидения и основных средств СМИ. Народ пока не верит ничему. Люди должны хотя бы интуитивно почувствовать, что власть рассматривает гражданина как полноправного партнера.
Суховей: Что дальше? Значит, кроме модернизации иного пути просто нет?
Берколайко: Другого пути нет, другой возможности уже не будет. Возьмем, например, человека, который пришел к врачу, а тот ему говорит: «Вот ваши анализы и диагноз. Если с завтрашнего дня вы начнете делать зарядку и сядете на диету — у вас есть шанс жить долго. Если вы продолжите вести прежний образ жизни — проживете год. Выбирайте». После этого кто-то выходит и думает: « Пущусь-ка я во все тяжкие, пусть у меня будет полгода, зато погуляю напоследок!» Кто-то машет рукой: « Значит, судьба такая, все в руке Божией, ну год, так год». А кто-то начинает делать зарядку и садится на диету, понимая, что даже если есть маленький шанс — его надо использовать. Такой шанс есть и у нас.
Михаил Хмельницкий
Pulse, апрель, 2011.
