Воронеж. 13.05.2021. ABIREG.RU – Рейтинг влиятельности – Вице-губернатор Воронежской области Артем Верховцев, отвечающий в правительстве за промышленность, транспорт и цифровое развитие, откровенно рассказал о жизни предприятий во время пандемии, кланах во власти, а также будущем общественного транспорта и региональных авиаперевозок.
– В марте прошлого года в интервью «Вести Воронеж» вы заявили, что Воронежский центральный авторемонтный завод начнет сотрудничество с МЧС России и это позволит сохранить предприятие. Но не удалось, сейчас завод на грани банкротства. Почему не получилось наладить сотрудничество со спасателями и что будет с заводом?
– Здесь нужно немножко предыстории. Когда мы в марте прошлого года говорили о возможной перспективе сотрудничества с МЧС, это был один из вариантов, которые обсуждались с менеджером воронежского ЦАРЗ на тот момент. Завод уже находился в предбанкротной ситуации, у него была задолженность по зарплате, по налогам, не был обеспечен производственный план. Сейчас завод вошел в структуру Ростеха, новый собственник не видит перспектив по этому предприятию.
Говоря о сотрудничестве с МЧС, мы исходили из того, что профиль подходит, техники у спасателей много, логично попробовать зайти на этот рынок. Мы не увидели ни у прошлых, ни у нынешних собственников желания что-то с этой площадкой делать. Сейчас им удалось погасить задолженности по зарплате за счет реализации непрофильных активов (они реализовали какие-то земельные участки, помещения). Хотя, еще раз говорю, площадка очень неплохая, энергетика есть, цеха все живые, оборудование есть.
– Какие сейчас самые проблемные точки в промышленности? Прошедший год, я так понимаю, достаточно напряженный был.
– Во-первых, результаты года не такие плачевные, как прогнозировали весной – вы помните, когда вся эта ковидная история началась, прогнозы были не радужные. Что касается промышленности, относительно все не плохо. Индекс промышленного производства по 2020 году у нас получился 3,8, обрабатывающего – 2,2. При этом российский индекс упал на два с лишним процента.
– А в целом, что порадовало и что огорчило в воронежской промышленности?
– Огорчений нет. Я бы по-другому сказал: действительно порадовали результаты по индексу промышленного производства (потому что были опасения). Да, некоторые предприятия останавливались, но период полной остановки был небольшой, не более трех недель – и на них это не очень повлияло (поскольку цикл производства большой). У них другая проблема – с логистикой и кооперационными связями. К примеру, у нас завод работал, а в другом регионе из-за ковидных ограничений завод останавливался – как следствие менялись сроки поставки комплектующих по кооперации. К тому же внешние границы закрыты, это дополнительный удар для тех, кто работает с импортными комплектующими. Например, «Тяжмехпресс» – у них основной поставщик по прошлому году был в Корее. Конечно, я не говорю, что все очень позитивно: есть отдельные предприятия, которые показали снижение относительно 2019 года. Но, если говорить в целом, на промышленный комплекс пандемия не повлияла.
– А кто же вытянул показатели?
– Химия, атомка, энергетика, обрабатывающее производство. По перерабатывающей промышленности вообще вопросов нет – это и понятно, мы все едим, и в пандемию и не в пандемию. Что касается обрабатывающих производств, здесь риски были, но, тем не менее, они показали рост 2,2% относительно 2019 года. Это очень неплохо.
– Какие-то уроки извлекли из пандемии? Какая помощь предприятиям была от властей?
– Что касается мер поддержки, в прошлом году региональный фонд развития промышленности запустил отдельную программу по финансированию оборотного капитала. Это короткие деньги: до 18 месяцев, под низкую ставку – до 1% и сумма ограничена 10 млн рублей. Мы выделили 60 млн рублей (исходя из того, что было возможно), и все 60 млн займами по 10 млн разошлись по предприятиям – программа была воспринята на ура. Сейчас мы приняли решение, что ставим ее на паузу, хотя по заявлениям и обращениям от предприятий видим: все очень рассчитывают на то, что она будет возобновлена. Но это была именно короткая антикризисная мера, финансировать оборотку – это не профиль государства.
– И какова сейчас политика воронежского правительства: что вы хотите стимулировать, а что нет?
– Приоритет на глубокой переработке (в том, что касается сельского хозяйства) и производственной сфере в малом и среднем бизнесе.
– А федеральные власти что стимулируют?
– Сейчас все федеральные программы склоняются к тому, что проще дать возвратные деньги (под 1% или условно 0,1%) – они не будут ничего стоить и при этом помогут развивать живой процесс. Для тех, кто не просто хочет получить субсидию и на нее купить какой-то станок, а у кого и бизнес-план, и несколько источников финансирования – собственные средства, заемные. Конечно, когда заемные средства государство может предоставить, условно говоря, бесплатно, это будет больше стимулировать.
– А есть запросы по этим направлениям? Есть кого кредитовать и субсидировать?
– Проблем с этим точно нет. Мы сегодня видим, что у нас недостаточно собственных ресурсов, чтобы эти направления стимулировать. У нас есть фонд развития промышленности, ориентированный на промышленный сектор. Оборотный капитал мы поставили на паузу, зато сейчас запустили новую программу стимулирования модернизаций – «Технологическое развитие». Здесь то же самое: стоимость денег – 1,5-3%, в зависимости от срока и объема. Этой программой мы закрываем нишу. У нас есть фонд развития предпринимательства и микрокредитные организации, которые финансируют до 5 млн займа, есть федеральный фонд развития – от 20 млн и выше. И мы фактически региональным фондом и этой программой закрываем нишу займов от 5 до 20 млн рублей. Это как раз тот объем денег, которого вполне достаточно для небольшого, среднего предприятия, чтобы приобрести одну или несколько единиц оборудования – то есть как раз очень логично укладывается в эту линейку мер поддержки.
– А что с программой воронежского правительства по поддержке внутренних перелетов?
– Мы в этом году добавляем четыре региона. Будут субсидии по программе Росавиации: 30% дают они, по 30% – региональные власти, которые принимают и отправляют рейсы. Это нужно, чтобы стимулировать прямое авиасообщение между регионами. У нас такие направления – Краснодар, Новый Уренгой, Калининград.
– Новый Уренгой, наверное, самое востребованное направление...
– Стоп, здесь зря скепсис. Знаете, какой регион самый популярный с точки зрения объема трафика?
– Сочи.
– Нет, ни за что не угадаете: Воронеж-Мурманск. Это необъяснимо.
– А у нас разве есть прямой рейс Воронеж-Мурманск?
– Вот сейчас мы этим занимаемся. Мурманск пока отказывается финансировать, а брать 60% на себя мы тоже не готовы. Но, вы спросите, откуда информация по этому направлению? Дело в том, что у авиаперевозчиков есть 100% достоверная информация, основанная на цифрах – ведь они смотрят не только регион и точку вылета, а учитывают транзит. И вот с учетом оценки трафика получается, что по маршруту Воронеж–Мурманск летает большое количество пассажиров. Скорее всего, это не бизнес-связи, а скорее исторические, родственные. Очень много мурманчан здесь ассимилировалось: отработав там, приехали в среднюю полосу.
– А почему мурманчане отказываются?
– Вы знаете, у нас рейс Воронеж-Краснодар и Воронеж-Сочи летают по схеме 30-60. То есть 30% Росавиация компенсирует, а 60% мы берем на себя. Потому что Краснодар говорит: да, мы знаем про эту программу, но нам не надо этого, к нам и так все летят. У Мурманска могут быть другие причины – я не думаю, что к ним «и так все летят», может, финансовые ограничения. У нас такая же история была с Екатеринбургом, с Новосибирском: говорили, что не готовы, и видели другие, более приоритетные направления. Мы обращаемся к региону именно исходя из анализа востребованности направления. Вот есть у нас прямой рейс Воронеж-Новосибирск, там он финансируется по схеме 30–30, но, опять же, к этому пришли не сразу.
– В Екатеринбург, я так понимаю, отпала необходимость летать? У нас там с никелем всё?
– Я не думаю, что никелевая тема была основным драйвером пассажиропотока из Воронежа в Екатеринбург и обратно. Все-таки Екатеринбург – это промышленный центр Урала, и в этом направлении происходят как раз скорее деловые поездки, чем какие-то родственные – именно бизнес.
– Так никель – всё?
– Вы видите где-то никель? Тем не менее, офис УГМК есть на улице Кирова, не закрыли еще. Думаю, вряд ли, если бы совсем от планов отказались, здесь бы держали представительство.
– Расскажите о крупных цифровых проектах за последний год.
– Достаточно оперативно запустили совместно со облздравом смс-информирование о результатах тестирования на коронавирус. Причем нескромно скажу, что мы первый регион, который запустил такую услугу, даже раньше Москвы. Людям не надо два раз обращаться: есть единая база со всех лабораторий, в т.ч. коммерческих, как только готов результат по обработке биоматериалов, информация сразу попадает в базу – и тут же идет смс «+/–», всё. Сейчас пошла вакцинация, и мы продолжаем в этом же направлении двигаться. Взять, например, Спутник-V – у него две прививки, важно на 20-й или 21-й день сделать вторую. Поэтому опять нужна единая база – тех, кто привился: нам важно сделать одно-два напоминания о том, что такого-то числа придите и сделайте вторую прививку, чтобы не пропала первая. Но это, конечно, из наболевшего. У нас есть и ряд проектов, направленных больше на повышение внутренней эффективности исполнительных органов. Например, запустили госинформсистему градостроительной деятельности – приняли в эксплуатацию, сейчас уже есть план по наращиванию ее дополнительных сервисов.
– А что она делает?
– Это взаимодействие строительного, архитектурного блока – все, что касается разрешительной документации, карт под основу, вот это всё. То есть весь процесс внутренних межведомственных коммуникаций.
– Когда произойдет цифровизация общественного транспорта? То, что сейчас происходит – это позор какой-то для города-миллионника.
– Сейчас мы приняли безальтернативное решение: автоматизированную систему контроля оплаты проезда – АСКОП – мы внедряем в этом году, это первое. Но нам также нужно было понять ситуацию в целом, у нас же есть и городской и областной транспорт. Что касается городского и межмуниципального, везде уже есть безналичная оплата, есть отдельный тариф, но это лишь фрагменты цифровизации транспорта.
Что должно быть в конечном итоге, в идеальном образе будущего? Нам нужен полный учет льгот, потому что в городе нет льготных категорий, и это тоже вопрос. В области они есть, и мы сегодня из бюджета возмещаем затраты районным перевозчикам на перевозку льготных категорий. Все это происходит на основе бумажных ведомостей, достоверность этих сведений – отдельный вопрос, этот процесс нужно сделать прозрачным. Далее, пересадочный тариф нам нужен в любом случае. Необходимо менять маршрутную сеть в городе – это все признают, даже перевозчики. Спросите, почему этого еще нет? Потому что люди сопротивляются.
– То есть карты по примеру московской «Тройки» не будет?
– Подождите, что касается «Тройки», здесь вопрос в том числе и к вам. По ней у меня очень большой вопрос, «Тройка» – это транспортная карта. У вас есть кошелек? Сколько у вас там карточек лежит? Вы готовы туда еще одну положить?
– Но там же бонусы по транспортным операциям...
– Да, там идет всё: так называемые сопутствующие услуги, начисление перекрестных бонусов, кобрендинговые программы и прочее. Берем опыт регионов-лидеров: в Москве транспорт минимум на голову выше, чем у нас, с точки зрения качества. У них «Тройка» есть, она живет, и они ее развивают. Но мне, честно, непонятно, зачем нужна отдельная карта. Почему я противлюсь: это отдельная эмиссия, отдельная сеть распространения, сеть пополнения, администрирования, биллинг и все остальное. Это все есть на банковской карте: прикрутить функционал, какое-то транспортное приложение разместить – вообще никаких проблем. При этом мы возможности «Тройки» тоже изучаем.
– На какие проекты будет сделан акцент в 2021 году?
– Атомная станция вышла на полную производственную мощность. Два новых блока работают, есть очень хорошие перспективы, но о них пока говорить рано. Что касается шинного завода – весной прошлого года обсуждались в том числе и перспективы оптимизации производства с учетом того, что продажи автомобилей упали, объем производства снизился, соответственно, у них там наблюдались большие проблемы. Благодаря сохранению производства они смогли затащить в Воронеж интересные контракты. Например, воронежская площадка Pirelli получила контракт на резину для Lamborghini, а также еще ряд проектов – именно экспортных и именно на первичный рынок. На заводе рост объема производства, причем за счет дорогих позиций, большого диаметра шин. «Синтезкаучук» реализовал ряд инвестпроектов, в этом году ввели цех очистки. Также у «Сибура» стоит вопрос выбора между Воронежем и Тобольском для реализации новых инвестпроектов на несколько миллиардов рублей.
– У нас же сибуровский губернатор – должны выбрать Воронеж!
– Александр Викторович уже достаточно давно вышел из «Сибура». У Воронежа плюс в том, что касается места производства, он ведь территориально ближе к потребителю – европейской части России и Европы. А Тобольск ближе к сырью. Вот это они и обсуждают.
– Как обстоят дела на воронежском авиазаводе?
– Я не знаю, что должно произойти, чтобы они уже не передали первую машину заказчику – Министерству обороны. Даже при самом плохом сценарии ВАСО не закроют никогда, именно с точки зрения авиационной отрасли. Самый пессимистичный для него сценарий – переформатироваться из самолетостроительного в производство комплектующих. Пока вероятность такого сценария крайне низкая. Летный отряд президента России летает на ИЛ-96-300, а их делают только у нас. И обслуживают тоже. Еще ИЛ-112 – первый военно-транспортный самолет, созданный уже в постсоветском пространстве, это гарантированный заказ. Эта машина в ближайшее время должна заменить АНы, которые сейчас стоят на вооружении и начинают выбывать.
– Перейдем к IT-отрасли. В 2020 году был принят закон о налоговом маневре для таких компаний. Каких новых игроков удалось за это время привлечь на рынок?
– Этот закон распространяется с 1 января 2021 года, эффект мы сможем оценить только по итогам текущего года. Здесь надо посмотреть на другое. В прошлом году мы на уровне региона приняли собственный закон о льготах: те IT-компании, кто на упрощенке, получили сниженную ставку. Здесь цифрами пока не блесну, не потому что они нехорошие, а потому что их мы увидим только в мае. Но скажу точно: как поддержка это сработало хорошо.
– Все знают, что у нас очень много студий по производству игр и софта, которые работают «вчерную»...
– Те, кто сидит на хоум-офисе и работает на индийского заказчика?
– Да даже те, у которых есть офисы – они как-то через Кипр деньги заводят, а налогов практически не платят.
– О каких налогах мы говорим? Давайте возьмем условный «Дата Орт», в котором работает 1000 человек: у них внешний заказчик, они гоняют через оффшоры, получают заказ, прибыль и все остальное. Мы что в этом случае не получаем? Мы получаем, но они оптимизируются по налогу на прибыль. Имущество у айти-компании есть? Нет. С чего они налог на имущество платить будут? Налог на прибыль – да, в этом, наверное, их можно обвинить. Но 1000 человек, которые там работают и получают среднюю зарплату по 100 тысяч рублей – они куда это девают? Которые сидят здесь, в Воронеже, которых вы называете черные, серые, грязные и все остальное? Они куда эти деньги девают? Нет, вы ответьте! Они идут в магазин, в кафе...
– Судя по тому, что в Воронеже денег нет, я не знаю, куда они их девают... Под матрас.
– А в Воронеже денег нет?
– Вообще да. К нам даже Wheely не заходит (сервис для заказа премиальных авто с водителями, работает в Париже, Лондоне, Москве, Санкт-Петербурге, Сочи, Казани, Екатеринбурге, Краснодаре и Перми – прим. ред.). Такси «Эрмитаж» у нас умерло.
– Интересный показатель. Да, лакшери сегмент, наверное... Я бы другой пример привел – что у нас в Яндекс.Такси нет бизнес-класса. Спроса на это нет, видимо.
– И куда в таком случае эти люди тратят 100 тысяч?
– Они замечательно ездят на Комфорте+, ходят в хорошие рестораны и едят вкусную еду, наслаждаются воронежским климатом и воронежскими красотами.
– Вы работали в МТС достаточно долгий срок, в чем плюсы и минусы работы в крупной корпорации и в правительстве?
– В крупной корпорации зарплаты другие, выше. Одна из причин, почему тогда принял решение – потому что здесь горизонт ответственности шире, а там категорически уже. Несопоставимые вещи. А денег платят намного меньше.
– Ряд политологов разделяет правительство Воронежской области на «две башни». В первую, так называемую команду губернатора Александра Гусева, по их словам, входите вы, Виктор Логвинов, Владимир Попов, Сергей Трухачев и Виталий Шабалатов. Ко второй, относительно оппозиционной, относят Сергея Соколова и Александра Щукина. Действительно ли существуют такие кланы? И если да, то нормально ли такое положение вещей?
– Я правильно понимаю, что, по мнению политологов, Щукин не входит в команду губернатора? Дальше даже обсуждать нечего. Я не знаю, что такое «башни».
– Кланы, которые соревнуются между собой за влияние.
– Я, сидя в этом кабинете и имея свою зону ответственности, ни с кем из своих коллег сегодня не соревнуюсь. Более того, Шабалатов, Трухачев, Логинов – они тоже со мной не соревнуются. У нас есть четко разграниченные зоны ответственности. Проблемы начинаются, когда пытаются банку воды поделить пополам, когда непонятно кто за что.
– Здесь немного в другом вопрос – в зонах влияния двух таких группировок.
– Мне кажется, их просто пытаются искусственно сформировать. Соколова там обвиняют во всех смертных грехах, дескать, то он губернатору подножки ставит, то еще что. Я вижу, что он делает, за что отвечает, что докладывает губернатору, что с него губернатор спрашивает. Где он там кому палки в колеса ставит? Мне кажется, это попытка желаемое выдать за действительное, какие-то конспирологические вещи. Я не исключаю, что у кого-то лучше отношения, у кого-то хуже, с кем-то рабочие конфликты происходят – это жизнь, как и в любой организации. Понятно, почему здание правительства вызывает столько интереса. Мы же не будем про аппарат кофейни говорить, что у них внутри между официантами происходит – а здесь да, известные фамилии. Классно сказать, кто куда поехал, на какую машину сел, с кем сфотографировали, с кем дружит или не дружит.
Сейчас взаимоотношения заместителей губернатора более открытые, чем в предыдущем составе команды. Раньше были те, кто держался своей кучкой. Сейчас совершенно нормально, когда какие-то человеческие моменты присутствуют.
– А раньше – это во времена Алексея Гордеева?
– Да.
– Хотите сказать, что Александр Гусев всех объединил?
– У Алексея Васильевича было больше регламентированности, какие-то статусы были... Сейчас более демократично – именно как команда. Ощущения у меня такие.
