Воронеж. 24.10.2019. ABIREG.RU – Эксклюзив – История жизни Анатолия Чекменева чем-то похожа на сказку: пришел на завод простым рабочим, через некоторое время возглавил производство – и вот уже четверть века руководит этим беспокойным хозяйством. Вот только события этой истории далеко не всегда были сказочными. Анатолий Николаевич не любит жаловаться на жизнь, но и сглаживать острые углы тоже не привык. О попытке рейдерского захвата предприятия и угрозах семье, о кадровых просчетах и управленческих талантах, о партнерах по бизнесу и своем будущем преемнике президент «Рудгормаша» побеседовал с корреспондентом «Абирега» накануне сегодняшнего 65-летия господина Чекменева.
– Анатолий Николаевич, вы во многих жизненных ситуациях показали себя как руководитель-борец.
– Почему вы решили, что я борец? Хотя да, борьбой я занимался – в детстве, лет в 12. Не знаю, просто у меня есть свои принципы, свои устои, которых я придерживаюсь. Как меня родители воспитали, так и живу.
– Откуда у вас такие управленческие навыки? Вы же начали свой путь простым рабочим, учеником токаря. А в итоге – руководство таким мощным предприятием! Кто был вашим учителем?
– Я не знаю. Жизнь, наверное, научила. Я с 12 лет рос без отца, на улице. А знаете, что такое на улице расти? Конечно, про улицу я условно говорю, крыша была над головой. Но когда одеться не во что, есть нечего, тогда приходилось выживать разными способами… Воровать доводилось. Не потому что какие-то низменные потребности были – надо было воровать уголь, потому что если не своруешь уголь, то через два дня замерзнешь, топить нечем...
Потом в 16 лет я на табачной фабрике работал, мама меня по блату устроила. Я два месяца отработал грузчиком на складе готовой продукции. Грузчик на складе– это где-то 23-25 тонн табака в день на плечики – и вперед! Там получил какие-то деньги, смог одеться. Спорт, конечно, многое дал. Если стремишься к чему-то важному, тут надо уметь и зубы сцепить…
– А какой период в судьбе «Рудгормаша» был, пожалуй, самым простым?
– Управлять этим предприятием никогда не было легко. В любой исторический момент есть свои трудности. Мне кажется, когда я сам работал в цехе, в 70-80-х годах, – вот тогда и было легко. А самыми тяжелыми были 90-е, середина, с 93-95-го и до 99-го, вот эти пять-шесть лет.
– С чем это было связано? Власть не помогала?
– Власть особо никогда не помогала. Да и слава Богу: как начнут помогать, так все кувырком идет… Безденежье тогда было полное. Помню, в 96-м году почти до 90% был бартер – часы, весы, тросы, велосипеды, куртки и прочее. Считаю, те времена были самыми тяжелыми.
– Не было свободных денег?
– Их вообще не было, денег. За электроэнергию мы должны были за год! По зарплате где-то восемь-девять месяцев задолженность была, налоги – где-то около 300 млн рублей. Кредит тоже свыше 300 млн был, где-то 320-340 млн. Честно говоря, тяжело сказать, за счет чего выжили. Наверное, достаточно грамотно сумели построить политику сбытовую и маркетинговую. За счет чего тогда можно было получить деньги? За счет экспорта. А мы за советское время где-то около 160 буровых станков поставили в Индию. А они требуют замены – раз, запасных частей – два, вот так за счет Индии и выуживали средства.
А потом совпало так, что в это время как раз был объявлен тендер Мирового банка на переоснащение угольной промышленности. И мы влезли в этот тендер, сумели выиграть его. И не только выиграть, но и выполнить – около 11 млн долларов мы тогда получили.
– Этот тендер, получается, спас предприятие?
– Да, мы нашли выход из ситуации. Работали тогда круглые сутки в буквальном смысле.
– Да уж, «весело» вы жили в те годы…
– Самыми «веселыми» были 2008-2010 годы – когда все на нас ополчились: и силовики, и воронежские власти… Вот у нас в Конституции написано: человек не может быть признан виновным, пока не будет решение суда, вступившее в силу, которое его признает виновным. А тут целый завод, платящий налоги, объявили шайкой преступников! Это нормально?! Или вот было негласное указание: Чекменева в больницы не принимать! Если только концы отдаст – труповозку к дому вызвать. Это тоже нормально?! Или когда обыск пять часов шел, а двое детей несовершеннолетних ночью все это время стояли под автоматами – это, может, нормально?!
– Почему было давление со стороны властей? Чего они от вас хотели?
– Был заказ из Москвы: отобрать предприятие. Они прямо говорили: либо это будет наше имущество, либо останется один пепел, мы все уничтожим.
– Как вам удалось выстоять?
– Выжили только благодаря хорошим личным связям. Некоторые бизнесмены верили на слово, т.е. могли дать 50-100 млн просто под честное слово.
– Они знали реальную ситуацию или просто верили?
– Знали и ситуацию реальную, и меня хорошо знали, не одно десятилетие знакомы были, поэтому выкарабкались.
– А сейчас какие стратегические задачи у предприятия?
– У нас на сегодняшний день около 40% продукции – это экспорт, 60% реализуем внутри страны. Мы участвуем в больших программах по переоснащению золотодобывающей отрасли Узбекистана, уже третий год мы поставляем туда оборудование, общий объем поставок за это время составил около 2,5 млрд рублей. Другой наш стратегический партнер – «Уралкалий», поставляем ему погрузодоставочные машины. Плотно работаем со Стойленским, Лебединским, Михайловским ГОКами по разным видам техники – и по обогащению, и по буровым станкам.
В последнее время мы начали выпускать новые виды техники, которые никто на пространстве экс-СССР, кроме нас, не выпускает. Полагаю, что этот год и следующий на данном этапе прорывными будут для нас.
– За счет новых контрактов?
– Нельзя сказать, что новые контракты – это наши традиционные потребители. Это так называемые прямые длительные хозяйственные связи, которые строятся на взаимовыгодных основаниях – где-то на доверии, где-то это связано с предоплатой. Нам уже начали платить достаточно серьезные деньги по предоплате. Могу сказать, что у нас на сегодняшний день, за небольшим исключением, заемных средств практически нет.
– Вообще нет?
– Есть, но в наших объемах это мелочь – чуть больше 100 млн. Для сравнения: в этом году у нас выручка будет 2,7-2,8 млрд без НДС.
– С налоговой вы, говорят, «воюете»?
– Проблема в том, что по одному из предприятий, которые с нами юридически не связано, возникла задолженность, мы реструктуризацию не можем с ними подписать. Они не хотят подписывать.
– Кто, налоговая не хочет реструктуризации?
– Налоговая, да.
– А почему?
– Спросите там у них, почему. Я надеюсь, что мы все-таки найдем пути решения.
– С кем еще «воевать» приходится?
– С братьями-белорусами вот тоже «воюем». Увели у нас технологию – конструкцию на буровые станки и вагоны погрузодоставочные. И сами теперь у себя открыли их производство, демпингуют теперь.
– Поставляют в Россию?
– Конечно. Мы сейчас судимся, уже есть предпосылки, что придется им штрафы заплатить, может, чисто символические. Но самое главное, что предприятия, купившие контрафактную продукцию, будут обязаны ее утилизировать или уничтожить. Неприятный момент для наших партнеров, но что делать…
Впрочем, как я уже сказал, мы выходим сейчас на новый уровень техники. Конструкция, которую они выпускают, думаю, года через три-четыре устареет, мы ее выпускать уже не будем. Технологию мы сейчас меняем в буквальном смысле: сейчас заключаются первые контракты, около 500 млн рублей мы вкладываем в изменение технологии. Это будет металлообрабатывающее оборудование. Рассчитываем уложиться в период до 2022 года. Мы будем, я думаю, увеличивать объем выпуска товарной продукции, в том числе увеличивать ассортимент, номенклатуру.
– До какой цифры хотите увеличить?
– Если сейчас выручка составляет 2,8 млрд, то на следующий год мы закладываем себе в планы 3,5 млрд рублей.
– Насколько будет востребовано это новое оборудование?
– Наше оборудование работает везде, где добываются в сухом виде полезные ископаемые. Это железная руда, уголь, золото, цветные металлы, алмазы и т.д. То, на чем держится бюджет государства.
– А кто ваши основные конкуренты?
– Американцы. Китайцы в последнее время начали подниматься.
– Это на мировом рынке. А если в России?
– Белорусы. В России – Копейский завод, Ижора. Пока вот так.
– За счет чего вам удается успешно конкурировать?
– Прежде всего, за счет того, что есть сильные конструкторские наработки на будущее. Мы понимаем, что нужно делать и как нужно делать для отрасли. Хотя у нас, к сожалению, получилось так, что года два назад большой отток случился из числа конструкторов. Мы сами сделали ошибку в работе с кадрами. Из конструкторского отдела ушел костяк – 5-6 человек ведущих инженеров, конструкторов.
– А они куда ушли?
– Создали самостоятельное предприятие. Мы с ним сотрудничаем, кстати говоря: они нам делают один из проектов. Действительно, ребята умные, толковые. Мы довольны.
– Сейчас сколько у вас работников?
– Сейчас 1,2 тыс. человек работают на площадке.
– Есть задолженность по заработной плате?
– Локальные задолженности бывают. Иногда возникает кассовый разрыв, но больше месяца-двух, как правило, не бывает.
– Какова у вас средняя заработная плата?
– Скажу так: мы в рынке – 38-40 тыс. рублей.
– А если брать само предприятие – готовите себе преемника?
– Я сына готовлю, я не скрываю этого. У меня старшему сыну в декабре будет 21 год, он учится в Шотландии. С 15 лет работает у меня на заводе, начинал в литейном цехе. Он с завода не вылезает, каждые каникулы у меня здесь работает, прошел все цеха практически. Он людей знает, и его знают люди.
– А на кого он учится?
– Он математик. Через четыре года он вернется в Россию и сможет приступить к постоянной работе.
– Но у нас в России такая переменчивая жизнь… Не пугает это его и вас?
– Нет, не пугает. Я еще раз говорю: парень получает одно из лучших образований в мире. Это математические методы моделирования, математические методы управления промышленным предприятием. Т.е. учится тому, с чем будет сталкиваться, чем будет управлять на основе самых современных методов.
– А почему он учится не в России?
– Качество российского образования, как и качество медицинского обслуживания, с каждым годом все ухудшается – это раз. А во-вторых, я могу сказать: в свое время, в 2013-2014 годах, ко мне пришли и сказали: убирай сына из страны, иначе сильно пожалеешь. И я его убрал из страны. Его судьба была решена в буквальном смысле за два месяца, наверное.
– Вам, кстати, как предприятие досталось? Можете рассказать в двух словах хотя бы?
– Если бы кто-то мне за полгода до того, как я вошел в этот кабинет, сказал, что я стану здесь руководителем, я бы рассмеялся ему в лицо! Абсолютно случайно все получилось. Меня выбрали акционеры. Я попросил контракт на один год. Через год пришел на собрание акционеров, говорю: вот были мои обязательства, они все выполнены, если вы мне доверяете, то прошу контракт продлить еще на три года. Через три года я пришел и сказал: все то, что мы намечали, мы сделали. После этого попросил контракт, как положено, максимальный срок – на пять лет.
– У акционеров?
– Да. А когда начался наезд на предприятие (а он длился не один год), я собрал основных акционеров и сказал: если мы «колхозом» так и будем руководить, то через какой-то небольшой промежуток времени завода здесь не будет. Я считаю, что я смогу выстоять, меня никто не сломает. Мы тогда договорились, где-то что-то я купил, в общем, акции были сконцентрированы у меня в руках. Все.
– Какие еще крупные проекты вы реализуете?
– Мы только недавно, в прошлом году, закончили один из проектов. Он еще длится, но в основном мы его закончили. Это проект по энергообеспечению предприятия от федеральных сетей. Это достаточно длительный и интересный проект. Возможность такую имеют всего лишь два предприятия в Воронеже, одно из них – мы. Этот проект стоил нам 25 млн рублей. Небольшой проект, но достаточно интересный, дает существенную экономию в энергосоставляющей структуре себестоимости. Также мы в конгломерате с несколькими предприятиями России участвуем в ремонте четвертой доменной печи НЛМК.
– Каков ваш объем в этом проекте?
– Там по сегментам разделено. Общестроительные работы ведут одни, мы ведем оснащение оборудованием – весовым, обогатительным, все то, что связано с этим. В этом направлении мы являемся генподрядчиком.
– Тендер выиграли?
– Да. Для нас это новые инжиниринговые исследования, совместное ведение работ, все же нужно подсоединить по срокам, по отладке.
– А доля госзаказов есть у вас?
– К счастью, нет.
