Воронеж. 26.06.2012. Агентство Бизнес Информации (ABIREG.RU) – Аналитика - Аркадий Ротенберг (состояние $1 млрд, №94 в рейтинге Forbes), друг детства президента Путина, по сей день сохраняет теплые отношения с главой государства, но категорически отрицает помощь хозяина Кремля в своем бизнесе. Так ли это?
В 2007 году он, совладелец маленького питерского банка «Северный морской путь» (129-е место по активам, сейчас – 43-е), создал компании «Стройгазмонтаж» и «Трубный металлопрокат». За год после основания первая из них купила пять строительных «дочек» «Газпрома», выиграла несколько крупных подрядов монополии, а некоторые получила вообще без конкурса. Вторая – «Трубный металлопрокат» - стала самым крупным посредником в поставках «Газпрому» труб. Сумма заказов, полученных фирмами Ротенберга от государства и газовой корпорации за четыре последних года, приближается к 1 трлн рублей, а сфера интересов предпринимателя распространяется на новые отрасли: ликеро-водочную и транспортную, дорожное, энергетическое и торговое строительство, химию…
Уже после интервью стало известно, что по просьбе столичного мэра прощальным распоряжением экс-президента Дмитрия Медведева Ротенбергу без торгов переданы заказы на строительство столичных дорог на $1 млрд. На дополнительный вопрос, как он этого добился, бизнесмен не ответил. Однако о предыдущих успехах своих компаний рассказал довольно подробно.
«МЕНЯ ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ НЕ ЗАЩИЩАЕТ»
Ваши компании развиваются быстрыми темпами: у «Стройгазмонтажа» (СГМ) в 2010 году выручка выросла в полтора раза, в 2011 году — снова в полтора раза, с 154 млрд до 241,4 млрд рублей. Чистая прибыль увеличилась в 4,5 раза, с 3,7 млрд до 17 млрд рублей. В чем секрет?
Нет никакого секрета. Просто мы давно в бизнесе — уже 21 год. Это немалый срок.
Вы считаете от момента создания вашего спортивного кооператива?
Конечно. С 1991 года, когда мы занимались проведением и обеспечением соревнований. Кооператив [назывался] «Сова».
Почему «Сова»?
Мудрая птица.
Вы рассказываете про 1990-е годы: в стране чуть ли не разруха, а вы умудрялись зарабатывать на спортивной инфраструктуре. Кстати, сколько?
Мы же не зарабатывали огромные деньги.
А сейчас аналитики оценивают «Стройгазмонтаж» в $8 млрд.
Не знаю, откуда взялась такая оценка. Для меня всегда были загадкой подсчеты аналитиков. Почему-то они всегда занимаются простым сложением и никогда — вычитанием. Если мы говорим о нефтегазовом строительстве, то надо вычитать себестоимость поставок труб, а это порядка 40-50%. Структура контрактов подразумевает очень большую долю подрядных работ. Когда начнешь вычитать, получается в разы меньшая сумма. А основные расчеты происходят обычно после сдачи объектов.
Вы имеете в виду несколько проектов, которые закончили в прошлом году: газопроводы Джубга — Лазаревское — Сочи и Сахалин — Хабаровск — Владивосток, а также ветку Северо-Европейского газопровода?
Да. Это тяжелые и ответственные проекты, которые надо было закончить в сжатые сроки. Такое мало кто может в нашей стране. Нам никто ничего не дарит. Хотя часто пишут, что пришел к власти Владимир Путин, дал мне какие-то преференции, и после этого я начал зарабатывать. Абсурд! Знакомство с человеком такого уровня никому не вредило, но все, чего мы достигли, — это прежде всего большой труд. Вы думаете, что я могу взять крупный подряд, сорвать его и все меня простят, потому что в детстве я занимался дзюдо в одной секции с будущим президентом?
Сегодня в России фамилия Путин и статус «друг Путина» стали для некоторых людей гарантией неприкосновенности частной собственности.
Вот за это огромное спасибо! (смеется) Если бы это не пиарили, не называли меня другом Путина, так и бизнес был бы у меня похуже. А так — хорошо развивается. Когда мне было 13 лет, а ему 12, мы пришли в одну секцию самбо. Меня привел папа, чтобы я меньше по улицам бегал, а его, по-моему, привела мама. И я, конечно, сразу определил, что это будущий президент (едва сдерживает смех), обнял его... (смеется)
И сказали: «Давай дружить!»
Точно! И я знал, что придут из Forbes, напишут, что он мой друг, и у меня все будет нормально (смеется). Просто картина маслом!
Путин вернулся в Кремль. Что изменится для бизнеса в целом и для вашего бизнеса? На ваш взгляд, сам Путин изменился со времени своего прошлого президентства?
Я считаю, что он окреп. Для человека такого уровня перейти из кресла президента на премьерство тяжело.
То есть пойти на понижение?
Конечно. Это надо было пережить. Он на этой должности много работал, вник во всю экономическую часть, которая отличается от кремлевской работы, и знания у него увеличились. Как все, кто за него голосовал, я жду стабильности и в бизнесе, и в обычной жизни. Чтобы приходили инвесторы, чтобы можно было свободно вкладывать свои средства, не думая, что кто-то отнимет.
А как же «дело ЮКОСа»? Отъем компании оказался большим ударом по инвестиционному климату, он означал, что нет священной частной собственности.
Это ваша точка зрения. Был суд, есть решение, я не вижу смысла что-то комментировать.
Хорошо. Представьте себе, что однажды Путин уйдет и вы обнаружите, что не узнаете страну, в которой живете. Чем это грозит вам?
Ничем. Как работали, так и будем. У нас стабильный и прозрачный бизнес. Если вспомнить историю нашей страны, беспредел и произвол всегда возможны. Но тогда это для всех будет беспредел и произвол. Меня Владимир Владимирович не защищает.
С Медведевым вы тоже знакомы?
С Дмитрием Анатольевичем я мало знаком. Мы только однажды с ним пересеклись — когда меня награждали знаком «Заслуженный работник физической культуры».
Честно говоря, я ожидал, что у вас в кабинете висит фото, как вы боретесь с Путиным, а тут на стене официальный портрет. На борьбу это не похоже.
Такие фотографии у меня дома, они личные, не для рабочего кабинета.
«Я РАЗДЕЛЯЮ ДРУЗЕЙ, ТОВАРИЩЕЙ И ПРОСТО ЗНАКОМЫХ»
Кабинет Ротенберга в банке «Северный морской путь» производит впечатление, что его хозяин бывает там нечасто. Комната похожа на неразобранную коллекцию сувениров и символики. К стене с картой России прислонен квадратный короб едва ли не в человеческий рост. Из глубины блестит латунью и эмалью двуглавый орел, окруженный цепью Ордена Андрея Первозванного и с канделябрами по бокам. Напротив, у другой стены мерцает колоннами крупный макет Исаакиевского собора с тщательно отлитыми из бронзы фигурами и фронтонами. К макету прислонен образ Спаса и декоративная тарелка с изображением Сергия Радонежского. Если открыть, как крышку, купол собора, внутри обнаружится еще один образок. На стене — официальный портрет Путина, еще одна рамка с российским гербом.
Вы говорите: «Владимир Владимирович — друг». А среди бизнесменов есть друзья? Например, глава украинской Group DF Дмитрий Фирташ?
Я бы не сказал, что мы друзья. Скорее, товарищи. Я разделяю друзей, товарищей, приятелей и просто знакомых...
А друг есть? Может, Роман Абрамович? Когда вы купили СМП Банк, его Evraz разместил там счета?
Нет, Evraz стал клиентом банка позднее, а вот когда мы по предложению Владимира Владимировича создавали спортивный клуб дзюдо «Явара-Нева», то Роман Аркадьевич одним из первых помог с финансированием.
Я слышал, Геннадий Тимченко, глава нефтетрейдера Gunvor и «Строй-трансгаза» (СТГ), дал первые деньги.
Нет, Тимченко потом. Они были учредителями: Тимченко и [бывший предправления банка «Россия»] Андрей Катков.
А с Тимченко вы друзья?
Товарищи.
Но вы с ним еще и конкуренты.
Нисколько!
Ну как же! У «Газпрома» всегда была компания-любимчик, и какое-то время это был «Стройтрансгаз». Потом появились вы.
Тимченко купил СТГ, когда компания уже давно не была в любимчиках. Причем я тоже присматривался к этому активу и даже предлагал его купить. Тимченко подумал и говорит: «Может, пополам, вместе». А я: «Вместе не хочу». Теперь я ему благодарен, что он не продал мне «Стройтрансгаз». Потому что затем мы купили у «Газпрома» его пять непрофильных активов [«Ленгазспец-строй», «Краснодаргазстрой», «Спецгазремстрой», «Волгограднефтемаш» и «Волгогаз»], которые стали костяком нынешней группы СГМ.
Какой была схема покупки? Мне помнится, что вы брали в банках 15 млрд рублей именно на эти пять компаний, а потом «Газпром» гарантировал перед банками еще один кредит...
Я их купил на собственные средства. И значительно дороже, чем писали. Называлась цифра 8 млрд рублей. На самом деле мы заплатили $400 млн, то есть больше 12 млрд рублей.
Вы были единственным участником конкурса?
Было много компаний. Был и [Зияд] Манасир, и Тимченко, и «Роснефть», и иностранцы приходили. Но мы дали лучшую цену.
Какая доля СГМ принадлежит лично вам?
У меня контроль.
Это сколько?
51%.
А кто еще совладельцы?
Там есть и брат мой, и сын...
«Газпром» у вас единственный заказчик? Или есть другие?
Не буду лукавить, «Газпром», конечно, основной. Но мы сейчас работаем над диверсификацией портфеля. Недавно открыли представительство в Дубае.
А почему у вас газопроводы в сходных условиях втрое дороже, чем, например, в Германии?
Потому что нельзя сравнивать разветвленность их инфраструктуры и наши просторы — без дорог, коммуникаций. Думаю, немецким строителям сложно представить работу в условиях вечной мерзлоты или когда трубу для магистрали приходится доставлять самолетами или вертолетами. Интересно посмотреть, какую калькуляцию они бы представили, окажись в наших условиях.
Сибирские трубопроводы получаются дороже, чем на Аляске.
Сама труба не дороже. А вот логистика, неразвитость инфраструктуры, сложная геология — все это, бесспорно, отражается на цене.
Но на Аляске тоже вечная мерзлота, на опорах строят. А у нас все равно дороже.
На Аляске пока не строили, судить не могу.
«У НАС С БРАТОМ ВСЕ ОБЩЕЕ»
Вы с братом возникли в большом бизнесе как будто ниоткуда. В 2007 году вдруг появился СГМ, в 2008-м купили строительные компании «Газпрома», и — бац! — Ротенберги крупные подрядчики. Такая внезапность всегда вызывает подозрение.
Вот тебе раз! Только что я рассказывал, что в бизнесе более 20 лет, нашему банку СПМ — 11 лет, а вы — ниоткуда?!
Вы как-то говорили, что, прежде чем купить банк, учились банкингу...
Никогда этого не говорил. И специально не учился банковскому делу. Я вообще считаю себя в большей степени администратором, чем бизнесменом.
В чем разница?
Бизнес — это экономические параметры, финансовые модели, а я больше практик, который понимает, как все расставить и сделать, чтобы работало.
Пока вы в 1990-х годах занимались своим кооперативом, ваш брат Борис создал серьезный бизнес. В то время он уехал в Финляндию, основал фирму, которая работала с компанией «Уренгойгазпром» (сейчас «Газпром добыча Уренгой») и получала за товары сжиженный газ...
Компания Anirina OY. В Финляндии были товары, которые в России не тпроизводились, а он жил и работал там. Причем этой фирмой занималась его бывшая супруга Ирина Харанен.
То есть она вас всех в бизнес привела?
В бизнес по сжиженному газу — она. Она очень активная, ездила в Уренгой, в Уфу... У Ирины был знакомый финн. Еще во времена Советского Союза он работал с «Газпромом» и вывел ее на Уренгой.
И с самим «Газпромом» Борис вас опередил. В 2003 году он создал компанию «База-торг», которая владела 25% в ООО «Газтагед» (остальное — у «дочки» «Газпрома» «Газкомплектим-пэкс»), крупнейшем поставщике труб «Газпрому». Это он создал, а не вы. Почему он был впереди?
Мы с братом никогда не соперничали. Объясню почему. Я старший в семье. У нас давно ушли из жизни и мама, и папа. Мама ушла рано. Мне было 10 лет, Борису пять. Потом я заменял ему отца. Поэтому если Борис чем-то занимается, то я стараюсь не мешать. А то получается давление старшего брата на младшего.
Руководителем «Газтагеда» был нынешний член правления «Газпрома» Ярослав Голко. Откуда он появился?
Если не ошибаюсь, из МПС. Я за свою жизнь видел Голко два раза, а [зампреда правления «Газпрома» Валерия] Голубева — раза три. И то еще когда он был главой администрации Василеостровского района в Питере. Он спортсменам помогал.
А Голко и Голубев были вашими «паровозами» в «Газпроме»?
Никогда!
А как получилось, что учрежденный Борисом «Газтагед» стал крупнейшим поставщиком труб для «Газпрома»? Потом появилось еще две компании, «Трубная промышленность» Бориса и ваш «Трубный металлопрокат», которые купили доли в «Северном европейском трубном проекте» (СЕТП), и вы стали самыми крупными. На последних, апрельских, тендерах СЕТП выиграл самый большой лот — на 42,8 млрд рублей. Это примерно четырехмесячные поставки «Газпрому».
Дело в том, что в металлургии была сложная ситуация. У нас есть партнер (бывший гендиректор «Газтагеда», а до прихода Ротенбергов — главный бенефициар СЕТП, продавший им свою долю. — Forbes) Иван Шабалов. Он доктор наук и разбирается в трубной промышленности. Через него трубные заводы обратились к нам...
И почему они согласились на доли всего по 5% на каждого в СЕТП?
Им же важна не столько доля, сколько создание акционерного общества, в которое вошли бы все заводы. Для того чтобы не конкурировать друг с другом. Чтобы развиваться дальше, всем им надо было знать, что у них будут заказы и они завтра не обанкротятся. Время показало, что это было правильное решение. Раньше большое количество труб мы закупали за границе Сегодня все трубы, кроме толстостенных, которые идут на подвод газопроводы, производятся в России.
Когда антимонопольная служба проверяла СЕТП, оказалось, что через нее идет больше 93% труб для «Газпрома». Зачем этот посредник, у которого рентабельность по чистой прибыли за 2010 год примерно 9,6% — в 12 раз больше, чем годом раньше?
Это же трейдер. Он должен брать кредиты с определенным плечом, должен вести много проектов, чтобы правильно торговать. Без этого заводы не смогут работать.
Победа в последних трубных тендерах «Газпрома» — это пока вся ваша доля на полгода?
Абсолютно!
В общем, львиная доля получилась.
Так это же на все трубные компании. А в трейдерской компании прибыль небольшая.
Какова примерная долговая нагрузка ваших компаний?
Незначительная. Прибыль соответствует, мы все погашаем.
А у вас лично как у инвестора есть долговая нагрузка?
Была, когда купили СГМ. Я же заплатил из собственных средств. А затем мы взяли кредит на развитие компании.
Личные деньги откуда взялись?
Это была прибыль от бизнеса. Какие-то займы были. А потом, после покупки пяти «дочек» Газпрома, которые составили основу «Стройгазмонтажа», кредитовались под залог СГМ. Мы же покупали активы с контрактами.
Значит, вы заложили одну компанию и купили пять?
Нет, конечно. Пришлось сначала свои тратить.
Откуда у вас начальный капитал и каков он был? СГМ — ваш первый крупный бизнес, а «Газтагед» был бизнесом Бориса, не вашим.
Мы не делим свой бизнес, у нас все общее.
«ЧУВСТВУЮ, КАК КРЫЛЬЯ РАСТУТ»
В СГМ у Бориса есть доля. А в других строительных проектах?
Где-то есть, где-то нет. В «Мостотресте» [одной из крупнейших российских компаний, специализирующихся на дорожном строительстве] нет. Там 10% у моего сына Игоря. Сначала у меня там было чуть больше 9%. Потом я выкупил 25% у [владельца компании Е4, а теперь министра Михаила] Абызова.
Помнится, один аналитик, автор книги об окружении Владимира Путина сформулировал так: «Бизнес Ротенбергов — это торговля связями»...
Сказано сильно, но пусть это останется на его совести.
Сейчас на рынке ходит слух, что долю в «Мостотресте» уступили вам за то, что вы разрешили конфликт Абызова с «Газпромом»...
Чем дальше, тем интереснее (улыбается).
Якобы еще до кризиса Е4 получила подряд на строительство одной ГРЭС и несколько миллиардов рублей аванса, но по разным причинам строительство сорвалось, и «Газпром» требовал возвратить деньги.
Понятия не имею!
Как рассказывают, ваша роль была в том, что вы походатайствовали перед «Газпромом», поручились за Абызова, получили за это его долю в «Мостотресте», а он — еще более выгодный контракт на других ГРЭС. Что тут правда?
Ничего! Вы думаете, я просто так у него взял и забрал его долю в «Мостотресте»?! Или он мне подарил?! Я предложил Абызову купить его долю по рыночной цене. Он согласился. А с «Газпромом» у него свои дела. Как я мог вмешиваться?
Теперь говорят о том, что вы собираетесь купить Е4. И если раньше в окружении Абызова и в самой Е4 возможность сделки твердо отрицали, то теперь «не комментируют». А люди на энергетическом рынке объясняют, что вроде бы Абызов очень хотел стать министром и просил вас замолвить слово перед президентом.
Вы мне просто глаза открыли, какой я всемогущий. Прямо чувствую, как крылья растут. Получается, что я пользуюсь связями не только с Владимиром Владимировичем, но и с Дмитрием Анатольевичем Медведевым. Он же теперь премьер, я попросил, и он берет к себе Абызова (смеется). Вот какой я всесильный! Вы сами в это верите?
В любом случае, что бы мы ни взяли — газовые проекты, дорожные проекты, строительство жилья, — у вас везде либо государственные деньги, либо деньги госкомпаний. Когда Forbes считал рейтинг получателей крупнейших подрядов госбюджета и госкомпаний за последние четыре года, вы оказались на первом месте с объемом около 1 трлн рублей.
Я уже отвечал, нельзя заниматься простым сложением сумм контрактов. Есть в бизнесе, как и в математике, еще и такое действие, как вычитание, которое очень сильно может испортить любую красивую цифру.
А когда мы насчитываем вам за 2010 год $1,1 млрд личного состояния, а за 2011-й — $1 млрд...
Если честно, я плакал (смеется). Всю ночь подушка не просыхала: как же так? Меньше стало!
Во сколько же вы сами оцениваете?
Никогда не оценивал свое состояние. А если говорить про государственные деньги, то у нас компании, которые занимаются масштабными проектами в инфраструктурном строительстве. Нам невыгодно браться за мелкие заказы. Нерентабельно. А подавляющее большинство дорог, мостов, газопроводов строит государство или госмонополии. Кроме того, мы участвуем в частно-государственном партнерстве (Ч1П) в Северо-Западной концессионной компании (СЗКК), которая строит скоростную трассу Москва — Санкт-Петербург. 50% у французской компании Vinci.
Вы просчитывали, когда окупитесь и когда выйдете на прибыль?
Сейчас сложно сказать, но мы предполагаем, что лет за 15.
Чем, по вашему мнению, хорошо ЧГП, а чем плохо?
Пока мы ничего плохого не видим. Хорошо, что это под эгидой государства. Есть гарантии, нам проще привлекать инвесторов.
Привлекать с рынка, вы имеете в виду?
Конечно.
Но в основном вы работаете с бюджетом и деньгами госкомпаний. Сейчас ставится задача их приватизации. Вы сможете работать на открытом рынке?
А что мы, по-вашему, делаем каждый день? Работаем на открытом рынке.
Какие в этом есть для вас опасности и какие плюсы?
Никаких опасностей. Нам все в плюс. Если б вы меня спросили, что мне нужно, я бы ответил: честный, нормальный конкурс. Нормальный аукцион. На честном, нормальном рынке, если никто не будет лоббировать, не будет заниматься глупостями.
Другими словами, если не будет коррупции...
Да. Мы заинтересованы в этом.
Но сегодня и Путин, и Медведев, и предприниматели говорят, что коррупция — главная проблема России. По подсчетам самого Путина, только на ликвидации откатов можно увеличить ВВП на 1-2%. Вы друг президента страны. Вы сами сталкивались с коррупцией?
Скорее, с излишней бюрократией.
Пример можете привести?
Это происходит во многих местах...
Во многих?!
Это беда не только России. Во всем мире так. Больше или меньше.
Вам самому приходилось давать откаты?
Никогда. Это принципиально.
Вы какие-то негосударственные, больше того, иностранные инвестиции привели в свои проекты?
Я уже говорил: французскую Vinci.
Но когда ваша «ЭнПиВи Инжиниринг» в декабре 2010 года договорились с «Н-Транс» и вошла в проект C3KK, французская Vinci в нем уже была.
Нет, это мы их пригласили. Они, кстати, не хотели идти.
В апреле с большой помпой был объявлен проект Корпорации по развитию Сибири и Дальнего Востока. Потом все обошлось специальным министерством. Но все равно бюд жет проекта будет огромным. Вы видите здесь для себя поле работ?
Обязательно. Мы будем участвовать в тендерах и конкурсах.
Объясните, почему ваш первый химический проект — купленные в прошлом году у норвежской Yara за $1 млрд россошанские «Минудобрения» — вы покупали через Фирташа?
Сначала он собирался их покупать, потом, по-моему, был номинальным владельцем, а потом... Мы купили напрямую. А Фирташ в этой сделке меня консультировал. У меня раньше не было химических активов, а он часто об этом бизнесе рассказывал, и в какой-то момент я сказал, что тоже хочу поработать в этой отрасли. И уже после покупки «Минудобрений» в Россоши я договорился с Фирташем, что буду торговать с его южной площадки. Его это устраивает, потому что он контролирует цену.
И вы с ним действительно тягались на конкурсе?
Ну как тягались? Он мой товарищ, но я предложил заплатить больше. Кстати, он до сих пор меня консультирует. Но совместного бизнеса у нас нет.
«ХОТИТЕ, ЧТОБЫ Я НАЗВАЛ «ПУТИНКУ»?
В 2008 году вы купили долю в Новороссийском морском торговом порту, а в начале 2011 года ее продали. При продаже порт оценивали вроде бы $2,5 млрд, и значит, за ваши 20% вы должны были получить около $500 млн. А продавали за $490 млн. Если верить этим цифрам, вы потеряли, а не заработали.
Не знаю, откуда эти цифры у вас, официально никаких сообщений этот счет не было. Это была портфельная инвестиция. Я купил 10%. И потом на продаже заработал. Цифры не хотелось бы называть. Но заработал хорошо, примерно 25%.
Вашими покупателями были «Транснефть» и Зиявудин Магомедов. A в 2010 году вы пытались участвовать в конкурсе на строительство железнодорожной ветки Кызыл — Курагино...
Проиграли, ну и что?
Не просто проиграли: вас не допустили до конкурса.
Нас не допустили, но по объективным причинам. Мы обращались в ФАС, ФАС все вернул, а потом Минтранс собрал комиссию и решил, что все равно это должна быть компания Магомедова.
Но кроме этого проекта вы в прошлом году еще проигрывали. Теперь говорят, что в какой-то момент Путин сказал: «Аркадий, не много ли ты всего выигрываешь? Из-за этого все уже пальцем показывают и на тебя, и на меня»...
Это полная ерунда (смеется). Мы никогда об этом даже не разговаривали. Есть же законы бизнеса: здесь выиграл, там проиграл.
Еще в начале 2000-х годов у вас с будущим гендиректором «Росспиртпрома», а сейчас главой ТПГ «Кристалл» Сергеем Зивенко была общая компания «Зирот». Говорят, что вы взяли Зивенко за руку, привели то ли к начальнику службы безопасности президента Виктору Золотову, то ли к министру сельского хозяйства Алексею Гордееву, через какое-то время появился указ президента, и Зивенко возглавил «Росспиртпром». В итоге у вас появились 5% в «Кристалле»...
Не верьте слухам. 5,4% в «Кристалле» было куплено банком СМП на рынке, и сейчас, кстати, мы ищем покупателя.
...а в советах директоров 18 спиртовых и ликеро-водочных компаний оказались люди из ваших фирм. Теперь, например, в Кабардино-Балкарии — четвертом в России регионе по выпуску водки — говорят, что из-за Ротенберга закрываются заводы, что спровоцированное вами укрупнение предприятий играет на руку «Кристаллу»...
Демоническая картина. Не хочу вас разочаровать, но у меня нет интересов в этой сфере бизнеса.
У вас было еще 25% в «Брянскспиртпроме».
Я от них еле избавился. Спасибо нашим банкирам, что продали.
Зачем вы вообще шли в ликеро-водочный бизнес?
А я и не шел. Было два актива, остался один. Маленький в «Кристалле», и тот продается.
А люди из вашей «ЭнПиВи Инжиниринг» до сих пор сидят в советах директоров ликеро-водочных предприятий?
Это обычная бизнес-практика — привлечение независимых директоров. Не вижу в этом ничего предосудительного.
А вы какую водку предпочитаете?
Вы хотите, чтобы я назвал «Путинку»? Водку я не пью. Пью вино.
Ваши бизнесы довольно разбросаны. Отдельные активы.
Они вроде бы отдельные, а на самом деле вместе. Мы дифференцировали бизнес: здесь инфраструктура, здесь дороги, здесь авиация...
Что такое «авиация»?
Строительство взлетных полос. Это в «Мостотресте». Кроме того, с моими партнерами по Новороссийскому порту [бывшим председателем совета директоров Александром Пономаренко и депутатом Госдумы Александром Скоробогатько] мы создали компанию TPS Real Estate Holding, которая строит торгово-развлекательные центры.
Дмитрий Медведев в последние месяцы своего президентства подписал указ, по которому все закупки госкомпаний должны показываться на специальном сайте. Изменится ли что-то для вас как подрядчика «Газпрома»?
У нас и так все прозрачно.
Вам не кажется, что, когда появится проект развития Сибири и Дальнего Востока, предприниматели, которые имеют дело с госпоставками, обгонят в мировом списке Forbes №1 Карлоса Слима, состояние которого $69 млрд?
Таких амбиций у меня нет.
Но вы готовы возглавить список Forbes?
А можно без списка? (смеется) Поймите, деньги не самоцель. Хотя никто не отказывается от заработка, да и было бы глупо это делать. Тем более что есть куда с пользой потратить. В нашей стране есть кому помогать. И мы это делаем через разные социальные программы. Много вкладываем в развитие спорта, особенно детско-юношеского. Это мне близко. Если в бизнесе я чуть больше 20 лет, то в спорте почти всю жизнь.
Александр Левинский
Forbes, июль, 2012.
