Воронеж. 26.01.2018. ABIREG.RU – Аналитика – Кристально чистое производство – это лучшее, хотя и каламбурное, определение работы «ВЗПП-Микрон». То есть условия производства на предприятии идеально чистые – даже пыль сюда не садится, а производят здесь кристаллы. И совсем не Сваровски. Корреспондент «Абирега» поинтересовался у топ-менеджера, когда мы догоним и перегоним Китай и почем будет русский нанометр.
– Сергей Анатольевич, вы приезжаете работать в Воронеж не впервые. Каким ветром вас снова сюда занесло?
– В общем, да: ветер у меня с завихрениями идет. Я родом из Пензы, окончил Пензенский технологический институт по специальности «инженер-системотехник» и начинал работать программистом в секретном НИИ, занимающемся системами связи, провел там пять лет. В 2000 году здесь же, в Пензе, я прошел президентскую программу переподготовки для управленцев. После чего ушел работать в телекоммуникационный бизнес.
В Воронеж в первый раз приехал еще в 2007 году, я тогда возглавлял дирекцию МТС по Воронежской области. Вообще, у меня общий стаж работы в телеком-индустрии свыше 15 лет. Из Воронежа я ушел работать в «Билайн» – возглавлял «Билайн» в Липецке и Тамбове последние семь лет. Но после того, как в головной компании «Вымпелком» начались структурные реформы и они отказались от должностей директоров подразделений, я решил уйти. Здесь появилось новое предложение – возглавить завод «ВЗПП-Микрон». Мне оно показалось весьма интересным, и ветер вернул меня в Воронеж. Это было в ноябре 2016 года. Я был принят на работу сначала первым заместителем генерального директора, а в апреле 2017-го стал генеральным.
– О вашем предприятии СМИ пишут довольно редко. Давайте восполним пробел. Насколько я понимаю, в советские времена вы были частью большого объединения «Электроника», которое, по сути, распалось вместе с Советским Союзом. Когда возник завод полупроводниковых приборов?
– ВЗПП был построен в 1957-1959 годах на месте недостроенной швейной фабрики. Основной продукцией были диоды, транзисторы, интегральные схемы. Научно-производственное объединение «Электроника» возникло путем объединения ВЗПП, конструкторского бюро и НИИ в 1976 году. В НПО «Электроника» позже вошли новые воронежские заводы «Видеофон», «Процессор» и нововоронежский «Алиот». Половина левого берега Воронежа была занята предприятиями, входившими в это объединение. «Электроника» была знакома каждому советскому человеку по одноименным магнитофонам, а затем и видеомагнитофонам. Хотя магнитофонами продукция НПО, как вы понимаете, не ограничивалась.
В лихие 1990-е всё это развалилось на отдельные предприятия, часть заводов остановилась из-за невостребованности продукции или долгов. Сейчас в квартале, очерченном Ленинским проспектом, улицами Минская, Димитрова и Старых Большевиков, находятся сразу три бывших подразделения «Электроники»: наш «ВЗПП-Микрон», «ВЗПП-Сборка» и НИИ ЭТ. У всех разная структура собственников, но при этом «ВЗПП-Сборка» является нашим основным клиентом, делающим из наших кристаллов ПЛИСы (программно-логистические интегральные схемы). Это такой квадратик с кучей контактов и выводов, программируемый – достаточно сложная современная разработка.
– Как сложилась судьба ВЗПП в постсоветское время?
– Надо сказать, нашему заводу в сравнении с другими предприятиями «Электроники» сильно повезло. Перед самым развалом Союза, где-то в 1989-1990 годах, благодаря тому, что министром электронной промышленности СССР был наш земляк, на заводе при помощи финнов была построена так называемая «чистая комната». Это была последняя и по факту возведения, и по техническому оснащению «чистая комната» в СССР. Ее площадь где-то 2 тыс. кв. м – один этаж производственного корпуса на углу Ленинского проспекта и Минской. «Чистая комната» – это помещение с определенными требованиями к пыли, микроорганизмам, влажности и т. д. В ней стоит специальная система вентиляции. Такая «комната» используется для сборки высокоточных изделий и характеризуется минимальным количеством частиц, которые оседают на продукции. Работать тут можно только в специальной защите. С 1990-х, когда завод, по сути, разваливался, а часть помещений продавалась, «комната» простояла законсервированной в упаковке до 2004 года, когда предприятие вошло в зеленоградское объединение «Микрон», специалисты которого приехали в Воронеж и запустили «комнату» в работу. Надо отдать должное тем руководителям завода, кто не дал разворовать это ценное оборудование в тяжелые годы.
– Итак, новая история ВЗПП началась с объединения с «Микроном»...
– Да, произошло это в начале «нулевых». Огромную роль в том, что ВЗПП ушел под крыло «Микрона» (100% завода принадлежит ПАО «Микрон»), сыграл самый известный в России специалист по полупроводникам академик РАН Геннадий Красников. Он является гендиректором зеленоградского НИИМЭ (молекулярной электроники) и председателем совета директоров «Микрона». Сам «Микрон» входит в АФК «Система», основной акционер которой Владимир Евтушенков довольно много инвестировал в развитие российской микроэлектроники. Часть оборудования после этого нам завезли из Зеленограда. Сегодня на заводе работают 950 человек, из них 450 – непосредственно на кристальном производстве, в самой «чистой комнате» – 150 человек. Плюс 80 человек в конструкторско-технологическом отделе.
– Как она выглядит – это действительно одна большая комната?
– Она скорее напоминает конвейер длиной 800 м. Есть изолированные боксы – герметичные зоны, в которые можно войти только в определенной защите, в халатах, масках и после обязательного обдува.
– Каков объем и номенклатура выпускаемой вами продукции? Куда ее поставляете?
– Главная наша продукция – выращенный на кремниевой пластине кристалл с заданными параметрами. Кристальное производство – это первооснова микроэлектроники. Мы выпускаем около 3 млрд кристаллов в год, из них только 300 млн штук остается в России – остальные идут на экспорт.
Еще одно направление, которым мы занимаемся уже пару лет, – программа импортозамещения, субсидируемая Минпромторгом. Это ОКРовские работы. Мы, как правило, в них не целиком делаем какое-то конечное изделие, а опять же участвуем в составной части. В нашей зоне ответственности изготовление кристаллов для конкретной микросхемы, другие предприятия это уже собирают. Сборщиком может выступать как подмосковный «Микрон», так и «ВЗПП-Сборка».
– Можно поподробнее для профанов о производстве полупроводников. Как я понимаю, сначала берется кремниевая пластинка, а на нее наносятся или выращиваются кристаллы, обладающие определенной проходимостью тока. Сколько длится весь производственный процесс?
– Сам процесс длится от 20 до 40 дней, но это не значит, что он непрерывный. Сначала берется так называемая кремниевая эпитаксиальная подложка. Эпитаксия – это наращивание одного кристаллического материала на другом, это основной технологический процесс производства полупроводников и интегральных схем. В процессе производства путем сложных химических процессов выращиваются маленькие кристаллы по заданным параметрам, затем пластина с кристаллом проходит 5-6 различных участков, на каждом из которых с ней производится до 10 различных операций. Есть диффузное отделение, есть газофазный участок. В кремнии вытравливаются определенные канавки, рисуется какой-то слой, потом заливается определенный эпитаксиальный слой, т. е. на нем формируются площадки и узлы, потом формируются контакты. В производстве используются и водород, и азот, и множество разных кислот. Достаточно сложная цепочка: у нас используется более 500 единиц разного оборудования. Производство автоматизировано: на входе вставляется чистая пластина, на выходе получаем некий первоэлемент с заданными параметрами – диод, транзистор, тиристор или интегральную микросхему размером кристалла 2 на 2 мм. На пластине блоков или модулей может быть несколько.
Работаем круглосуточно и непрерывно в три смены. Единственное, у нас есть технологические остановки, мы останавливаем производство два раза в год на 2-3 недели. Например, на новогодние праздники. Частично люди уходят в отпуска. За это время мы решаем какие-то профилактические вопросы: что-то отремонтировать, модернизировать, запустить. Мы не являемся производителем конечного продукта для массового рынка. Наш рынок – B2B. Мы работаем либо с дистрибьюторами, которые перекупают и свою маржу на этом получают, либо с предприятиями и фирмами, которые занимаются производством более сложных изделий: либо корпусируют их, либо получают более сложный продукт, который применяется в самых разных целях.
– Считается, что Россия сильно отстала от лидеров рынка микроэлектроники. Ведь вашу микросхему в современный смартфон не всунешь.
– В смартфонах используются разные микросхемы разных производителей, потому что для каждой функции нужна своя микросхема определенного размера и назначения. Мировые лидеры микроэлектроники выпускают микросхемы размером 28 нанометров, в зеленоградском «Микроне» освоена технология в 90 нанометров, а у нас на заводе – в 1 микрон, то есть 1 тыс. нанометров, и все они находят свое применение в современном мире. В любой бытовой или осветительный прибор, в телевизор, панель управления, в цепи приборов питания наши полупроводники вставляются легко, в том числе они используются и в современных смартфонах. Но тут другая проблема – в старых технологиях есть определенные ограничения. Нельзя, например, сделать диод Шоттки (а это один из основных наших продуктов) с вольтажом более 300 вольт. А сейчас для силовой электроники нужны более мощные полупроводники, которые бы держали 2000 вольт. В той старой технологии, в планарной, этого сделать нельзя. Нужен новый уровень производственного оборудования или новое поколение приборов, которые требуют для освоения других производственных площадок. И хотя мы не в группе лидеров по освоенной топологии кристаллов, у нас есть своя ниша.
Почему наша продукция так востребована в Азии, хотя Азия по некоторым направлениям микроэлектроники ушла далеко вперед? Им невыгодно строить такие предприятия, как наше, – инвестиции никогда не окупятся. Проще покупать продукцию. Причем они берут фактически полуфабрикаты – большие пластины – и уже на месте режут на конечную продукцию. Уровень требований заказчиков, кстати, растет. Раньше, например, на одной неразрезанной пластине можно было поставлять один вид продукции по заданным параметрам, а сейчас они могут делать заказ на несколько видов одновременно. Кстати, и на «Самсунг» наша продукция попадает, правда, через посредников. Отбор там очень тяжелый, и напрямую отобраться сложно.
– Что собой представляет российская отрасль микроэлектроники? Кто основные игроки, какова емкость рынка?
– Емкость мирового рынка микроэлектроники – 340 млрд долларов, российского – около 40 млрд рублей, но это в конечных изделиях. Само кристальное производство значительно скромнее. Лидером российской микроэлектроники, безусловно, является «Микрон», у которого есть заводы в Зеленограде и Воронеже. Все остальные игроки рынка значительно мельче. Среди крупных игроков для российского рынка можно отметить минский завод «Интеграл». Мы, кстати, ездим к белорусам обмениваться опытом. Не только, конечно, к белорусам – чаще к китайцам, в Шэньчжэнь, где расположена штаб-квартира Huawei, и в Гонконг.
– Расскажите о вашей работе в плане программы импортозамещения.
– На сегодняшний день в нашей стране используется очень большое количество импортной электроники, что создает определенные риски. Минпромторговская программа импортозамещения в микроэлектронике действует более двух лет. Задача – создать к 2020 году электронную компонентную базу, не уступающую мировым аналогам, а к 2025 году – выйти на новый технологический уровень. Вначале был полностью проанализирован объем импорта в отрасли. Получилась огромная «портянка» из нескольких сотен наименований. Из них был выбран Топ-100 продукции, пользующейся наибольшим спросом или наиболее востребованной, и теперь ведутся разработки аналогов этой продукции. Процесс этот небыстрый – нужно провести разработку, тестирование опытных образцов. Без участия государства отрасль в этом направлении развиваться не сможет. Маржинальность в микроэлектронике минимальная, и рисковать и вкладывать в проекты окупаемостью в 10 и больше лет, да еще и с неопределенным будущим ни один бизнесмен в России не будет. Проще вложиться в животноводство, например, или в банк под проценты положить.
– В вашей сфере должны быть высокие требования к персоналу. Каковы зарплаты на предприятии? Как готовите кадры?
– Средняя зарплата около 25 тыс. рублей, но это, как говорится, средняя по больнице. У тех, кто связан с основным производством, технологов и конструкторов – от 30 тыс. до 45 тыс. рублей. Мы тесно сотрудничаем с двумя вузами – исторически с политехом, который теперь называется опорным вузом, и с ВГУ. Ежегодно из каждого из этих вузов у нас проходит практику по 20-30 студентов со специальностью «электроника». С ВГУ мы договорились, что будем участвовать в приеме выпускных экзаменов по этой специальности, будем вводить в учебный план определенные предметы, которые нам интересны. Речь идет о физическом факультете ВГУ и кафедре физики твердого тела и наноструктур, а также кафедре электроники. У нас было там несколько проектов, студенты с преподавателями делали определенные, интересные нам научные разработки, которые мы частично финансировали. На выходе получались какие-то патенты на изделия. Но главное, у выпускников появлялся интерес к нашему предприятию. Сегодня у нас работает много выпускников. Молодежь приходит, потому что видит здесь перспективу профессионального роста.
– В одном периметре и в одной «теме» с вами работает входящий в состав госконцерна «Созвездие» НИИ ЭТ, и там, насколько мне известно, уровень зарплат персонала значительно, если не сказать в разы, выше, чем у вас. С чем связана такая диспропорция?
– Все-таки НИИ – это не производство, а скорее, большая лаборатория. Технологический цикл на НИИ ЭТ примерно такой же, что у ВЗПП, только в миниатюре. Они могут сделать, например, партию в 10 пластин для какого-то конкретного прибора. И оборудование закупается за бюджетные средства, а у нас заказ на 1 тыс. пластин пришел – конвейер включился в работу, куда разлетятся наши изделия, мы можем и не знать. Вопрос именно в массовости, в выполнении срока заказов. У НИИ ЭТ нет производственных рабочих. У них персонал – в основном разработчики. Естественно и логично, что уровень зарплат там выше.
– Как у вас происходит обновление номенклатуры производимой продукции? Много ли новинок осваивается?
– Если сейчас взять все возможные номиналы изделий массового серийного производства, это больше 400 наименований. За прошлый год мы освоили порядка 10 новых изделий. Часть номенклатуры уходит из ассортимента из-за отсутствия заказов, но, если появляется заказ, мы можем тут же возобновить производство такого изделия.
– Каким вам видится вектор развития вашего предприятия?
– Логику нашего развития имеет смысл рассматривать в связке с развитием всего «Микрона». В середине «нулевых» и где-то с 2005 года был бум экспортных заказов в Корею и Китай, с которым Зеленоград попросту не справлялся. Нужны были однотипные производственные площадки, чтобы обеспечить бесперебойность и поток. Так что сегодня в перспективе именно наращивание производства на воронежской площадке за счет перебрасывания оборудования из Зеленограда в Воронеж. Естественно, перебрасывают нам более старое оборудование, а сами сосредотачиваются на новых направлениях и разработках.
– Когда в России, а лучше в Воронеже, появится свой Huawei?
– Сложно сказать. Для этого, во-первых, нужны культура потребления и культура производства. Во-вторых, четко прописанные правила игры на рынке, которые бы не менялись много лет, и, соответственно, роль государства в развитии отрасли. В том же Китае развитие производства выше на уровень по сравнению с тем, что мы имеем на ВЗПП, который по основному своему назначению – лишь сборочная площадка. Но и роль государства в развитии микроэлектроники в Китае гораздо выше, чем в России. В Китае, если ты инвестируешь в микроэлектронику, тебе не только бесплатно выделяют землю, но и создают инфраструктуру за бюджетный счет. Грубо, это 1 млн долларов на строительство сборочного производства. У самого бизнеса затраты на инфраструктуру остаются минимальные. Главная задача – купить «железо» и оборудование и запустить производство на подготовленной площадке. Кроме того, в Китае есть большая дотация на электроэнергию, на налоговые льготы для новых производств. Если у нас такая база будет работать, тогда можно будет говорить о каких-то прорывах. Но тут мы опять попадаем на тему санкций. То есть надо начать самим делать оборудование, которое было бы самодостаточным. Так в советское время и делалось, был замкнутый цикл производства, в котором не было импорта. Почему советская электроника была развита? Потому что всё: холодильники, телевизоры и т. д. – базировалось на отечественных микросхемах. Сегодня мы стоим перед выбором: остановиться в этом направлении, получить эффект болота и в перспективе остаться безо всего или развивать отрасль микроэлектроники опережающими темпами.
– Что нужно, чтобы у нас свой Стив Джобс появился?
– А нужен ли Стив Джобс в России? У нас, по-моему, достаточно много разных умов, о которых мы не так много знаем. Есть в отрасли российской микроэлектроники и академики, и разработчики, которыми можно и нужно гордиться. Например, академик Геннадий Красников, главный российский специалист по электронной компонентной базе. Он, если вы знаете, баллотировался в президенты академии наук, занял третье место, получив почти 500 голосов академиков. Вопрос не в светлых умах, которые есть, а в сложности конкуренции с дешевизной китайских товаров.
– Вы один из немногих в Воронеже руководителей крупного предприятия, который много и активно ведет себя в социальных сетях, даже персонал набираете через «Фейсбук»...
– Знаете, 15 лет в отрасли телекоммуникаций, видимо, не прошли даром.
