Воронеж. 15.04.2014. ABIREG.RU – Светская хроника – Директор Воронежского художественного училища Сергей ГУЛЕВСКИЙ отмечает 60-летиe. Корреспондент «ВК» несколько растерялась, не зная, как представить Сергея Петровича читателям. Художник. Заслуженный работник культуры РФ. Член-корреспондент Российской академии художеств, отделение графики. Председатель правления Воронежского отделения Союза художников (1998 — 2002 годы), сейчас — заместитель председателя.
— Сергей Петрович, я вас как художник художника спрашиваю – вы рисовать умеете?
— Умею.
— Одно время – с 1988 по 1990 годы – вы были и директором Воронежской детской художественной школы. Хочу сказать вам спасибо. Каждый из директоров художки сделал многое для того, чтобы в ней сегодня было так хорошо.
— Слава богу. Я рад. А начинала это дело замечательный педагог и художник Евгения Михайловна Романовская.
— Еще вы были первым деканом факультета живописи Воронежского института искусств.
— Я в 1994 году его и организовывал. И был деканом десять лет. Тогда институт искусств стал академией: к театралам и музыкантам добавились художники. Предполагалось, что туда же войдет и хореографический факультет, но не сложилось. Открыли факультет живописи, и его студенты занимались в стенах художественного училища лет пять, пока в академии не появилась базовая мастерская. Ведь для мастерской нужен мастер. У нас руководителем мастерской стал Андрей Владиславович Богачев, заслуженный художник России, гениальный мастер. К сожалению, рано умер, в 59 лет. Он выпустил прекрасных учеников: Ирина Токарева – уже член-корреспондент Российской академии художеств; Дмитрий Савинков – заслуженный деятель искусств Воронежской области. Многие его ученики составили костяк преподавательских кадров нашего училища.
Когда в 1985 году окончил Харьковский художественно-промышленный институт, я вернулся в Воронеж. По специальности – дизайнер, даже разрабатывал проект клуба в селе Березняги Петропавловского района. Придумал клуб полностью, вплоть до обоев. Сдавал его художественному совету, который приезжал из Воронежа. Сейчас там, говорят, все в запустении. Затем два года был завучем детской художественной школы. Потом ушел на творческую работу в Союз художников. Через время меня вернули в детскую школу уже директором. А в 1990 году стал директором художественного училища — в июле будет 24 года, как я здесь. При этом долгое время совмещал и председательство в Союзе художников, работу и деканом факультета живописи, и директором художественного училища.
— Зачем же вам такая нагрузка?
— Бросить не мог. А как же Алексей Смирнов, директор детской художественной школы, председатель нашего отделения Союза художников? Ему 75 лет — и работает!
— Вы по натуре, получается, консерватор.
— Почему? У нас ведь много интересного. И пленэры, на которые я всегда выезжаю. И выставки. Да какие выставки! Например, после Третьяковского пленэра в прошлом году в Российской академии художеств мы устроили шикарную выставку, чего раньше в ее стенах воронежские художники никогда не делали. Это уже бренд — Третьяковский пленэр. Он проходит в селе Третьяки Борисоглебского района. Прекрасное место. Там половина жителей села — Третьяковы.
— А почему выбрали именно это село?
— Потому что живет в Воронеже Николай Иванович Третьяков, руководитель следственного управления по Воронежской области, прекрасный художник. И родился он в том селе, и любит его.
— А какая у вас как у директора художественного училища задача?
— Воспитать художников, которые сделают город чище, лучше и красивее. Давно заметил: в какой бы город ни приехал, сразу видно, есть в нем художественное училище или нет. Если нет, то город без изобразительной культуры, он как бы колхозный. Если же училище есть, то в городе совсем другая среда, с красивыми храмами, парковыми зонами, промышленной графикой, интересной упаковкой. В нем есть изобразительный язык. А если имеется художественный институт — вообще прелесть! Мечтаю, чтобы такой появился и в Воронеже. Никак не можем достроить новый корпус. Но в последнее время дело вроде бы сдвинулось.
— Здание художественного училища, судя по цифрам на фасаде, еще 1936 года.
— Строилось оно для общеобразовательной школы. Тут фундамента почти не было. В войну его сильно повредили, восстанавливали из того, что было. А потом появилось водохранилище, и все подвалы училища, если б не насосы, были бы затоплены.
Идею строительства нового корпуса губернатор Алексей Гордеев поддержал. Мы планировали открыть в училище филиал Московского государственного академического художественного института имени Сурикова. Но идет большая реорганизация — раньше все художественные вузы были под Российской академией художеств, а теперь все меняется. Может быть, сейчас филиал столичного вуза здесь и не нужен. И если мы построим новый корпус, то, при согласовании с Академией художеств, здесь можно сделать ее Центрально-Черноземное отделение.
За 23 года в училище я работал над многими проектами. Но главная база всегда оставалась в художественном училище, здесь коллектив, который подпитывает, сохраняет, направляет. Сейчас мы работаем над проектом, посвященным Ивану Николаевичу Крамскому. В селе Осиновка, что в десяти километрах от Острогожска, родины Крамского, создаем Дом творчества художников, где будут проводиться пленэры. Российские, международные, скульптурные, керамические — какие угодно. Сохранился дом, где Крамской родился, есть музей, в котором хранятся его работы. Представляете? В Российской академии художеств — копии его картин, а у нас — оригиналы!
— Так вы там готовите еще один пленэр?
— Знаете, раньше Союз художников был несколько политизированной организацией. Потом все развалилось, и, по сути, осталась только Российская академия художеств. И в нашем училище — такого больше нет нигде в России — работают четыре член-корреспондента Академии художеств, два кандидата наук, половина — члены Союза художников. Собрался очень интересный коллектив. На наш международный пленэр в Острогожске приехали 17 художников, в том числе семь академиков! Мы делаем все, чтобы Острогожск стал Меккой для художников. Предполагается, что правительство области выкупит в Осиновке базу — нынешний хозяин готов отдать ее по остаточной стоимости. В 20 метрах от базы течет Тихая Сосна. Поставим домики, чтобы можно было работать и зимой.
В прошлом году мы уже проводили там пленэр для художественных училищ России. Пригласили студентов и преподавателей из Орловского, Пензенского, Рязанского, Воронежского, Бутурлиновского, Железногорского училищ. Оплатили им расходы — от проезда до холстов и кистей — из средств, собранных на губернаторском Рождественском балу. Они написали картины, мы вручили гран-при автору лучшей работы, издали каталог по итогам пленэра. По условиям, по две работы они дарили — из них сформирована картинная галерея для детского центра реабилитации «Солнышко» в Репном. Наша художница Светлана Зиненко и расписывала тот центр.
— Вы же не с детства мечтали стать директором художественного училища?
— Никто в детстве о таком не мечтает. Я после института хотел просто прийти в Союз художников и заниматься творчеством. В 1973 году поехал учиться в Бутурлиновское художественно-графическое педучилище, потому что тогда в Воронеже художественного училища не было, оно открылось в 1974-м. Получается, в этом году нашему училищу 40 лет. Я в детстве мечтал стать художником, занимался в студии Дворца пионеров, в «Полтиннике».
— В семье рисовали?
— Папа любил, но художником не стал.
— Талант в вас педагоги сразу разглядели?
— Я его сам разглядел. Потому что хотел рисовать не только в рамках школьного урока. Мне карандаш был нужен всегда. Если есть талант, это видно сразу. Но ведь художник не тот, кто нарисует натюрморт, который вы ему поставите: два яблока, драпировка, кувшин. А вот что он придумает, когда закончит учиться? Какое у него мышление? Как выстроит композицию, как передаст атмосферу?
— Вы можете представить, что в ваше училище поступает молодой человек, а вы смотрите его работы, понимаете, что это редчайший дар, и советуете ему не оставаться в провинции, уезжать в Москву или Питер?
— Хотите сказать, что у нас талантам делать нечего? Конечно, когда Богачев умер, от нас ушел большой мастер, не в обиду никому, упал уровень. Если парень действительно очень талантлив и хочет получить именно высшее образование, то я сказал бы ему: поезжай в Санкт-Петербургский академический институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина. Но ведь и мы примерно представляем, кто к нам придет учиться: Воронеж — город маленький.
— А я слышала, что живописи надо учиться не в России, а в Италии.
— Как выпускники еще Императорской Академии художеств? Раньше у Академий в Италии была база, там пансионеры размещались и работали. Теперь этого нет. По-моему, сейчас вообще все растеряли. Была база и в Крыму, в Гурзуфе, — Дом творчества художников.
— Для ваших выпускников есть работа в Воронеже?
— Ежегодно у нас из училища выпускаются 40 — 45 специалистов. Студенты по специализации «дизайн» уже на втором-третьем курсе знают, куда пойдут работать. И даже подрабатывают во время учебы — дизайн упаковки, книжные лавки, цветочные магазины, наружная реклама. На отделении живописи в основном готовим преподавательский состав, обновляем кадры для художественных школ и школ искусств Воронежа и области.
— К вашему училищу надо еще и как-то дойти: от ближайшей остановки общественного транспорта два километра! Да еще и по холмам, по разбитым дорожкам. Не представляю, как сюда добираться зимой, в гололед.
— В советское время регулярно, каждые полчаса, с семи утра до восьми вечера здесь ходил автобус. Теперь маршрутка ходит четыре раза в день. Не совсем удобно для студентов, но кто знает расписание, тот на занятия не опаздывает. Имеется служебный транспорт для преподавателей.
— Не скучна ли вам административная работа?
— У меня есть отдушина — мастерская в доме на Кирова, 8, где выставочный зал Союза художников. Я туда и прихожу, и пишу, и сейчас выставку готовлю — она откроется в художественном училище 15 апреля. Я живописец, мне без разницы чем — что под руку попало, тем и рисую.
— А Воронеж – город живописный?
— Живописный.
— В этом году при главе администрации живописного Воронежа создан Совет по культуре. Видела в списках, что вы в него входите.
— Такой совет появился в рамках Года культуры. В нем и Бояков, и Бычков, и еще человек 20, в том числе представители актуального, или современного, искусства.
— Вы сторонник современного искусства?
— Я сторонник искусства. Оно не может быть современным или не современным.
Может быть, дело в терминологии? Речь ведь как бы о провокационном искусстве.
— В 1992 году мы с художником Масабихом Ахуновым были в Голландии. Зашли в галерею. Небольшая комната. Народу нет. На серых стенах шесть штуковин размером чуть больше сигнализации. Нам говорят, мол, это работа большого мастера. Мы переглянулись с Ахуновым. Видимо, до такого искусства мы с ним не доросли. Или, помните, недавно была история, как уборщица приняла экспонаты выставки за мусор да и выбросила? Автор – в суд, а ему там ответили: произведение должно отличаться от непроизведения.
Когда же меня пытаются убедить, что на стену повесили не мутотень, да еще сопровождают это длинным листком с разъяснением, я спрашиваю: «А у «Дамы с горностаем» Леонардо или у работы Рафаэля надо вешать такие аннотации?» Или: «А закажете ли вы у такого гениального актуального художника портрет своей дочери или пожилой мамы?» Думаю, вряд ли. Это настолько узкий сегмент для понимания, что кому-то он, может, и нужен. Как-то мне заказали портрет Витольда Ростроповича. Я выполнил заказ, работа понравилась, мы с его внуком Мстиславом Леопольдовичем сфотографировались на память. А потом мне рассказали, что, когда Мстислав Ростропович умирал, тот портрет деда стоял в его комнате. Понимаете, мы все возвращаемся к истокам.
— То есть, по-вашему, настоящее искусство — это то, к чему хочется возвращаться?
— По-моему, настоящее искусство — то, что хочется сохранить в себе. В 1988 году я был на биеннале плаката в Кракове со своей работой. Мой плакат на тему (на нее кто только не рисовал) «1937 год» сейчас хранится в нашем художественном музее имени Крамского. Он много выставлялся. Там две первые цифры обычные, а семерка — как пистолет, направленный в затылок тройки. В настоящем искусстве на самом деле все просто.
— В вашем училище учат, как стать настоящим художником? Как понять, где художник: на кончиках пальцев, в сердце, в голове?
— У нас разные студенты. Одних мы учим, учим, учим, а художниками они так и не становятся. А бывают и другие — их и учить не надо, у них уже все есть. Это то, что заложено в душе человека. Но есть ли ему что сказать? Это уже в голове. А если сказать людям нечего, то драпировки с кувшинами хоть всю жизнь рисуй, толку не будет.
— Но ведь драпировки с кувшинами — обязательная часть обучения.
— Это всего лишь одно из условий. Трамплин. Дальше стоит вопрос: для чего?
— То есть надо научиться рисовать кувшины в драпировке — и забыть об этом?
— Нет, ничего не надо забывать. Надо искать что-то свое, как те же Шагал, Малевич, Родченко. Ведь Малевич своим «Черным квадратом» придумал степень абсурда. Проще некуда. Он очертил границу. В нем был заложен бунтарь. А когда мне говорят, мол, зачем учиться, мы сейчас быстро что-нибудь придумаем, — что ж получается: нам и литература не нужна? Мы сейчас работаем над проектом «Читая Бунина». Будем делать пленэр, уже договорились с Каширой. Мы ведь, увлекшись Платоновым, совсем забыли о Бунине. Сейчас пытаемся найти концепцию: пригласили доктора филологических наук, профессора ВГУ Тамару Никонову, она нам рассказала про Бунина. Если помните, пару лет назад в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина была выставка работ Караваджо. Колоссальный интерес: по сто человек часами стояли у картин, рассматривали, читали, что написано рядом Потому что хотели понять, как Караваджо работал карандашом. Вот и я хотел бы собрать, закупить работы тех, кто работает над темой Бунина. Мало таких художников. Сложен Бунин.
Беседовала Елена Рузанова
Воронежский курьер, №29, 15 апреля 2014 года.
