Население неизбежно будет сокращаться во всех странах. Сможет ли современная экономическая модель выстоять? Рассуждают «Известия».
Демография давно уже стоит в центре внимания в России. Президент Владимир Путин в последнем послании призвал пересмотреть программу материнского капитала, чтобы стимулировать рост рождений и тем самым приостановить демографический спад. Проблема остается, впрочем, общемировой и с каждым годом становится всё острее – пока лишь для развитых стран, но через поколение-другое и для большей части остального мира. Для экономики падение рождаемости и, как следствие, сокращение населения означает не только остановку роста, но и, возможно, падение уровня жизни для большинства граждан.
Исторически демография рассматривалась как важнейшая составляющая экономической науки. Правда, взгляды на рост населения не всегда были однозначными – рост населения часто воспринимался как проблема. Социальный философ Томас Мальтус на рубеже XVIII–XIX веков высказал идею, что население растет быстрее, чем средства к существованию, что приводит в конце концов к экономическому коллапсу, войнам и эпидемиям. Его идеи неплохо описывали традиционное общество, но для индустриального, с его взрывным технологическим ростом, эти позиции были слишком примитивны. Тем не менее, крупнейший экономист XX века Джон Мейнард Кейнс в определенный период своей жизни поддерживал мальтузианские взгляды, считая необходимым максимально широкое распространение контрацепции и снижение рождаемости. Иначе демографический взрыв может заглушить положительные эффекты экономического роста и даже спровоцировать войну.
Хотя массовый голод к середине XX века, по крайней мере, в развитых странах, ушел в прошлое, а войны с миллионными жертвами также стали происходить всё реже, исторический опыт показывает здравое зерно в мыслях Кейнса. Хорошим примером того, как слишком бурная «демографическая весна» может стать препятствием на пути страны к процветанию, является Аргентина. Население южноамериканского государства выросло за 100 лет в семь раз – с 6 до 40-45 млн человек. Одна из богатейших по ВВП на душу стран мира превратилась в середнячка, находящегося в хроническом кризисе и переживающего один дефолт за другим.
Схожие примеры дают множество других стран Латинской Америки, Африки и Азии (таких как Мексика, Филиппины и Египет), с той лишь разницей, что их население как раньше не знало высокого уровня жизни, так и сейчас не может его достичь – по крайней мере, относительно более успешных соседей. И напротив, многие государства, чье население в минувшем веке росло умеренно (не более чем в 3–4 раза) демонстрируют случаи «экономического чуда» и успешного преодоления отрыва от лидеров – достаточно посмотреть на Японию, Испанию или скандинавские страны. Понятно, что сводить все успехи или неуспехи экономики к динамике численности населения – абсурд, но влияние этого фактора недооценивать нельзя. Если подвести экономические и демографические итоги последних 100 лет, то можно констатировать, что рост населения – это хорошо, когда в меру.
Но сейчас проблема чрезмерного естественного прироста для подавляющего большинства развитых богатых стран (и доброй половины куда менее богатых) давно уже не стоит. Показатели рождаемости падают повсеместно: в Южной Корее коэффициент фертильности (число детей на одну женщину) опустился меньше одного. Это значит, что каждое следующее поколение южнокорейцев будет вдвое меньше предыдущего.
В случае, если значение коэффициента ниже 2,1 (уровень замещения), в перспективе естественный прирост будет отрицательным. Среди стран, входящих в топ-50 лидеров по ВВП на душу населения, количество превышающих этот показатель можно пересчитать по пальцам. Это гарантированно означает старение населения сейчас и падение численности в ближайшем будущем. В десятках государств, включая Германию, Италию, Японию и Россию, естественная убыль уже фиксируется много лет.
Что это означает для экономики? Урон будет нанесен практически во всех возможных местах. Сокращение численности рабочей силы приведет к высокому показателю занятости (что само по себе и неплохо), которое в свою очередь снизит гибкость работодателей на рынке. По сути, у них не будет особого выбора в том, кого приходится нанимать.
В то же время, в современных условиях, при наличии технического прогресса и роста производительности труда проблема нехватки рабочей силы может оказаться второстепенной. Куда менее неприятным последствием становится падение числа потребителей и, соответственно, спроса. Потребности людей могут расти быстро, но они не всегда успевают за современной экономикой, выбрасывающей на рынок всё больше товаров и услуг. В конечном итоге ей оказывается полезен «допинг» в виде прямого увеличения численности потребителей.
Наконец, с точки зрения государства опасную в перспективе проблему представляет рост числа пенсионеров, особенно нетрудоспособных по возрасту. Социальные обязательства начинают накатывать как снежный ком. В России, да и не только, принято подшучивать над американским госдолгом, в цифрах которого нет ничего катастрофического (100% ВВП при нынешних ставках – это терпимо, даже если вынести за скобки способность ФРС печатать деньги в неограниченном объеме). Однако помимо этого «официального» долга есть еще и оценочная сумма будущих обязательств американского правительства по различным социальным программам, и вот эта цифра является совершенно умопомрачительной. В прошлом году она составляла $122 трлн, в шесть c лишним раз превосходя ВВП США. Еще больше пугает скорость ее роста – предположительно, уже к 2023 году объем обязательств достигнет 157 трлн, то есть всего-то за три года долги увеличатся на два объема ВВП.
И проблема эта не является уникальной для Америки. В какой-то мере с ней неизбежно предстоит столкнуться всем государствам, переживающим старение и сокращение населения, вопрос лишь в сроках. Характерно, что разговор об этой проблеме ведется редко и даже в дебатах между кандидатами в президенты США от Демократической партии вопрос не удостоился внимания. В России тема грядущих социальных обязательств также не имеет широкого распространения в дискуссиях экономистов и политиков.
Обычному человеку может показаться, что его личному благосостоянию сокращение населения никак не угрожает. Действительно, если население будет уменьшаться в численности, а экономика – стоять на месте, то каждый отдельный гражданин страны окажется в чистом выигрыше. Однако некоторые экономисты считают, что не всё так просто. Скажем, американец Чарльз Джонс в работе End of Economic Growth утверждает, что падение численности населения может как минимум привести к стагнации доходов каждого отдельного человека – а может быть и к спаду.
Одним из основных способов остановить угрозу сокращения населения называют иммиграцию. Но если вынести за скобки все внеэкономические за и против массового притока иностранных мигрантов, то нетто-выгода от привлечения иностранного населения в страну в больших количествах (в отличие от «точечной» иммиграции квалифицированных профессионалов) по-прежнему остается неочевидной. Разные исследования приходят к тем или иным выводам относительно экономической благотворности приема больших количеств населения. Скорее всего, единого правильного ответа на данный вопрос нет, а значит рассматривать иммиграцию как панацею бессмысленно.
Хотя стабильное и неуклонное снижение численности населения – это сравнительно новый для нашей цивилизации вызов, с которым она не сталкивалась со Средневековья, кое-какие эмпирические данные уже накопились. В основном благодаря Японии, стране, которая находится в авангарде адаптации к этой проблеме. И, если присмотреться к опыту Страны восходящего солнца, то можно предположить, что ситуация в обозримом будущем не выглядит такой уж острой. Япония своим примером опровергает модели экономистов: доходы на душу населения за период с 2009 по 2017 год там росли быстрее, чем в США, хотя население страны довольно заметно снизилось.
Япония, с ее принципиальным нежеланием принимать большое количество мигрантов, проводит исторический эксперимент, нацеленный на автоматизацию. Надежды японского бизнеса состоят в том, что недостающие рабочие руки будут заменены роботами. Снижение численности населения является лучшим стимулом из возможных для развития робототехники и инвестиций в рост производительности труда. Впрочем, в силу относительно небольшого времени, прошедшего со старта в Японии отрицательной демографической динамики, делать какие-то окончательные выводы пока рановато.
Другой пример положительного воздействия от падения численности населения можно встретить в далеком прошлом – Позднем Средневековье. Великая эпидемия чумы, пронесшаяся над Евразией в 1340-х годах, убила от половины до двух третей населения в некоторых государствах Европы. По идее, такая демографическая катастрофа должна была подрубить ноги и экономике. Но этого не случилось. Напротив, такие территории как Англия и Нидерланды довольно быстро оправились от негативных эффектов, а в плюсе оказался исключительно высокий спрос на выживших работников. Последние могли диктовать свои условия нанимателям, а тем, чтобы остаться конкурентоспособными, пришлось усовершенствовать оборудование и технологии. Так бедствие невиданных масштабов запустило механизм, приведший через несколько веков к промышленной и научно-технической революции.
Никто сейчас достоверно не может сказать, насколько долго задержался тренд на снижение населения в ведущих экономиках, а в отдаленной перспективе и во всем мире. Точно так же трудно оценить все последствия этого процесса и их влияние на экономическую жизнь. Можно лишь констатировать, что эта угроза является беспрецедентной минимум за 500 лет и мировая экономика вступает в период неопределенности. Тот, кто сумеет удачнее других угадать тенденции будущего, имеет высокие шансы прорваться в новые мировые лидеры.
Дмитрий Мигунов
Газета «Известия», 00:02, 17.01.2020
